– Я в это не верю. С Виллой ничего не могло случиться.
– Но почему тогда она не возвращается домой? Неужели ты думаешь, что она может где-то прятаться, зная, что мы сходим с ума от переживаний?
– У нее был роман с твоим мужем, – ответил Мэтт. – И теперь ей стыдно за себя – вот и все.
– Между мной и Виллой все уже стало налаживаться. Она знала, что я уже готова ее простить, – сказала Кейт, и ей стало больно от этих слов, напомнивших ей о том, какая огромная пропасть разделила их с сестрой из-за Эндрю.
– Может быть, она сама себя еще не простила – тебе это не приходило в голову?
– Вилла написала мне письмо. Я знаю, что она собиралась вернуться! Она уже сделала шаг мне навстречу… она хотела, чтобы мы поговорили. Она хотела, чтобы мы встретились, и я тоже этого хотела. Мы были уже близки к примирению!
– Стыд – очень сильное чувство, и он не пускает ее к нам, – добавил Мэтт.
Он говорил спокойно, как будто все тревоги и переживания иссякли в его душе. Потом он зажег новую сигарету и глубоко затянулся.
Кейт с негодованием смотрела на Мэтта, не в силах произнести ни слова. Она всегда знала, что ее брат был странным, нелюдимым и, возможно, не совсем психически здоровым человеком, Но, в конце концов, думала она, неужели он не мог хоть раз прислушаться к тому, что ему говорят, и не гнуть свое, закрывая глаза на правду?
– Ты уже совсем сошел с ума, – сказала Кейт.
– Возможно.
– Если ты мне не веришь, почему ты сам со мной не поехал? – продолжала она. – В том городке в Массачусетсе ты чувствовал бы себя как дома – там повсюду ржавые рыболовные снасти и старые лодки… Когда я приехала туда, я сразу подумала, что тебе бы понравилось там… И ты увидел бы все своими глазами и сам бы во всем убедился. Но ты предпочел сидеть дома, а я побывала везде – и, главное, на той автозаправке, где Вилла в последний раз покупала бензин. Я приехала туда поздно вечером, и знаешь, кого я встретила неподалеку оттуда на автостоянке?
Адвоката Грега Меррилла собственной персоной! Нас обоих привела туда одна и та же причина.
– Ну и?
– Все совпадает, Мэтт. Совпадает! Адвокат Меррилла мне все рассказал. Его клиент признался, что был там.
– Признался кому?
– Ему, своему адвокату! Ему незачем было лгать.
– И он признался, что увез Виллу?
– Нет, но…
– Он признался, что он что-то с ней сделал?
– Нет! Но послушай…
– Нет, это ты послушай! – прорычал Мэтт и, резко отступив назад, опрокинул ведро с ракушками и тарелку с жемчужинами, которые тотчас рассыпались по полу, как шарики для игры в пинбол.
Кейт, напуганная яростной вспышкой брата, застыла на месте.
– Она не умерла! Ты слышишь? Она не могла умереть! – закричал Мэтт.
Сигарета прыгала в его потрескавшихся губах, и он нервно тер свои обветренные мозолистые руки…
– Мэтт…
– Она не могла умереть! – повторил он, сверкая глазами. – Она ведь наша младшая сестренка… Сначала уйду я, потом ты, и уж только потом Вилла. Ведь мы вырастили ее, Кети. Мы были для нее как родители…
– Да, да, – со слезами на глазах произнесла Кейт.
– Она ведь наша крошка, наша любимица. Она мне дороже всего на свете. Это ради нее я выхожу каждый день в море, чтобы найти Королевскую жемчужину… Это только ради нее, Кейт. Ты… у тебя есть все. Ученая степень, хорошая работа, таунхаус на Капитолийском холме…
Кейт молча слушала, и по лицу ее текли слезы: ей было горько, оттого, что у Мэтта ничего этого не было, а у Виллы уже не могло быть.
– Именно поэтому она связалась с этим самодовольным козлом, твоим мужем, – продолжал Мэтт. – Она хотела для себя кусочек той жизни, которая была у ее старшей сестры… Она хотела немного побыть тобой…
– Перестань, Мэтт!
– И не говори, что он любил ее – я никогда в это не поверю. У него, у этого идиота, уже была ты. У него уже была одна жемчужина – зачем ему понадобилось искать другую? Это он во всем виноват, Кети! И, если хочешь узнать, кто отнял у нас Виллу, – опять повышая голос, зарычал Мэтт, – далеко не нужно ходить: я и так тебе это скажу!
– Мэтт!
– Твой тупой, самовлюбленный, эгоистичный муж! Исчезновение Виллы – на его совести. Где бы она сейчас ни была, в этом виноват он. И не надо приплетать сюда Грега Меррилла – во всем виноват Эндрю!
– О, Мэтт! – воскликнула Кейт. «Я знаю, – хотелось сказать ей, – я тоже так думаю».
Но она запрещала себе произносить эти слова даже мысленно. Какая теперь разница, кто виноват в том, что Вилла уехала? Бессмысленно было кого-то винить – и тогда, когда еще была надежда на то, что Вилла жива, и теперь, когда стало ясно, что ее уже не вернуть.
– Это на его совести, Кети.
– Эндрю не убивал ее, – обессилено произнесла Кейт.
– То, что он сделал, равносильно убийству. Он впутал ее в эту грязную историю, и она покинула нас, свою семью – тебя и меня.
– Да, это так, – прошептала Кейт.
– Я с удовольствием убил бы его своими руками, – прорычал Мэтт. – Хоть он и был мне зятем… Я убью его! Убью!
– Даже не думай об этом, Мэтт! – всхлипнула Кейт. – Я не хочу потерять и тебя тоже…
И эти слова – или, возможно, горестный тон ее голоса – заставили Мэтта наконец успокоиться. Он опустился на колени и принялся ползать по полу, собирая рассыпавшиеся жемчужины. Пепел падал с его зажатой в зубах сигареты.
– Оставь меня, Кети, – дрогнувшим голосом попросил Мэтт.
Он смотрел в пол, и Кейт не видела его глаз, но по его прерывающемуся дыханию брата она поняла, что тот плачет.
– Я не хочу оставлять тебя в таком состоянии, – сказала она, коснувшись его спины.
Мэтт замер на несколько секунд, но потом, резко стряхнув с себя руку Кейт, вновь пополз за очередной жемчужиной.
– Жизнь иногда наносит жестокие удары, Мэтт. Но мы должны встречать их вместе – и вместе смотреть правде в лицо. Мы ведь всегда так делали…
– О какой правде ты говоришь? Мы все живы-здоровы – Вилла, ты, я… Мы все в полном порядке! И я больше ничего не хочу знать! Слышишь меня?
– Вот именно: ты ничего не хочешь знать – это точно. Ты прячешься от всего остального мира и зарываешь голову в песок, чтобы ничего не видеть. Ты обманываешь сам себя, потому что боишься правды!
– Ах, вот как?! – воскликнул Мэтт. – Уходи!
– Мэтт, пожалуйста…
– Уходи, – повторил он, повысив голос, и в конце концов закричал: – Уходи, уходи!
Кейт глубоко вздохнула. Чувствуя тошноту от табачного дыма, она медленно отступила к двери и вышла наружу. Воздух был свежий, соленый и холодный – он тотчас обжег ей легкие и иссушил губы. Чайки с громкими криками кружили над домом. Был слышен стук копыт резвившихся у берега пони.
Ей хотелось поскорее сесть в свой маленький желтый самолет и улететь с острова.
Благоразумнее было дождаться такси, но Кейт не выдержала и пошла пешком. Она шагала по занесенной песком дороге, и все, связанное с островом ее юности – устрицы, чайки, пони, Вилла и Мэтт – вихрем кружилось в ее воображении. Бонни торопливо семенила рядом. Кейт шла все быстрее и быстрее и, наконец, побежала. Ей не терпелось запустить двигатель самолета и взлететь в небо. При мысли о самолете она опять вспомнила про свой белый шелковый шарф: эта частичка ее и Виллы принадлежала теперь Мэгги.
Семья О'Рурков была для Кейт олицетворением жизни и правды. Адом ее брата – логовом смерти и лжи: Мэтт медленно умирал, убивая себя никотином, и прятал голову в песок, не желая видеть ничего, что могло бы причинить ему боль.
«Жемчужины, устрицы и пони, – сказала себе Кейт. – Вот и вся семья Мэтта теперь». Она бежала по дороге и плакала, думая о своей жизни – о том, что она потеряла и что обрела, что у нее было и что осталось. Размышляя о том новом, что появилось в ее жизни, Кейт не могла не удивляться тому, насколько дорогой и близкой стала ей семья, которую она знала всего несколько дней.
Казалось, их связывал лишь белый шарф и единственный поцелуй, но воспоминания об этом подхватывали Кейт, как морской ветер Чинкотига, и, кружа, уносили за собой далеко на север в Сильвер Бэй, к семье О'Рурк.
Глава 14
Мэгги терпеть не могла писать письма с выражением благодарности. Это занятие обычно требовало слишком много времени и отрывало ее от игр и чтения книг. Но самое главное, что, когда она потом перечитывала написанное, оказывалось, что оно звучит ужасно глупо. Все слова получались какими-то напыщенными и фальшивыми, независимо от того, насколько искренне она все это писала.
Однако письмо, которое она собиралась написать сейчас, было совершенно особенным.
Мэгги сидела в своей спальне, расположенной на втором этаже. Они все еще жили в доме деда: за это время не нашлось ни одной няни, которая пожелала бы у них работать. Мэгги даже стала думать, что, вероятно, они с Тедди чем-то очень не нравятся няням, раз никто у них надолго не задерживается. У всех ее знакомых детей, чьи мамы работали, всегда были няни, и никаких проблем с этим не возникало. Мэгги вздохнула и, склонившись над столом, принялась писать.
«Дорогая Кейт!
Мне так нравится ваш шарф – я с ним никогда не расстаюсь! Спасибо вам за этот подарок, он мне очень пригодился для маскарадного костюма. На Хэллоуине я была самой настоящей Эмилией Эрхарт, хотя вначале никто об этом не догадался (это же не Бритни Спирс, вампир или самурай, которыми все одеваются!). Но когда я объяснила, кто я такая, все были в восторге.
А теперь я ношу этот шарф все время – уже просто как Мэгги, а не как Эмилия Эрхарт. Он и сейчас намотан у меня на шее, хотя я сижу в пижаме. Я уже приготовилась ложиться спать, сделала все уроки. Абсолютно все! Представляете? Пусть только попробуют не поставить мне «отлично» за такое усердие! (шутка).
Я стараюсь, но, по правде говоря, я не очень-то люблю школу. Будь моя воля, я вообще бы не делала уроки (шучу, конечно). Просто я не такая, как Тедди, который по всем предметам учится на отлично. Он лучший ученик в своем классе – причем вовсе не потому, что он целыми днями зубрит уроки, а потому, что он ужасно способный. Как папа. И как дедушка. Наверное, он тоже станет «блестящим юристом». Но, правда, это выражение мне уже порядком надоело – вокруг меня одни только «блестящие юристы»!