— Что случилось?
— Я лучше покажу, капитан. Иначе вы не поверите. Это в двенадцатом трюме.
Роббинс пожал плечами: идти было недалеко. Трюмные отсеки «Рабаула» веером отстреливаемых секторов крепились к реакторной шахте.
Карго-холдер первым подошел к люку, но открывать не стал.
— Наденьте комбез и маску, капитан.
Роббинс немедленно преисполнился самых черных подозрений. «Изолирующий комбез и дыхательная маска… Гм… Значит карго намерен пройти через дезактиватор. Это еще зачем? Двенадцатый — это не седьмой, где частенько перевозятся трансгенные культуры. Откуда здесь биологическая опасность?»
— В чем дело, карго? К чему защита?
— Лучше будет, если вы сами все увидите.
Роббинс с трудом влез в комбинезон, натянул маску, не переставая ворчать про себя: «Последние три месяца выдались для Носовски тяжелыми — бесконечная возня с бумагами, фрахты, погрузки, контрольные замеры, разгрузки… Может, просто сдали нервы? Что такого опасного в трюме, где, — капитан Роббинс напряг память, — в последний раз перевозили образцы биологически активной почвы? ВанГога не жалела средств на амбициозные гидропонные проекты. И что? Дождевые черви вырвались на волю?»
Карго пропустил Роббинса вперед, тщательно задраил внешний люк.
— Смотрите, капитан.
Мощные лампы осветили гулкую пустоту трюма. Без груза он выглядел, кстати, весьма неприглядно. Бурые потеки на потускневших стенах, грязновато-серые лужицы на полу, какой-то белесый налет на…
Стоп!
— Видите? — спросил Носовски. — Вот эти белые споры?
Роббинс подошел ближе.
От самого пола вверх по западной стене поднималась буроватая корка неизвестной плесени, усеянная чешуйчатыми белыми шариками размером с полногтя. Она покрывала почти все свободное пространство стены, не менее сорока квадратных метров. Капитан отломил один из шариков. Мясистый отросток на месте скола немедленно начал розоветь.
Все признаки налицо. Как в энциклопедии.
— Агарики? — задал Роббинс риторический вопрос.
— Именно, сэр.
— Так, — капитан некоторое время молчал. — Задраить вход в сектор и опечатать. Сообщи доку, пусть поразмыслит над профилактикой. Команду надо привить, если, конечно, от этой мерзости есть вакцина. И жду обоих через час. Будем думать.
Носовский и доктор Бергер поднялись в рубку как раз в тот момент, когда капитан просматривал на экране «Справочник внеземных форм жизни».
— …так… Agarikus Rexus bisporus… Агарики ужасающие двуспоровые… малоизученная, но несомненно опасная форма внеземного паразита. По-видимому, представляет собой бурно размножающуюся плесень, способную перерабатывать практически любую органику. Заражение происходит при непосредственном контакте с инфицированной поверхностью. Вероятен перенос спор по воздуху. Скорость размножения — предположительно неограничена. Возможности нейтрализации на данный момент неизвестны.
Бергер шумно сглотнул.
— Что скажете, док?
— Я… я просмотрел справочники. Точных данных нет, но то, что вы сейчас прочитали — в целом верно. Возможно, опасность преувеличена, но… Береженого Бог бережет.
— То есть? — капитан с интересом наблюдал, как полное лицо Бергера медленно заливает румянец. Доктор не любил принимать ответственные решения.
Вмешался Носовски.
— Мы все обсудили с доком, капитан. Необходима немедленная дезактивация двенадцатого трюма.
Доктор кивнул.
— Да? — Роббинс поднялся, заложил руки за спину. — И как вы себе это представляете? Дезактивация — это, конечно, хорошо. Но там этой гадости килограмм пятьдесят. Не меньше. Куда прикажете деть отходы?
— В аннигилятор…
— Носовски, вы, наверное, забыли, что у нас коммерческий рейс? На базе бюрократы «Спейс-карго индастриз» будут изучать журнал полета едва ли не в лупу. И куда я спрячу перерасход энергии? Вы думаете, Носовски, там сидят слепцы? Не-ет, меня первым делом спросят: «Скажите, капитан, вот тут у вас указана аннигиляция пятидесяти килограмм. Чего именно?» И что я должен отвечать? Не знаю, мол, какая-то белая хрень? Да мне моментально пришьют или контрабанду, которую я сжег, чтобы уничтожить улики, или — не дай бог — убийство! Может, еще предложите остановить корабль и вышвырнуть всю эту гадость в космос? Лопатой?!
— Простите, сэр, но…
— Никаких «но»! Особенно в этом рейсе. «Спейс-карго» точит зуб на федеральную дотацию, а для этого ему нужно выглядеть максимально экономным. На аннигиляцию полсотни кило уйдет столько активного вещества, что меня съедят живьем и не подавятся!
— А что если записать в журнал внеплановую аннигиляцию… ну, скажем, — карго-холдер на мгновение задумался, — как устранение возможной биологической опасности?
Роббинс с жалостью посмотрел на него.
— Вы считаете это выходом?
— Э-э… да, сэр.
— Неужели? А про карантин вы что-нибудь слышали? База тут же объявит «Рабаул» инфицированным судном, и всех нас запрут месяца на три, если не больше. Носовски, вы хотите весь отпуск просидеть в душной стеклянной колбе и размышлять о смысле жизни? Да еще мочиться исключительно для анализов?!
Капитан бушевал несколько минут. Карго и доктор стояли молча, причем на лице последнего все явственней проступало желание убраться как можно дальше и как можно быстрее.
— Вы позволите, сэр?
Роббинс обернулся — в рубку вошел старший помощник МакКаллиган. Лицо его сияло, передвигался он чуть ли не вприпрыжку.
«Что это с ним? Ах да, он ведь еще ничего не знает!»
— Получена гиперграмма с базы, сэр. Нам предписывается прибыть к двадцать первому причалу не позже семнадцати-ноль-ноль по среднесолнечному. Принять на борт комиссию и…
— Нет, — быстро сказал капитан Роббинс. — Нет, не может быть. Только не мы. Скажите, что пошутили, Мак!
Старпом удивленно ответил:
— Гиперграмма подлинная. Дешифрована нашим ключом, вот знак. Если хотите, я могу позвать радиста Гейла, он подтвердит… господин капитан, сэр, — на всякий случай добавил МакКаллиган.
— Комиссия! — почти простонал Роббинс. — Что за невезение!
— Сэр, но вы же знаете, что по уставу любой корабль по возвращению на базу обязан пройти дезинфекцию и дезактивацию. Иногда компьютер случайным образом выбирает название корабля, и он подвергается особо тщательной проверке. Зато потом… — старпом прищелкнул языком, — премиальные, три месяца отпуска и внеочередной челнок на Землю.
МакКалиган осекся — капитан его не слушал.
— …тщательная проверка, говоришь? Знаем-знаем. На предмет контрабанды.
— Ничего запрещенного на корабле нет, сэр! Я ручаюсь за наших парней.
— Да причем здесь контрабанда! — в сердцах воскликнул Роббинс. — Что я не знаю, где, как и сколько ее обычно прячут?
— А что же еще, сэр? Люди здоровы, — МакКаллиган суеверно сплюнул, — перерасходов топлива нет, серьезных дефектов тоже, а то, что есть, мы устраним за сутки. Трюмы не наша это забота — да и они все равно пустые…
Капитан Роббинс поманил к себе старпома.
— Они НЕ пустые, Мак. Уже нет. Слышал про агарики?
МакКаллиган отшатнулся.
— Боже мой!
— Сходи на досуге в двенадцатый трюм. Вон карго тебе все покажет.
— Но как же, сэр?..
— Этого я не знаю. Зато я знаю, чем нам это грозит. В комиссию обязательно включат какого-нибудь заштатного эпидемиолога, который спит и видит, как бы сделать себе имя на громком скандальчике и вернуться на Землю в ореоле славы. А если на базе окажутся с инспекцией шишки из Всемирного Совета — пиши пропало. А они обязательно окажутся, помяните мои слова — ведь скоро перевыборы. Сенаторы землю роют, лишь бы порадеть за деньги налогоплательщиков.
На пару с эпидемиологом они сделают из нас показных мальчиков для битья. Вот так-то, Мак. Мы в дерьме по уши.
— Что будем делать, сэр?
— Пошли ответную гиперграмму. Спасибо, мол, горды оказанной честью, и все такое. И разузнай ненавязчиво состав комиссии. Не мне тебя учить.
— Понял, сделаем.
Старпом мрачно поплелся к выходу.
— И вот еще что, Мак, — Роббинс переглянулся с карго, едва заметно кивнув. — Собери-ка через тридцать минут в кают-компании всех свободных от вахт.
Люди слушали очень внимательно. И чем. дальше Роббинс говорил, тем мрачнее становились их лица.
— Всю команду упекут в самый жесткий карантин как минимум на месяц. Мы будем питаться только витаминным желе…
Повара передернуло.
— …часами просиживать в дезинфекционной камере и раз в день принимать ионный душ. Не говоря уже о прививках и поддерживающих инъекциях. На Землю мы сойдем бледными, обессилевшими, лысыми и ни на что не годными. Во всех смыслах.
— А как же портовые девочки, капитан? — уныло спросил кто-то из задних рядов.
— А никак. Они в нас быстро разочаруются. Впрочем, законные жены тоже.
По рядам пронесся стон.
— Поэтому, — Роббинс повысил голос, — в наших интересах найти выход из этой дурацкой ситуации. До прибытия на базу осталось три дня. Думайте. Я готов выслушать любые, даже самые невероятные предложения.
Весь следующий день шарики на бурой корке плесени непрерывно росли. Роббинс трижды спускался в двенадцатый трюм. Перспективы не радовали: к двадцати трем часам на плесени красовались шарики размером с детский кулачок.
Пропуская капитана через опечатанный шлюз, карго-холдер регулярно спрашивал:
— Есть что-нибудь, сэр?
Роббинс сначала просто качал головой, но в конце концов не выдержал:
— У меня в голове сумбур, Носовски. Столько бреда я в жизни еще не слышал! Слов нет, идей мне накидали предостаточно. От самых банальных до максимально идиотских. Один гений из инженерной группы даже предложил замаскировать люк двенадцатого трюма.
— Как замаскировать?
— Законопатить щели гермопастой, а потом закрасить под цвет стены. Спрятать, черт бы его побрал! Боюсь только, что в комиссии, значительно меньше кретинов, чем в моей собственной команде!
«Рабаул» тормозил. Корабль уже вошел в Систему, но с учетом всех маневров до базы оставалось еще часов тридцать лету.