Темноты никакой не было. Аккуратный короткий проход упирался в удобную, крытую пыльным ковром лестницу, которая вела вовсе не вниз, а вверх. На верхней площадке, там, где ступеньки поворачивали, горела ясная масляная лампа. Стены, правда, из голого камня, но гладко отесанные, сухие, чистые.
Обр взбежал по лестнице, которая оказалась высокой, четыре длинных пролета. На каждой площадке – лампа. Под каждой лампой – каменная скамья для утомленных подъемом посетителей. Но он взлетел по ступенькам в один миг. На минутку приостановился, ловя ртом воздух. Высоко.
Должно быть, все это выбито в скале, что нависает над крепостью.
Наверху тоже не было никаких ужасных лабиринтов. Широкий ухоженный, но полутемный коридор. Тесаный камень без единого шва, единственная дверь, на этот раз узкая, почти как лаз. За дверью свет и отчетливый голос господина Стрепета.
– О своем так называемом муже можешь не беспокоиться. Я передал его в надежные руки.
Услышав такое, Оберон замер. Охота ворваться в полуоткрытую дверь мгновенно пропала. Вместо этого он прижался к стене и стал красться, тихо и медленно, как в лесу.
– В надежные? – дрожащим голосом переспросила Нюська.
– Надеюсь, что так. Его судьба меня больше не занимает. А ведь какая была великолепная комбинация! Столько трудов, чтобы провести глупую пешку в ферзи! Два месяца готовил. Князя привел ему прямо в руки. А он все испортил и теперь ни на что не годен. Убрать с доски – и дело с концом. Поговорим лучше о тебе.
Обр распластался по стенке у самой двери и почти совсем перестал дышать. В голове будто что-то щелкнуло, и все сложилось как деревянная головоломка: письмо, намеки господина Рада, вопли Сетуньского воеводы, дура Туська, собиравшая в сундук его вещи. Правильно говорил Маркушка, никому верить нельзя. Сдал его господин Стрепет, сдал со всеми потрохами!
– Обо мне? – донесся до него растерянный голос Нюськи.
– Разумеется, о тебе, дитя мое, – приятнейшим образом ответствовал господин Стрепет. – Ведь наш мужественный Хорт здесь ни при чем. Как ты это делаешь?
– Делаю… что? – окончательно перепугалась Нюська. – Я ничего не делаю!
– Прости, но факты говорят об обратном.
– Кто говорит? Я таких не знаю. Врут они, ваши Хвакты. Я пойду. Мне… мне мужа найти надо.
– Не стоит так спешить. Я же сказал, о нем позаботятся. Надеюсь, уже позаботились. А я хотел бы показать тебе кое-что. Глупо одолеть все эти ступеньки и не увидеть. Уверяю, тебе понравится.
– Ой! Что это?
– Красиво, не правда ли? Великолепная вещь. Поистине сказочная. И, как ты понимаешь, очень, очень древняя. Когда мой отец впервые привел меня сюда, я был потрясен. Хотя тогда все это выглядело гораздо скромнее.
Отец никогда не пользовался этим. Он полагал, что это… э… такая красивая игрушка. Дед, по-моему, тоже. Прадед, насколько мне удалось установить, изредка применял ее по назначению, но только в нашем поместье. И даже он не знал ее настоящей силы.
Нюська молчала, и Обр, забеспокоившись, осторожно заглянул в щель. Стена за дверью была очень толстой, так что вместо обычного дверного проема получился проход длиной в полторы-две сажени. Обр бесшумно втянулся в него, прилипнув к холодному камню, просочился к арке, из которой лился яркий свет, осторожно заглянул внутрь – и земля ушла у него из-под ног.
На миг почудилось черно-белое поле, густой туман и полная беспомощность.
Доска была очень велика. С перепугу она показалась ему вообще бесконечной. Свет факелов змеился, отражаясь в черных клетках, желтоватым прозрачным воском дрожал на светлых. «Шахи», – смекнул сумевший справиться с тошнотой Обр. Игру эту он видал в одном кабаке в Больших Солях. Знал, что на деньги в нее играют редко, чаще на интерес, а правила путаные, трудные, без кружки браги, как говаривал Маркушка, не разберешься. Только доска тут куда больше и фигур что-то много. Ишь, мелкие какие! Но все вырезаны очень подробно. На одеждах каждую складочку видать. Больше всего было круглоголовых ратников. Над ними кое-где возвышались фигуры поважнее. Как они зовутся, Оберон не помнил. Смутно брезжило, что тут все как-то неправильно. Вроде бы там война должна быть и два войска – черные и белые. Ну да, вон тот длинный, в шлеме, так и называется: «мудрец», или «полководец». Но тут все фигурки были одинаково темные, глубокого медового цвета.
Факелы на стенах, посаженные очень часто, сияли так, что даже жарко делалось от этого света. Низкий каменный свод посверкивал искорками мелких кристаллов. Больше ничего интересного в этом обширном зале не было. Только доска. Над доской, довольно далеко от входа, склонилась Нюська в своем темном, с чужого плеча платье. Господин Стрепет наблюдал за ней с отеческой улыбкой.
Обр старался не глядеть на доску, чтобы снова не закружилась голова. Голова ему нужна была для того, чтобы все обдумать. Первый порыв: по-быстрому разделаться с предателем, схватить Нюську в охапку и бежать – имел существенный изъян. Бежать было некуда. По замку наверняка уже разгуливают люди Сетуньского воеводы.
– Считается, – мечтательно произнес господин Стрепет, – что основатель нашего рода был не совсем человек. Или вовсе не человек. Отец полагал, что это глупая легенда. Но он ничего не знал о свойствах Игры. Не знал и знать не желал. Тогда шла очередная добрососедская война с Лаамами за обладание некой Коровьей топью. Он был весьма занят. А я… Я полюбил прятаться здесь. Здесь и в библиотеке. Однако в библиотеке меня часто находили, норовили усадить на коня и заставить гоняться за каким-нибудь злосчастным зайцем. Или совали в руки очередную тяжелую железяку и волокли на ристалище. Отвратительно. Но здесь… О, здесь никто не мог до меня добраться! Тишина. Покой. Одиночество. Только я и мои пешки. Только я и Игра. Тогда она была куда меньше. Немало времени прошло, прежде чем я смог разбудить всю доску. Согласись, теперь здесь есть на что посмотреть.
– Ой! – вдруг пискнула Нюська, – Они что, живые?
– Ну, что ты, – снисходительно отозвался господин Стрепет, – это всего лишь фигуры!
– Но у них… У них у всех лица. Глаза смотрят. Губы шевелятся. Это люди!
– Не совсем так. Люди бродят по лику земли, обделывают свои мелкие делишки, предаются порокам, рождаются и умирают. Обычно я им не мешаю. Зачем? Они все равно участвуют в Игре. Все. От Злого моря до самых гор.
– В какой игре?
– В моей. Поначалу я только смотрел. Это было забавно. Я мог видеть, что делает отец, слуги, стражники. Потом отец отправился воевать. Мне захотелось взглянуть на битву, и на доске появилась Коровья топь со всеми ее окрестностями и войско Лаамов. Они бились, и каждая битая фигура просто исчезала. Я подумал, что могу помочь нашим, и стал играть. И у меня получилось. С тех пор я понял, что могу управлять ими. Это не так просто. Играть должно по правилам. Нельзя нарушать законы бытия. Но можно их использовать.
– Зачем?
Нюська отвела взгляд от фигур, стиснула кулачки, подняла лицо к господину Стрепету.
– Наивный вопрос! Видишь ли, милая, большинство людей не заслуживает этого высокого звания. Это просто быдло.
Нюся отшатнулась.
– Тупое, ленивое, корыстное быдло, – уверенно продолжал господин Стрепет. – Каждый гребет под себя и готов загрызть всякого, кто подбирается к его корыту. В сущности, это, – он плавно повел рукой над головами пешек, – всего лишь скот. А скот, как тебе известно, нуждается в пастухе. Дело это трудное и неблагодарное. Но я не жалюсь. Кто-то ведь должен следить, чтобы они не перегрызли друг другу глотки. Сделать их лучше, указать верную цель, чтобы торжествовало добро, чтобы высшая справедливость…
– Это не скот. Это люди! – упрямо сказала Нюська.
– Да, – согласился господин Стрепет, – люди, живущие и умирающие как бессмысленный скот. Они не знают, что им делать со своими жалкими жизнями. Зато это знаю я. Я знаю, что делать с этими людьми и с этой страной. О, какую прекрасную жизнь создал бы я, если бы мне не мешали! Недавно я потерпел досадную неудачу. Но ничего, есть еще время найти причину и все исправить.
Девчонка молча смотрела на него, просто смотрела, но господину Стрепету это не нравилось.
– Разве тебе никогда не хотелось восстановить справедливость, предотвратить преступление, наказать виновных? – проникновенно спросил он.
– Хотелось, – бодро согласилась Нюська.
– А могла ли ты это сделать?
– Нет. Не могла.
– А я могу. В любом месте княжества.
– И в Усолье?
«Во дает. Нисколько не боится! – подумал Обр. – Ну ладно, щас мы разберемся, кто тут скотина, а кто пастух».
Господин Стрепет медленно пошел вдоль доски.
– Вот твое Усолье. Кстати, о торжестве справедливости. Не так давно я избавил твой край от Хортов. Это было красиво. До сих пор горжусь этой комбинацией. Пока Хорты нужны были для защиты западных рубежей, я держал их там. Немного страдали те, кого принято именовать простыми тружениками, но всегда приходится чем-то жертвовать. Это одно из правил. Зато теперь страна избавлена от разбойников. Заметь, быстро избавлена. Одним ударом я, Аликсан Стрепет, покончил с разбойничьей шайкой, оказал услугу князю и окончательно завоевал его доверие, которое потребуется мне, чтобы покончить с самим князем и наконец получить власть не только на доске. И тогда…
– Всем станет лучше?
– О да!
Нюська приблизилась к нему, склонилась над доской.
– Хочешь найти знакомых? – благосклонно поинтересовался спустившийся с небес на землю господин Стрепет. – Найдешь, только смотри внимательнее. Здесь у меня все – от князя до последнего нищего. Все, кроме тебя и этого разбойничьего выродка. Трижды битая пешка! Бессмертная. Неуправляемая. Неуловимая. Я все думал: отчего доска теряет его? Догадаться было невозможно. Ведь тебя нет на доске. Нет и не было. Сейчас ты стоишь рядом с доской, а на поле тебя по-прежнему нет. Откуда я мог знать о твоем существовании? Но он сделал ошибку – привел тебя сюда. И я понял: пока он с тобой, доска не видит и его тоже, и тогда я не могу управлять им. Единственной пешкой на всей доске. Поэтому спрашиваю еще раз: кто ты? Как ты это делаешь?