Рыжая девица со стуком опустила короб на каменный пол. Пишущий поднял голову. Унылое лицо осветилось прекраснейшей счастливой улыбкой.
М-да. Уж на что Обр был в таких делах глупый, и то сразу все понял. Со служанками шуры-муры крутите, господин управляющий! И та, дура, тоже прям вся расцвела, зарумянилась даже.
– Ты не знаешь, почему всем этим должен заниматься я? – осведомился управляющий тоном оскорбленной добродетели.
– Так ведь больше некому, – простодушно ответила рыжая. В суровость тона она явно не поверила.
– Скажите, пожалуйста! Некому! А ты что целый день делала?
– Да я вот… почки березовые… Варка просил.
– По-очки. Бере-озовые. Важнее дела у тебя не нашлось!
Рыжая смиренно вздохнула.
– Ну вот, растолкуй мне, какая от тебя польза? Пишешь с ошибками. Считаешь кое-как. До сих пор думаешь, что семью восемь будет пятьдесят восемь.
«А разве нет?» – изумился Хорт.
Рыжая, повесив голову, перебирала оборку кофты.
– И вот результат, – продолжал бурчать управляющий, – во всем этом должен копаться именно я.
– А вы Фамочку попросите, – осторожно предложила девица, – она все быстро сделает.
– Ты хочешь сказать, что наши приходно-расходные книги будет собственноручно разбирать княгиня Пучежская и Сенежская?
Рыжая снова вздохнула. То ли и вправду раскаивалась, то ли прикидывалась.
Белобрысый управляющий в ее раскаяние не поверил.
– И готовить не умеешь, – добавил он мстительно. Подумал, чем бы еще попрекнуть. Поглядел с укором. – И слоняешься целый день неизвестно где. Ты же собиралась к тетке Таисье слетать и тут же назад. Почему так долго?
– Да я ж не одна обратно-то, – попыталась оправдаться рыжая, – у меня вот…
Управляющий косо взглянул на Обра. Будто шилом проткнул.
– Общее истощение, обморожение, на левой ноге два пальца гниет. Того и гляди антонов огонь откроется. Как он еще на ногах держится, не понимаю. Это не ко мне. Это к господину Ивару, и побыстрее. Зачем ты его сюда притащила?
– Так он… это… девицу Анну ищет.
– Вот как? По-моему, несколько преждевременно. Ты думаешь, это будет полезно?
Управляющий приподнял левую бровь, снова оглядел Оберона, на этот раз внимательнее, и Обр понял, что его снова предали. Рыжая своими улыбочками да показной добротой заманила в ловушку и теперь… Да что теперь! Стряхнув с плеч мешавший полушубок, он шагнул вперед, сгибом левой руки зацепил тонкую шею рыжей предательницы, правой выдернул из-за пояса нож и приставил к мягкой коричневой кофте в точности там, где печень. Приставил так, чтоб лезвие было повиднее, сверкало опасно.
– Ты! Приведи сюда Анну! Быстро!
Рыжая вроде бы испугалась, но как-то странно.
– Ой, дурак, ой, дурак, – торопливо зашептала она, – брось ножик, брось, брось сейчас же!
Грохнула упавшая табуретка.
– Анну сюда. Шевелись! – выкрикнул Хорт, яростно встретил холодный взгляд белобрысого господина и… умер. Совсем. Оказалось, что это очень больно.
Глава 13
Грохнуло, затрещало так, будто по шву порвались сами небеса. Но это не имело значения. Обр лежал на холодном дне, глубоко и надежно. Далеко наверху медленно колыхалась, текла куда-то мутная ледяная вода, проплывали, кружились черные точки мусора. Над водой качались две тени. Слева – темная, справа – светлая. Ну да, все как полагается. Слева темный ангел, а справа, стало быть, светлый. Взвешивают его прегрешения, решают судьбу.
– Все, больше не могу! – простонал светлый и, охнув, исчез из виду. Видно, черные Обровы дела оказались ему не по силам.
Горячо полыхнуло белым огнем – и снова раздался ужасный грохот.
Темный к Обру, видимо, благоволил и исчезать не торопился.
– Да не отчаивайся ты так, – мягко сказал он. – Все! Дышит. Вон, глаза открыл. Вернули мы его.
Светлая голова снова качнулась перед глазами и уплыла в сторону.
– Вернули! Ему повезло, что ты рядом был. В одиночку я бы не справился. И было бы у нас два трупа. Один тут, а другой наверху. Господин Лунь на мелочи не разменивается. Но этот тоже хорош!
– Да. Хвататься за нож в присутствии господина старшего крайна было глупо и опрометчиво.
– Ха! Какой ты вежливый стал. Сразу видно, большой политик. А я не политик. Я тебе так скажу. Видал я злобных болванов, но таких, как этот, – никогда! Ты как? Сможешь еще?
– Кхм. Не уверен.
– Нельзя сейчас останавливаться! Он опять уходит! Где только носит рыжую курицу?!
– Здесь я! – звонко донеслось откуда-то издалека. – Сам ты курица!
– Как себя чувствует господин старший крайн? – осведомился темный.
– А ты не видишь?
Шарахнуло снова. Видно, там, за водяной пеленой, разразилась жестокая буря.
– Плохо дело!
– Щас еще хуже будет! – предрек светлый. – Чего стоишь, глазами хлопаешь?! Помогай!
– Ты что, сам вытащил его? После такого?
– Да!! Не стой как кукла! Он сейчас опять…
– Не ори!
Над холодной колышущейся мутью вспыхнуло яркое рыжее солнце. Горячие обручи сомкнулись на запястьях и потащили Обра наверх, к теплу, к жару, к солнечному пламени. Водяная пленка лопнула, высохла, испарилась, огонь опалил кожу, проник внутрь, растопил ледяной ком в горле. Обр подавился воздухом, задышал, часто и жадно, сел и оказался нос к носу с рыжей служанкой, которая крепко держала его за руки. Она засмеялась и отступила, приглашая и других полюбоваться плодами своего труда.
– Слабаки вы оба! Смотрите и учитесь. Вот как надо!
Оберон поспешил осмотреться. Хорошо бы понять, что все-таки происходит. Он по-прежнему находился в той приемной или, может, кабинете. Как последний дурак сидел на полу. Никакой воды вокруг не было. Вся она осталась за окнами, где лило, грохотало и завывало со страшной силой.
– Я всегда восхищался вашими талантами, госпожа Жданна, – приятным голосом сообщил черноволосый красавец с точеным бледным лицом, сидевший на полу слева от Обра в позе крайней усталости.
– А я нет! – сварливо заметили справа. – Ты зачем его сюда привела, курица этакая? Надо было прямо ко мне.
– Тебя же не было, – возразила курица.
Обр медленно поднял голову. Так и есть. Он. Тот самый. Сидит на коленях, опираясь руками об пол. Вроде силится встать, но не может.
Не раздумывая, Обр кинулся вперед.
– Ублюдок! Где она?!
Белобрысый мерзавец без сопротивления завалился на спину и только прохрипел:
– Уберите его!
Убрали Хорта очень быстро. Сил у него было так мало, что рыжая служанка смогла управиться в одиночку. Оттащила подальше и завернула правую руку за спину. Больно. Надо же, умеет! Обр не вырвался. Зря это он. Погорячился. Сначала надо прийти в себя, а уж потом…
– Отчего это он так… хм… набрасывается? – поинтересовался черноволосый. – Что ты ему сделал?
– Жизнь спас. В третий раз уже, – ухмыльнулся лежащий на полу белобрысый. – Привычка у него такая: сначала я ему жизнь спасаю, а потом он набрасывается.
– Врешь! – дернулся Обр. – Где она?!
– Ножик у него отобрали? – деловито спросила служанка.
– Отобрали. Только вы на это особо не рассчитывайте, – высказался белобрысый, – такой и без ножа зарежет. Слышь, отведи его… ну, туда. Может, польза будет.
Грохнуло и сверкнуло особенно сильно.
– А еще кто-то погодой заняться должен, – задумчиво произнес черноволосый.
– Может, само утихнет, – пробормотал белобрысый, вытягиваясь на полу и закрывая глаза.
– Вряд ли, – вздохнула служанка и пошла к внутренней двери, потянув за собой Обра.
– Куда? – упираясь, спросил Обр.
– Иди уже, – буркнула девица и для верности подтолкнула коленом.
Руку она так и не выпустила, держала цепко. Оберон решил не спорить и не сопротивляться. Ну, до тех пор, пока его на самом деле не начнут убивать.
– А этого я все равно достану! – пообещал сурово, больше себе, чем рыжей.
– Валяй! – легко согласилась она. – Только, когда друг друга доставать будете, меня позвать не забудьте. Страсть люблю смотреть, когда Варка дерется!
– Варка – это кто?
– Ну, господин Ивар. Смех и грех с тобой! Доставать собрался, а как зовут – не знаешь.
– Так это он… тот самый, который всех лечит?
– Угу. Они, стало быть, болеют, рожают, руки-ноги ломают, а он лечит и лечит. В Трубеже, в Пучеже, в Сенеже, в славном городе Бренне, и конца краю этому нет.
– Лекарь? – презрительно скривился Обр.
– Травник. Чего рожи строишь?
– Занятие неблагородное. Для низкорожденных.
– О, а ты, видать, высокого рода, с таким, как он, и подраться не сможешь?
– Драться я с кем хочешь могу, – огрызнулся Хорт, – а этого лекаря вообще по уши в землю вобью!
Пока пререкались, длинный светлый коридор под высоким остроконечным сводом закончился. Они вышли в зал, до того обширный, что Обр сначала решил – выбрались на улицу, на крепостной двор. В душе впервые шевельнулось уважение. Если внутри такие покои, то каков же замок снаружи.
Покои были украшены всем, чем положено при немалом богатстве: яркими красками росписи, длинными, свисающими откуда-то с недосягаемого потолка гобеленами, даже цветами, которые росли как-то сами по себе, будто прямо из пола. Наверху скрещивались потоки света, лившиеся из многочисленных, но невидимых окон. В окнах то и дело полыхали молнии, но гремело потише, подальше.
У одной стены бодро горел камин, у другой, видно для красоты, зеленело, взбираясь вверх, и там ветвилось, огибая роскошный щит с родовым гербом, непонятно что. Не то куст какой заморский, не то дерево. Вблизи оказалось – лестница. Свитые, сплетенные из сросшихся ветвей ступени вели наверх. Такого Обр тоже никогда не видел. Замер, как дурак, разинув рот. Пришлось рыжей снова подтолкнуть его. Ошарашенный, полез вверх, гадая, что же это такое. То ли сосна, то ли елка, то ли вовсе береза с липой сплетается. В довершение всего кругом красовались белые цветочки, духовитый лесной шиповник. И ведь живое все, растет, дышит. Пахнет как в лесу.