— Славно пор-работали! — Карамора энергично потер руки. — Мы эти племена развивали-развивали… — он сделал скрюченными пальцами несколько встречных завинчивающих движений.
— Кстати, что предложит медицина в борьбе с мухами? — поторопился с вопросом Шкворень.
— Намазать потолок и стены клеем. Так, кажется, делали в прошлом.
— А потом?
Пыжас задумался:
— Точных данных не сохранилось. Видимо, надо организовать вектор искусственной гравитации перпендикулярно намазанной поверхности,
— Ага… — сказал капитан. — Остроумно, черт побери. Молодцы были предки. Но где взять столько клея? — Он начал кусать ноготь.
— Мокасин, — обратился Сумерецкий, наливая себе из графина, — а зачем вы возитесь с этими отсталыми цивилизациями?
Карамора, чье почти завершенное рекондиционирование еще не улеглось, ответил невпопад и с обидой в голосе:
— А чего они!..
Из всех способов борьбы с космическими насекомыми был выбран один. И это оказалось неизбежным. Ибо коридорная облава верхом на транспортных складских киберах, с улюлюканьем и засадой, предложенная неугомонным Мокасином, была сложна как организационно, так и технически. Впрочем, не лишена известной романтики.
Было решено поднять в корабле давление, всем хорошенько пристегнуться, открыть все двери, а затем открыть главный грузовой люк, чтобы мух выдуло в космос. Заодно и от мусора можно избавиться. Этой части операции был очень рад завхоз звездолета Псой Карлович. Он радостно перемещался по кораблю, снабжал особыми алыми бирками ненужные вещи и что-то отмечал в блокноте. Сложнее было закрепить все нужные вещи, чтобы потом не собирать их по Солнечной системе. Тонкость была в том, что каютные фиксаторы были рассчитаны на стандартные предметы, полагающиеся по уставу: зубная щетка, мыльница, томик Устава. Все остальное формально являлось контрабандой. «Муромец» был грузопассажирским кораблем, но при наличии на борту капитана Никодима Шквореня дисциплина на нем была почти такая, как на крейсере «Мандраж» в период военных действий.
Особенно бережного обращения требовали сакраментальные макароны, коими были забиты ангары и хранилища.
Закрепив все, следовало отключить искусственную гравитацию, оставив ее лишь у грузового люка, куда под собственной тяжестью должны были стечься мухи. А затем — нажать на красную кнопку.
Объявление капитана по громкой связи вызвало панику у пассажиров и части экипажа, не присутствовавшего на заседании штаба. На полчаса все места, требующие постоянного присутствия человека, опустели — все бросились по каютам спасать нужные вещи, о которых Устав не упоминал.
С особо ценными экземплярами некоторые просители из пассажиров наивно явились к капитану, рассчитывая, очевидно, что Шкворень положит их в особо надежный капитанский сейф.
Шкворень с изумлением узнал, какие невероятные вещи нелегально находятся на его корабле. Раньше он мог предположить наличие мелкой контрабанды — сигарет, фляжки с коньяком, колоды карт, дартс. И особенно — еды.
Дело в том, что во избежание непредвиденных гастро-аллергических последствий во время долгого рейса, почти вся пища на корабле была пресной и чудовищно вываренной. Бортповар Федя Головоногов, балансируя на грани нарушения Устава, умудрялся баловать экипаж вкусными вещами. Борщ, конечно же, никаким борщом не был, а был похожей по вкусу питательной баландой, подаваемой на стол при темно-красном свете и на четверть включенном гипноизлучателе. Но то, что притащили капитану в каюту несколько человек, с просьбой запереть это в герметичное спецхранилище на время операции, повергло Шквореня в ступор и лишило дара речи. А люди все шли и шли. Еды несли много. Это еще можно было понять. Но как быть с материальными ценностями? Бронзовый бюст неизвестного в очках, палатка, байдарка, коллекция марок, самовар… Что с этим собирались делать на Внешних планетах?! Старинный телефон с диском и без шнура, макет египетской пирамиды, набор для гольфа… Допустим, на лыжах в принципе можно покататься по снежно-аммиачным склонам Ио, но пляжный зонт и деревянный шезлонг?! Коловорот и спиннинг?! Пружинные ботинки «кузнечик»?! Велосипед?! А двуручная пила?! Что нарушитель собирался пилить ей в космосе? И с кем?
Сначала капитан пригрозил посадить всех нарушителей-несунов на гауптвахту. Чуть позже — просто выбросить принесенное за борт. А через два часа, глядя на заваленную каюту, мог только молча отрицательно качать головой.
Лишь громадный торт (как, как его протащили на борт?!!) удостоился высокой чести и был заперт в объемистый капитанский сейф.
Торт прикатил на тележке бледный, субтильный юноша. Не поднимая глаз, тихим голосом юноша сказал:
— Я А. Б. Сурд, художник-кондитер. Наверное на Земле вы ели что-нибудь из моих творений? — Он вскинул на капитана грустные и очень внимательные глаза. — Это моя лучшая работа. Это — «Голод».
Капитан кивнул, у него что-то сжалось внутри. Капитан не мог говорить. Раньше «Голод» он видел только в репродукциях и уже тогда был потрясен. Уничтожить такое произведение искусства ни у кого не поднялась бы рука. «С другой стороны, — подумалось Шквореню, — в космосе при абсолютном нуле торт будет храниться вечно. Только там его вряд ли кто увидит и оценит».
— Все, все! — категорически замахал руками капитан, выпроваживая последнего просителя. — Остальное — в космос.
Весьма разволновался штурман Пузиков. Он кружил у дверей своей каюты, явно не решаясь на что-то отчаянное. Уж очень загнанным был его взгляд. Поход на поклон к капитану исключался. Дружили они слишком давно, чтобы Шкворень простил штурману сокрытие контрабанды, которое мог ждать разве что от зеленого стажера. Штурман Пузиков любил мидии в пряном соусе. Он их обожал. Он не мог без них. Каждую ночь, запершись в каюте, он смаковал по одной маленькой баночке, роняя на круглые щеки скупые слезы блаженства. Баночек этих у него был целый шкафчик для форменной одежды.
Мухи тем временем расплодились так, что кремовые стены коридоров «Ильи Муромца» почти скрылись под суетящимся жужжащим ковром.
Все старались как можно быстрее прошмыгнуть по коридору, кривясь от отвращения, и нырнуть в каюты, чьи герметичные двери с выдувом пока были препятствием для мух.
До окончания операции заходить в стерильные хранилища с макаронами запрещалось под страхом пожизненного питания оными. Ибо тогда пришлось бы засорить космос восьмьюдесятью тоннами мучных изделий, которые на относительных релятивистских скоростях способны доставить массу неприятностей другим кораблям. Да и вообще не хотелось поддаваться безмозглым летающим тварям, получилось бы, что они людей вроде как выживают.
Варан-мимикродон Клавочка, четвертое корабельное животное, нервничала, не в силах сымитировать на своей шкуре подвижные черные пятна на кремовом фоне. Клавочка короткими перебежками непредсказуемо двигалась по коридорам, ее было плохо видно, и в панике бегущие люди часто запинались, с удивлением оборачиваясь на пустой пол.
Бегающие глаза штурмана Пузикова увидели Клавочку как раз в момент, когда зверь в очередной раз скинул личину и с бледным поникшим видом стал различим на фоне рябой стены.
Глаза штурмана сощурились. Мефистофелевская извилистая улыбка на круглом, добродушном до наивности лице могла вызвать оторопь у кого угодно.
Штурман Пузиков оглядел коридор из конца в конец, схватил за хвост изнемогшее в художественной борьбе животное, быстро заволок к себе в каюту и запер дверь.
Раз Клавочка была корабельным животным, то для нее полагался специальный фиксатор.
Операция по очистке корабля прошла успешно. Мухи не успели забиться в труднодоступные места.
После отключения гравитации, в коридорах и каютах было поднято давление воздуха. Распахнулись все внутренние люки и двери. Черные реки, клубясь, лениво потекли к главному люку. Тот исчез. Вместо него тяжело ворочалась темная масса, похожая на черную дыру, раздираемую полями возмущений.
Капитан Никодим Шкворень проверил привязной ремень и вдавил большую красную кнопку. «Илья Муромец» дрогнул. По коридорам пронесся ураган. И стало светло, ослепительно светло.
Еще дважды нажималась красная кнопка.
После трех циклов очистки был дан отбой тревоги, защелкали замки фиксаторов и пассажиры, вертя головами, начали высовываться из кают.
Корабль блестел как новенький — исчезнувшие мухи заодно подъели весь микроскопический мусор.
Кто-то из команды уже сломя голову бежал на вахту.
Толчея в коридоре столкнула лицом к лицу спешащего из лаборатории биолога Рудимента Милашкина и группу праздно шатающихся с капитаном Шкворенем во главе. Капитан был на редкость благостен, внимательно выслушивал каждого и охотно давал пространные комментарии по поводу прошедшей операции. Группа не спеша любовалась обновленным кораблем.
Вдруг послышалось хорошо знакомое гнусное жужжание. Радостный гул голосов нестройно затих. В гнетущем молчании поскребывание и жужжание мистическим образом перемещалось вместе с проходящим мимо биологом. В руке тот сжимал спичечный коробок.
— У него там мухи! — взвизгнула Адочка Исчадьева, потерявшая во время большой чистки коробку с марципанами и цукатного зайца.
— Точно, — хмуро поддакнул Гений Переделкин, лишившийся полосатого пограничного столба с указателем «До Казимировки 900 млн. км», который он на спор с одним критиком хотел установить на каком-нибудь астероиде.
— В реактор их, немедленно! — загремел Шкворень, привычно хватаясь за бластер. — Вы соображаете?!
— Соображаю, — нагло отмахнулся биолог, подбросил коробок и ловко поймал. Мохнатая кепка его изрядно полысела, объеденная мухами. Темные очки вызывающе сверкали.
Мокасин Карамора сузил глаза, мгновенно протек за спинами стоящих к Милашкину и уже занес было руку над шуршащим коробком…
— Минутку, коллеги, — уверенным до развязности голосом сказал биолог и отступил назад, крепко отдавив Караморе ногу. Тот молча взвыл, немало удивившись, и сразу зауважал Милашкина — еще никому не удавалось не оборачиваясь провести против прогрессора такой простой болевой прием. — Капитан, это — не мухи. Это топливо для корабля.