– Не кукла, это уж точно. Как он с этим конем, а?! А как удар держит! Молодой дури будто и нет совсем. Крови не боится – ни своей, ни чужой, – но и на рожон никогда не лезет. Ленив, конечно. Работать не любит.
Вы приказали ни к чему не принуждать. Только потому я его своеволие и терплю.
– Я по-прежнему не понимаю, зачем он тебе. Для услуг он не годится.
– Наплевать. Для услуг годится любой болван. Но я… э… не молодею. Все, что я знаю, умрет со мной. Мне нужен ученик, оруженосец, мальчик для битья… Называйте, как хотите. Мне нужна власть над ним, которая позволит заняться им серьезно, и года через три вы получите лучшего телохранителя по эту сторону гор.
– Приятная перспектива. К несчастью, друг мой, у мальчика иное будущее. Своя миссия, так сказать. Высокое предназначение.
«И вот с помощью колдовства Эфреи – а были они великие ворлоки – среди лета заморозили озеро так, что стало оно твердым, как камень, и ворвались на остров, и перебили всех до последнего человека. Так отплатил дом Эфреев своим врагам, и закончилась эта распря, длившаяся два века».
– Тьфу! – плюнул Обр, в сердцах отшвырнув книгу.
– Тебя не устраивает идея справедливого возмездия? – сухо поинтересовался господин Стрепет, не поднимая глаз от своих записей.
– Если б все можно было решить с помощью колдовства! – сердито отозвался Хорт со своего любимого подоконника, на котором обычно предавался чтению. – Сделал куклу, воткнул в нее иголку, покапал воском – и все. Враг мертв, справедливость торжествует.
– Мда, я бы сказал, что воткнуть кинжал в живую грудь – способ более надежный. Так сказать, проверенный.
– Угу, еще бы! – искренне согласился Обр.
– Правда, придется набраться терпения, все время быть наготове, хладнокровно ждать удобного случая и, наконец встретив врага лицом к лицу, нанести удар. Впрочем, случаю можно немного помочь.
Оберон кивнул. Умный этот господин Стрепет. Все понимает.
– Что ж, если тебе наскучило чтение, поговорим немного об истории княжества.
Хорт покосился на дверь. Ему надо было в город. Деньги для Нюськи он вторые сутки таскал на себе, ожидая того самого удобного случая, но господин Стрепет решил взяться за него всерьез, да и господин Рад не давал спуску. Незаметно смыться не удавалось.
– Это будет не так скучно, как ты думаешь, – утешил умный и понимающий господин Стрепет, – мы будем вспоминать историю твоего рода. Итак, триста лет назад Сигурд Оберон Свенельд Хорт прибыл из-за гор с малым отрядом, чтобы…
Историю Хортов Обр знал с раннего детства. Дед позаботился. Так что вначале он особо не вслушивался, соображая, как бы все-таки поскорее вырваться в город. Но почтительное внимание изображал. За такого коня он перед этим Стрепетом на всю жизнь в долгу. Правда, от нее немного осталось.
– Итак, многие годы Усолье в руках Хортов было западным щитом против свеев, исконных врагов княжества. Правда, гордые Хорты никогда не платили дани, но заключили военный союз и слову были верны.
Обр слыхал, что, бывало, чего уж там, заключали союз и со свеями. Дед-то женился на свейской княжне. Но в устах господина Стрепета все выглядело красивей и правильней.
– Однако верность вознаграждается плохо, – продолжал господин Стрепет, – завеличские свей слабели, проиграли несколько морских сражений, осажденное с моря Завеличье сдалось на милость отца нашего князя. И вот тогда Усолье стало мешать. Из щита оно превратилось в лакомый кусок чужой земли, зажатый меж княжеских владений. Впрочем, отец нынешнего князя был склонен соблюдать старые договоры. А вот его сын считал иначе.
Стиснув зубы, Оберон Александр слушал историю предательства и поражения. Так вот отчего они нищали, за годом год тратя на войну последнее. Вот отчего война не прекращалась, сколько он себя помнил. Князь не просто сожрал Усолье. Он предал и прикончил союзника, верно служившего столько лет.
Обр думал, что уже не может ненавидеть сильнее. Оказывается, он просто не знал, что такое настоящая ненависть.
После трапезы на ристалище он яростно, как попало рубил деревянного болвана. Ненависть клубилась в нем, как черный дым, застилала глаза, обжигала сердце. Болван качался на цепи, деревянный палаш свистел в воздухе и наконец, хрястнув, расслоился, обратился в длинные щепки. Но Хорт не останавливался. Просто не мог.
Что-то мешало двигаться, противно побрякивало за пазухой. Деньги. Деньги для Нюськи. Задыхаясь, весь в поту, он наконец опустил расходившуюся руку.
В горле было сухо, ослабевшие колени сводило мелкой дрожью. Прежде чем рассчитаться с князем, надо заплатить этот долг. Все ж, как ни крути, он ей жизнью обязан. Отдать эти деньги – и больше не видаться. Нельзя, чтоб о ней узнали. Когда он доберется до князя, никто не должен знать, что у него есть венчанная жена. Иначе и ей плохо придется.
В конюшню он пробрался в страшную рань, еще до конюхов. Напоил, накормил, оседлал Змея, тихо вывел – и у самых ворот напоролся на Рада. Караулы, что ли, тот проверял в самую тяжкую предрассветную пору?
Обр быстро взлетел в седло. Остановить конного гораздо трудней, чем пешего.
– Слышь, ты, как тебя там, – негромко проговорил Рад, недрогнувшей рукой придерживая коня за узду, – ты вроде не дурак.
– Как когда, – скромно заметил Обр. Злить Рада ему не хотелось.
– Бесплатный сыр знаешь, где бывает?
– Сыр? – не сразу понял Хорт. – A-а, бесплатный-то? Да известно где.
– Добрый у тебя конь. За один перегон верст двадцать отмахать можно.
– Добрый. А что?
– Я говорю, уехать можно далеко.
– Так я поехал?
– Давай.
Обр вырвался из ворот, полетел по сумеречной туманной дороге и после первого упоения безумной скачкой на счастливом Змее, верстах в пяти от замка и вправду задумался о даровом сыре, который, как известно, бывает только в мышеловке.
Конечно, он и прежде подозревал, что все эти дары и знаки родственного внимания даются не просто так. Потребует платы милый и приятный господин Стрепет, ох, потребует. И высокой платы. Господин Рад зря намеками разбрасываться не станет.
Умная мышь и сыр добудет, и из мышеловки ноги унесет. А его сыр сейчас весь при нем: увесистый кошель и конь, которому цены нет. Беги, серая зверушка, беги прочь, пока не захлопнулась мышеловка.
«Но я-то не мышь, – мрачно подумал Оберон, – нынче я кот, охотник. Я тоже караулю добычу. И я ее получу. Чего бы это ни стоило».
Вожак забыл о Змее, сделался задумчив, и думы те были невеселые. От этого и конь заскучал, затомился, замедлил бег. Но тут, к счастью, впереди показалась ползущая под гору телега. Кто-то из Подорожья спозаранку собрался в город.
Змей живо догнал попутчиков и принялся объяснять пожилому чалому мерину, спокойно занимавшемуся своим делом, кто здесь главный. Мерин ничего не отвечал, только осуждающе косился из-под седой челки, зато возница заорал, заругался, попытался съездить коня кнутом. Змей этого, конечно, стерпеть не мог, но тут вожак очнулся, быстро растолковал всем, что главный здесь он, и твердой рукой направил коня в сторону города.
Трястись вялой рысью Змей не любил, поэтому снова пошел во весь мах. Два часа конь и всадник в полном согласии рвали на части холодный воздух, не думая ни о чем, кроме бешеной скачки. Только ворвавшись в тесные переулки пригородных трущоб, Обр сообразил, что коня следовало оставить где-нибудь за городом. Из-под копыт то и дело выныривали какие-то оборванцы, кто-то визжал, кто-то безбожно ругался, вслед летели комья грязи, палки и камни. Змей злился. Хорт с трудом удержал его у двери знакомого кабака. Коновязи тут не было. Видать, на конях клиенты «Доброй кружки» прибывали редко. Тогда Обр решительно толкнул створки ближайших хлипких ворот. Палка, которой они были заложены, хрястнула, и открылся путь на грязный двор, окруженный кособокими сараями, сарайчиками и сараюшками. Накинув поводья на торчащий из забора гнилой кол, Хорт заметил, что на другой стороне улички уже собрались местные жители самого неприглядного вида, плотоядно поглядывая на шикарно одетого пришельца и его роскошного коня. Ну и пусть себе! Всякого посмевшего приблизиться к Змею придется потом отскребать от забора. Похлопав коня по лоснящейся шее, Обр с великолепным пренебрежением к сверлящим спину взглядам направился к «Доброй кружке», спустился по пяти заплывшим грязью ступенькам, распахнул замызганную дверь. Ничего этого при свете дня он не узнал, зато запах узнал сразу. Пахло кислым пивом, горелым жиром и сыростью.
По утреннему времени в кабаке было пусто. В щели под потолком, вероятно, изображавшие окна, свет почти не проникал. В полутьме раздавался размеренный шаркающий звук. Хорт прищурился, привыкая к темноте, и с трудом разглядел сгорбленную фигурку, упорно скребущую толстую столешницу широким тупым ножом.
– Эй, – окрикнул он, – смотри, дыру протрешь!
Шорканье прекратилось. Нюська подняла голову, заморгала как сова.
– Выйдем? – спросил Обр.
Девчонка встрепенулась, радостно кивнула, пискнула: «Я сейчас!» – и укатилась куда-то в темноту.
Хорт вынырнул на воздух, вздохнул с облегчением, глядя в серое небо. Холодно. Ничего не поделаешь. Октябрь уж за половину перевалил. На днях первый снег выпал. День в самом разгаре, а не поймешь: то ли раннее утро, то ли поздний вечер.
На нижней ступеньке возникла счастливо улыбающаяся Нюська. Платочек затянут туго-натуго. В красных ручонках видавшая виды торба.
– Пойдем, – быстро проговорила она, – пойдем скорее!
– А чего это ты с узлом?
– Так у меня уже два дня как все собрано. Я только и ждала, когда ты за мной придешь.
– Прах гнилой! – высказался Обр, подхватил дурочку под локоток, быстренько затолкал в ворота, не переводя дыхания, запихнул в ближайший сарай, как оказалось доверху набитый дровами.
Нюська, прижатая к дровам, смотрела на него снизу вверх, и улыбка медленно гасла, становилась неуверенной, жалкой. Руки беспокойно тискали узелок.