– Кто же нас загипнотизировал?
– Леший его знает. Может быть, этот дядька с сумкой. Никто не знает, что в другом человеке кроется. Может, он Мессинг?
– Зачем спорить о том, что легко проверить? – сказал Чайник и произнес громко и отчетливо, явно обращаясь не к нам:
– Прошу перенести нас в Нью-Йорк, в Музей Метрополитен.
Губа не дура. В Нью-Йорк!
Будь моя воля, я попросил бы перенести меня в нашу комнату в Доме отдыха. Боялся, что бабушка не спит и беспокоится обо мне. У нее мог начаться приступ астмы. Но сказанного не воротишь. Кто-то явно услышал и понял слова Володи. Нашу комнату и нас вместе с ней несколько раз встряхнуло. Потом завертело. А затем… нас с огромной скоростью потащила куда-то неведомая сила. На Луну или в преисподнюю.
Я зажмурил глаза.
А когда я их открыл…
Я и мои друзья находились в большом зале с средневековыми христианскими скульптурами и картинами на стенах.
Неужели мы действительно в Нью-Йорке, в музее? Трудно было понять. Жалюзи на окнах были опущены.
Что-то было однако не так. Мы не сразу поняли, что…
Тут, в этом зале, полном предметов искусства, мы не были людьми. Наши души и сознание были вложены (как ручки и карандаши – в школьные пеналы) в деревянные скульптуры. Мы видели все вокруг деревянными глазами, мы могли телепатически общаться друг с другом, но не могли пошевелить и пальцем или хотя бы моргнуть.
Занесло нас в скульптурную группу «Поклонение волхвов».
Володя-Чайник оказался в молодом золотистоволосом Каспаре в красной персидской шапке. Бореньку-умного забросило в коленопреклоненного лысого старика Мельхиора с золотой чашей в руках. Я был заключен в деревянном теле чернокожего короля Эфиопии Бальтасара. Несчастная Цапля томилась в теле Богородицы.
По залу бродили посетители музея, подолгу задерживаясь у скульптур и картин. Нашу группу они тоже рассматривали долго и внимательно. Норовили потрогать. Но как только рука приближалась к деревянной плоти слишком близко – ревела сирена.
Судя по одежде и обуви, посетители музея не были советскими людьми. Говорили они между собой тихо и на разных языках, в том числе и на английском. Я понял только несколько восклицаний, вроде «какая красота» или «восхитительно».
…
Спустя какое-то время молчащая прежде Юлечка послала нам телепатический сигнал: ребята, у меня сердце в пятках, посмотрите на младенца.
– У тебя нет сердца, сестричка, как у Железного Дровосека, – проворчал Чайник.
Я не сразу понял, зачем надо было глядеть на младенца.
Ужас продолжался. Пухленький мальчик с красивой головой и умным печальным личиком на наших глазах превращался в знакомое нам чудовище. Из его глаз, ноздрей и ушей вылезали твари, похожие на угрей. Они щерили свои зубастые пасти и щетинили черную шерсть…
На картинах вместо ангелов, апостолов и Святого Семейства – показались когтистые косматые дьяволы. У некоторых из них были крылья.
Скульптуры превращались в демонов-рептилий с пятнистой кожей.
Посетители, истово крича, покидали зал.
Мы слышали клекот, шип, визг, топот мечущихся в панике людей.
Внезапно погас свет. Звуки исчезли. Несколько мгновений мы провели в темноте и тишине.
…
Обнаженная Юлечка все еще лежала на заросшем мхом могильном камне. С одной его стороны стояли Боренька и я. С другой – с охотничим ножом в руке – Володя-Чайник. Суровое его лицо походило на лицо рыцаря со знаменитой гравюры Дюрера. Боренька тоже преобразился. Его добрая еврейская мордочка превратилась в злобную карикатуру, нос вырос и упал, на нем появилась бородавка, красные клыки вылезли изо рта, глаза увеличились и напоминали глаза больной базедовой болезнью гиены.
Со мной тоже что-то случилось… хорошо, что я не видел себя со стороны.
Я ужасно хотел, чтобы Чайник наконец ударил Юлечку ножом в сердце. Жаждал увидеть, как брызнет во все стороны кровь девушки, как задрожат в предсмертных конвульсиях ее нежные бледные пальчики. Мечтал изнасиловать ее труп.
В последнее мгновение волна зла отпрянула, пришло раскаянье и просветление, и я успел закрыть своим телом несчастную Цаплю. Нож Володи вошел мне между лопаток и вышел острием на груди.
…
На следующий день мы опять встретились на пляже. Играли в волейбол и ели арбуз. А вечером танцевали дикий гопак.
Юлечка подарила мне свой цветной шарик на резинке. Будет чем заняться в свободное время!
Уколи шоколадного зайца шариковой ручкой
Сегодня первый раз привился.
Увы, вакциной АстроЗенека, которая уже несколько дней как сменила имя и называется нынче как-то совсем непроизносимо.
Прививался в прививочном центре, находящемся в бывшем берлинском аэропорту ТЕГЕЛЬ, в недоброй памяти терминале С. Не раз торчал там часами в ожидании самолета. Проклиная все на свете.
Да, да, все говорили, такси долетит до Тегеля, не заметишь, сегодня же Пасха, все сидят по домам, пьют и обжираются.
И тем не менее в центре Берлина были пробки, и меня укачало как ребенка.
Шофер рассказывал мне в пути про пророка Мухаммада. Утверждал, что он добрый и милосердный. Еще заявлял, что и Путин и Эрдоган, и даже Иран пляшут в Сирии под дудку американцев. Я не спорил, мне было нехорошо. В конце поездки шофер сообщил: «Все берлинские турки прививаются только китайской вакциной».
И предложил купить у него две баночки… всего за двести евро.
И еще мне говорили – ты только не пугайся, там будет длинная очередь перед входом в центр, но она очень быстро идет… Потерпи.
Похожая на громадную змею очередь перед входом в терминал С была, я не шучу, километра два с половиной длиной. Расходилась огромными петлями.
Два часа топтался на ледяном ветру.
Вокруг – старые люди в масках. И сотни ворон на тополях. Каркают, подлые.
Корректные надсмотрщики-арабы в желто-зеленых комбинезонах управляли движением очереди. Что-то по-своему кричали в рации. Мерзли.
Какой-то энтузиаст разносил воду. Воду никто не пил. Холодно. И непонятно, где потом…
Немцы не роптали, я кипел. Раса господ! Не могут элементарные вещи по-человечески организовать.
Ладно, отстоял свое. Судьбу не обманешь.
Вошел в терминал С. А там народу…
Сотни, тысячи людей. Как в Индии. На сравнительно небольшом пространстве. Все конечно в масках, но все равно тошно…
Непонятно зачем нас гоняли с места на место еще час. Вытерпел. А что делать?
Укололи наконец. Миловидная такая врачиха. Молодая, но въедливая. Вы, говорит, никогда после прививки в обморок не падали? Назойливые суицидные мысли в голову не лезли? Температура не поднималась?
Наверное психиатра прислали из Шарите. На практику. Уколы делать старикам и старухам.
Обратно ехал – опять больше часа. Чуть автомобиль шоферу-турку не заблевал. Мерседес. Так укачало. Светофоры каждые 100 метров. И машин тысячи.
Куда их всех дьявол гонит? Ведь закрыто все, и бары, и рестораны, и бордели. А с девяти и вообще – комендантский час.
Да, забыл, на выходе из центра мне вручили большого шоколадного зайца в фиолетовой фольге. Взял, я не гордый. Подарю кому-нибудь. Немка моя шоколад не ест. Слишком сладкий.
Или нарушу диету и съем зайца сам. Сделаю такую подлость.
И еще – ручку шариковую синенькую после заполнения анкеты положил себе в карман. На память. Люблю трофеи.
…
Дома – с удовольствием рассказал своей немке о прививке в Тегеле. Немножко приврал, как же иначе. Она все охала, гладила меня по голове… предложила отведать вареной курятины с техасским рисом. Потом достала из недр холодильника баночку черной икры и два холодных пасхальных яичка. И заварила зеленый чай.
А ночью мне приснился сон.
…
Будто бы я все еще стою в этой проклятой очереди, похожей на змею. А рядом со мной томится семейная пара… оба – за семьдесят, седые, симпатичные, моложавые.
Говорю им: «Как думаете, сколько еще нам тут торчать? Осточертело… на холодрыге».
Она только вежливо улыбнулась, а он ответил: «А кто его знает? Может, у них вакцина закончилась или врачи забастовали. Или…»
– Или что?
– Я кое-что заметил…
– Что заметили?
– Мы ползем в этой очереди уже час. Так вот… я все время смотрел… из терминала никто за это время не вышел. Входили – да, человек по десять в минуту или чуть больше. Я считал. Но никто не вышел. Ни один человек. Смотрите, смотрите, такси уезжают пустые, без пассажиров.
До терминала было отсюда метров триста. Я прищурился так, что по щекам потекли слезы. Кажется, мой собеседник был прав. Но что бы это значило? Сколько лоб ни морщил – ничего не придумал.
– У вас есть объяснение?
– Есть, но…
– Что, но?
– Но доказать я ничего не могу.
Тут вмешалась его жена.
– Не тяни, Вернер! Ты всегда тянешь резину. Выкладывай.
Вернер немножко помолчал, потом прочистил горло, похрипел, посвистел, и выдавил из себя: «Извините. Но там, в терминале, никто никого не прививает. Все ложь. Потемкинская деревня. В терминале С не прививочный центр, а место для забоя скота. Бойня. Кровавая баня. Назовите, как хотите. Там убивают старых людей. И все, кроме нас, об этом знают».
– Боже мой!
– Да, Мадлен.
– Погоди, дорогой… но если все в очереди знают, то… почему не бегут отсюда, почему не вызывают полицию, не кричат?
– Потому что мы не люди, а овцы.
Тут Вернер тихонько заблеял… для правдоподобия.
Я должен был вмешаться в разговор.
– Идея! Давайте не будем овцами. Уйдем отсюда потихоньку, не привлекая внимания этих – я показал рукой на собакоголовых надсмотрщиков в желто-зеленых комбинезонах. А если ничего ужасного не произойдет, вернемся и мирно дождемся своей очереди на прививку.
Супруги в ответ на мое предложение согласно кивнули и пошли налево. Под руку. А я – направо.
И тут же собакоголовые как-то неестественно быстро подскочили к нам и ужасными ударами резиновых дубинок по голове и по спине загнали нас назад в очередь. При этом бешено лаяли и хрипели. Один из них еще и укусил меня за ухо, негодяй. Из раны засочилась кровь. Ухо стало свербеть. Я перевязал его носовым платком. Стал похож на Ван Гога с известной картины.