– Собака подзаборная! – прямо над ухом завопил какой-то мальчишка.
Другой выскочил и запрыгал перед ними спиной вперед, строя рожи и делая всякие жесты. Обр сильно надеялся, что дурочка ничего такого не понимает. Поймать бы гаденыша и отодрать зауши. Но тогда точно придется драться со всем торгом.
Под ноги шлепнулся раскисший гнилой огурец. Второй размазался о плечо. Хорт стиснул зубы, обнял Нюську и пошел быстрее.
В спину больно врезалось что-то твердое. Должно быть, кислым яблоком кинули. По щеке мазнула тухлая рыбья голова. Обр навис над девчонкой, прикрыл распахнутой курткой, как курица цыпленка. Почти бегом они вырвались на пыльную улицу при казармах. К счастью, за ними никто не последовал. Лишь стайка грязноватых мальчишек продолжала забегать сбоку, кривляясь и размахивая руками. Убедившись, что развеселая рыночная толпа осталась далеко позади, Хорт улучил момент, разобрался с ними быстро и без всякой жалости. Клюка-то была под рукой.
Через минуту парочка самых наглых корчилась в пыли, размазывая по липу слезы, прочие же удалились на безопасное расстояние, выкрикивая неопределенные угрозы.
– Ничего им не будет, – разъяснил он специально для Нюськи, хотя она ничего не говорила, только цеплялась за его рубаху и всхлипывала, – щас встанут и пойдут к мамочке.
– За что…
– За дело. В другой раз не полезут.
– За что они так с нами? Это же все неправда…
– Да ладно. Тебе-то не привыкать.
– Почему меня люди гонят? Я же зла не делаю.
– Ну, скучно им. Меня братья тоже гоняли и в хвост и в гриву. И тоже от скуки. Когда бы мог, отплатил бы этим. Может, и отплачу. Потом. Мы, Хорты, такое не забываем.
С наслаждением он представил себе, как врывается в город во главе отборного войска, как горят подожженные навесы торга, как разбегаются с воплями «добрые» горожане. Вон по той мерзкой роже да плетью поперек! Небось сразу заткнулся бы.
Девчонка всхлипнула, но уже с облегчением. Будто поняла что-то.
– И верно. Их тоже винить нельзя. Живется им трудно. Докажут, что похуже их кто-нибудь есть, и радуются.
– Во-во. Лучше в лесу с волками. Они хоть своих не жрут.
– Как я теперь на торгу покажусь.
– А тебе и не надо показываться, – спокойно рассудил Обр, выскребая пятерней приставшую к волосам чешую.
Он рассчитывал уйти прямо перед судом, хотел, чтоб нога поджила получше.
До суда оставалось еще дней пять-шесть. Ждали приезда столичных гостей. Но при таком раскладе можно и завтра. Чего ж Нюську мучить. Кстати, и случай, он знал, будет подходящий.
Назавтра, как обычно, из ворот казармы, кивнув часовым, вышла парочка: парень с клюкой и девица с корзинкой. Девица была бледненькая и заплаканная. Видать, стряпухи совсем задразнили. В корзинке лежало какое-то линялое тряпье, на которое никто не обратил никакого внимания.
Через полчаса на дворе «Оси и колеса» к старому Велесу, кормившему перед дорогой свою клячу, подошла девчонка в низко, до самых глаз завязанном платке.
– Дедушка, я слыхала, ты нынче едешь.
– Ну, – согласился Велес. Был он пасечник, жил на выселках за лесной Непрягой, сплошь зарос мягкой седовато-рыжеватой щетиной и как две капли воды походил на толстого шмеля, укутанного в десяток куцых, торчащих из-под друг друга одежек.
– Возьми нас с бабушкой, мы заплатим.
– А вам куда надо-то?
– В Подорожье.
– Эвана куда! Так мне не туда. Я с полдороги в Не-прягу сверну. Там направо поворот в Косые Угоры будет, потом в Кривые, а мне уж налево, в Непрягу.
– Да нам хоть с полдороги. Бабка моя ходит плохо. Но с полдороги добредем как-нибудь.
– Да где ж бабка твоя?
– А вон.
На приступочке у трактирного крылечка грузно сидела бабка, с головой закутанная в вытертый, но заботливо залатанный плащ. Из-под плаща торчала упертая в землю кривая клюка.
– Три гроша, – сказал Велес. – До Подорожья четыре взял бы. А так три.
– Довези за два, дедушка, у нас больше нету.
– А нету, так пешком ходить надо, – проворчал Велес. – Или дома сидеть.
Но все ж таки сжалился. Согласился на два.
Девчонка привела бабку, помогла взгромоздиться на телегу, закинула полупустую торбу.
– Рядом садись, – велел Велес, – песни петь умеешь?
– Не, – воздохнула девчонка, – не умею.
– Тогда разговаривать будем.
Девчонка кивнула, вскарабкалась на передок.
Минут пять Велес втолковывал своей кляче, что пора трогаться с места, и наконец со скрипом, стуками и стонами они двинулись к южным воротам, к выезду на столичный тракт.
У ворот вышла заминка. Пришлось остановиться, пропуская конный отряд. Всадников десять, не меньше. Они ворвались в город, будто взяли его приступом, и, быстро обогнув торг, галопом устремились к казармам.
– Это хто ж такие? – рассуждал дед Велес, направляя клячу в ворота. – На солдат вроде не похожи. Все в своем, не казенном. Разбойники? Тогда чего ж их в казармы понесло?
– Может, из самой столицы судейские? – предположила девчонка. – В городе говорят, ждут каких-то.
– Много ты понимаешь. Судейские в карете приедут. Так им по чину положено. А эти непонятные какие-то. Модные господа. Ну, да пусть их. Не наше дело.
Песчаный тракт мягко лег под колеса. Жужжали-скрипели тележные оси, жужжали слепни над костлявым крупом клячонки, дед жужжал в ухо Нюське что-то про пчел и их сложные повадки. Долго ли, коротко – впрочем, скорее долго – проскрипели десяток верст до поворота на Непрягу.
Все три часа дороги Обр просидел, скрючившись под плащом, так что сполз с телеги вполне по-старушечьи и сразу же оперся на палку. Нога от неудобной позы, как на грех, опять разболелась.
Пасечник благополучно повернул в свою Непрягу. К счастью, Хорт видел только его круглую спину. Между тем щетина на лице Велеса топорщилась от улыбки.
– До чего молодые нынче бабки пошли, – жужжал дедок, обращаясь к хвосту своей клячи. Он успел-таки разглядеть руки, сжимавшие клюку. Крепкие, загорелые, с длинными, сильными пальцами. – Ишь чего делается. Парень девку увозом увез. От родителев прячутся.
Хотел было подшутить напоследок, но поленился, и это спасло ему жизнь. Оберон Александр Хорт твердо знал: в серьезном деле свидетелей оставлять не следует. А дело нынче было таким серьезным – дальше некуда.
Но обошлось. Обр подождал, пока жужжащая телега скроется за поворотом, оглядел песчаную дорогу, пустую в обе стороны, с наслаждением распрямился, откинул капюшон.
– Ну, пошли, что ли?
– Пошли, – улыбнулась Нюська.
Хорт забросил на плечо полупустую торбу, и они пошли по дороге, пролегавшей меж двух заросших сосной холмов.
– Я не знаю, где он, – сказал как отрезал господин Стомах, – да и не обязан знать. Парень работает при кухне. Вероятно, его послали с каким-то поручением. Прочешите торг, если есть желание. Да хоть весь город перетряхните. Не мое дело.
Собеседник был так противен ему, что даже руки немного дрожали. А ведь когда-то приятелями были. Да и выпито вместе было немало.
– Отчего он не в тюрьме? – еле сдерживаясь, спросил бывший друг.
– Может, это у твоего господина казематы[26] полны раненых детей. Так сказать, последняя столичная мода. Но в моем городе тюрьма – для воров и убийц.
– Это дитя – приговоренный к смерти беглый преступник.
– Да неужели? Кто бы мог подумать. А на вид тихий, скромный, работящий. Даже спиртного не касается. Да еще подвиг совершил между делом. Целую деревню спас. Ошибка у вас вышла. Не за тем бегаете.
– Никакой ошибки, Стомах! А вот ты ошибся, да так, что придется расплачиваться.
– Ну, если бы мне сообщили заранее, я бы непременно сунул парня в подвал Волчьей башни. Да еще и к стене приковал бы для верности.
– И заслужил бы благодарность князя.
– Не нуждаюсь.
– Н-да? Сидя в этой дыре?
– Лучше сидеть в этой дыре, чем быть чужим псом. Палаш не тронь! Тебе нельзя. Станешь время попусту терять – хозяин накажет. Тебе парня надо искать. Почему ты ему служишь, Радивой? Ты же боевой командир. Ты же крепости брал, Улфрида Победителя с тысячным отрядом разбил наголову. Какого рожна ты в цепные псы пошел?
Собеседник загнал палаш в ножны и обессиленно склонил голову.
Часть 2Пешку проводят в ферзи
«Пешку, если ее удается довести до конца шахматной доски, можно превратить в любую фигуру, кроме короля».
Глава 1
На крутых склонах, возвышающихся над дорогой, шумели сосны. Обочина поросла непролазной, пожелтевшей к закату лета травой, лиловыми копьями отцветшего кипрея.
Шли не торопясь. Светлый песок мягко обтекал ноги. Обр еще не придумал, куда идти, а Нюська не спрашивала. Выбрались из города – и хорошо.
Через час притомились, решили, что пора и пообедать, уселись под кстати подвернувшейся кривой березой, которая храбро росла на обочине и, видно, многое повидала в своей жизни. На нижнюю ветку кто-то давным-давно навесил тележное колесо, и оно так и вросло в ствол, окруженное натеками коры, темными корявыми наростами.
Еда, конечно, оказалась на самом дне. Пришлось разбирать всю торбу. Заодно Хорт проверил, какое барахло натолкала туда хозяйственная дурочка, нет ли чего лишнего.
Сверху лежал второй плащ, купленный за гроши у тряпичника и такой же поношенный, как тот, что до сих пор болтался за плечами Обра. Оба плаща были зашиты и заштопаны до того тщательно, что издали выглядели почти как новые. Должно быть, глупая девчонка ночами сидела. Так, а здесь у нас дареная новая рубаха. И платочек новый, беленький. Ну, конечно, как же нам без платочка-то. Полотняный мешочек, который Хорт сразу отбросил, чувствительно уколовшись. В мешочке оказалось Нюськино барахлишко: нитки, иголки, гребешок, маленькие ножницы. Ну, скажите на милость, кому это надо в дороге? Было бы потяжелее, непременно бы выкинул. Так, а вот это вещи действительно нужные. Трут и кресало, нож, который парень моментально пристроил на ногу, да моток хорошей, прочной веревки. Затем озадаченный Обр наткнулся на что-то твердое и вытянул две пары лаптей с аккуратно свернутыми внутри них чистыми онучами