Оберон едва не запутался в занавеске у входа, но все же прорвался внутрь.
Рыжая сидела на Нюськиной постели, держала на растопыренных руках какие-то нитки, Нюська сматывала клубок. Обе уставились на фигуру в белом покрывале с легким испугом.
– Ой, – сказала Оброва жена, роняя клубок, – ты зачем пришел? Тебе лежать надо.
– Фу, – заметила рыжая, – приперся без штанов. А здесь между прочим дамы.
– Это ты, что ли, дама? – мрачно поинтересовался Обр и уселся у изголовья Нюськиной постели, всем своим видом дав понять, что добровольно отсюда не уйдет.
– Не сердись на него, – встрепенулась Нюська, – он хороший.
– Не-а, – уперся Хорт, – не хороший я. Даже не надейся.
– Ой, – всплеснула руками рыжая, – страшно-то как! Ладно. Пойду, штаны тебе найду.
Обр нутром чуял, что она над ним смеется. И точно. За опавшей занавеской снова раздалось отчетливое хихиканье.
Несколько дней его никто не трогал. Никто не мешал сидеть с Нюськой, смеяться и говорить с Нюськой, смотреть, как она спит, ест и улыбается.
Рыжая служанка исправно носила им еду да поила Нюську по часам непонятным лекарством.
И одежду принесла, как обещала. Самую простую, обыкновенную. Штаны да рубаха были чистые, целые, но точно с чужого плеча. Хотя в плечах-то как раз в самый раз. Зато рукава и штанины малость длиннее, чем требуется. Обр заподозрил, что ему всучили обноски белобрысого дылды, но предпочел об этом не думать. Зато никаких тебе сундуков с шелковыми камзолами и нарочно подсунутыми ножами.
Еда тоже была самая обыкновенная. Щи, да каша, да пареная в горшке репа. Хорт ценил еду в любом виде, но и он, немного отъевшись, начал замечать, что все какое-то не такое. То ли подгоревшее, то ли пересоленное. В общем, готовить рыжая и вправду не умела, а других слуг на кухне не водилось. Зато перевязку сделала хорошо. Заодно Обр убедился, что все пальцы на месте. К концу недели он уже мог передвигаться, не корчась от боли, зато весь извелся от непонятной тревоги.
Нюська быстро уставала, много спала, и мало-помалу он повадился бродить по замку. И чем больше бродил, тем больше дивился. Тревожащих странностей было хоть отбавляй. Отчего, например, огромные окна начинаются прямо от пола? Ни решеток, ни переплетов, ни стекол, ни слюдяных пластин. Ничего нет, но тепло, не дует. А в зале вообще в потолке дыра насквозь. Аж звезды видно. И ничего, дождик не каплет.
Камин все время горит, а чем топят – непонятно. Цветы и прочая зелень растут прямо из пола. Вот у Нюськи у окна лесные фиалки поднялись. Целая полянка. И цветут, и пахнут. Говорит, сам господин Лунь сделал. Как такое можно сделать, если ты не колдун?
А главное, замок громадный, за день не обойдешь. В таком замке слуг должно быть немерено. Ну и где они? Где солдаты, казармы, конюшня? Где оружейная, наконец? Ничего и никого. Не только слуг, но и господ не видать. Только иногда заметишь, кресло у камина передвинуто, книги-бумаги какие-нибудь на столе брошены, в кухне тарелки грязные, да еще вязание где попало валяется. Чего вяжут, с первого взгляда и не поймешь. Не то рыболовная сеть, не то мочалка.
Вначале Обр таился под защитой густых веток зеленой лестницы. Потом осмелел, начал спускаться, по запаху нашел кухню. С едой было негусто. Припасы вроде есть, и хлебушка вдоволь, но видно, что все готовится кое-как.
На кухне, чтоб зря не блуждать в темных коридорах, сделал себе коптилку из старой плошки, топленого жира и куска тряпки. Ничего, горело. Даже воняло мало. Первым делом надо было отыскать выход. Нашел сразу. Знакомая дверь в покое с высокими креслами и конторкой выпустила и впустила его как родного. Свободно живут. Охраны никакой и даже на ночь ничего не запирают.
Да и запирать особо нечего. Дверей – раз-два и обчелся. Кроме той, входной, нашел еще только одну. Немедленно сунулся туда и не пожалел. Оказалось, сокровищница. Поначалу аж дух захватило. Такого он раньше никогда не видел, хотя толк в драгоценных цацках знал, с детства был приучен. Прикинул, сколько это стоит, – даже голова разболелась. Попытался понять, почему все это не запирают на сорок семь замков, стало еще хуже.
Но, как верный ученик Маркушки, повел себя разумно. До разных цацек, посуды и оружия даже не дотронулся. У самой двери на столике, на большом блюде, лежали монеты. Золото, серебро, медь – все свалено вперемешку. Видно, недавно принесли. Осторожненько, не звякнув, не брякнув, набрал меди и серебра. Золотых тоже взял, но немного. На первое время им с Нюськой хватит.
Теперь бы еще коня раздобыть. И конь отыскался легко. Прямо под окном, на зазеленевшей пустоши спокойно пасся белый жеребец. Красавец, совсем как Змей, только постарше. Ох, Змей, Змеище… ну ничего, может, еще свидимся.
Осталось теплую одежду достать, еды в дорогу подкопить, да чтоб Нюська поправилась. Пока была она еще слабенькой, ходить без помощи не могла, бывало, что и засыпала прямо посреди разговора.
– Ну ничего, потерпи! Настанет лето, будет совсем тепло – уедем отсюда, – обещал Обр.
– Куда? – спрашивала дурочка.
– Да никуда. Сбежим, и все.
– Туда, где нас нет?
– Да куда захочешь.
– А может, не надо?
– Че не надо?
– Может, останемся там, где мы есть?
– Да не бойся, – утешал Хорт, – сейчас никуда не поедем. Я же вижу – тебе окрепнуть надо. Поправишься – и двинем. Леса тут большие, ночи теплые. Хорошо будет.
– Хорошо, – соглашалась Нюська и тянулась погладить его по щеке. Он хитрил, успевал подставить губы, поцеловать ладошку. Нюська стеснялась и руку прятала, а Обр думал, не рискнуть ли, не стащить ли для нее алмазную корону или, на худой конец, ожерелье с бирюзой.
Постепенно он не то чтобы всякий страх потерял, но сжился с ним, привык. Расписных стен, высоченных потолков, пустых окон уже не пугался, бродил где хотел. Жилых покоев вроде Нюськиного оказалось множество, и все пустые. Только раз наткнулся на чью-то спальню. По юбкам и платьям, повешенным за занавеской, и все тому же всклокоченному вязанию догадался – комната женская. По запаху понял – рыжая назола тут обитает. Хм, прислуга, а дорогих вещиц много.
И платья очень даже распрекрасные. Вот только беспорядок, как в сорочьем гнезде. Нюська такого бы не потерпела.
Наконец, как и следовало ожидать, Обр все-таки нарвался. Однажды на самом верху лестницы обнаружил многооконный, светлый зал, тут же по обилию книг понял – библиотека, и выскочил оттуда как ошпаренный. Хватит с него книг, на всю жизнь хватит. Сунулся в соседнюю комнату, чуть пониже – вышло и того хуже. Жуть страшная. Настоящий приют колдуна. Под потолком – травяные веники, на длинных столах и полках коробочки, кубышки, темные бутыли, стеклянные трубки кольцами. Посреди всего этого, как положено, череп на подставке. Вот только солнце мешает бояться. Бьет в окно широким лучом, отражается в стекле, рассыпается мелкими радугами.
Из любопытства Хорт потянул с полки крайнюю коробочку. Уж очень хороша. На крышке лесные цветы вырезаны: купена и марьин корень. До того похоже, что сразу в лес потянуло. Ну ничего, вот Нюська поправится – и тогда… Потряс шкатулочку. Попробовал подцепить ногтем крышку.
– Замри! – Сказано было тихо, но настойчиво.
Обр вздрогнул. Немного сухой смеси просыпалось на руки.
– Здесь полно ядов, – донеслось из глубины комнаты, – некоторые нельзя даже нюхать.
Гад ползучий, лекаришка белобрысый, сидел за столом, уткнув подбородок в поставленные друг на друга кулаки, глядел на бледное пламя, качавшееся под круглой склянкой с широким горлом. В склянке что-то солидно булькало.
– Осторожно закрой и медленно поставь на место, – не отрывая глаз от пламени, посоветовал он.
Оберон подчинился, поспешно отряхнул руки и собрался немедленно ускользнуть. Кто их знает, этих колдунов! Один взглядом убивает, другой людей по доске гоняет, у третьего отрава везде валяется.
Лекаришка-колдун, коротко дунув, загасил пламя. Встал, осторожно, поднял склянку за толстое горло. Шагнув в широкий солнечный луч, принялся рассматривать ее на свет. Длинные белые волосы, собранные в хвост, упали чуть ли не до пояса.
– Ну че, – сказал он не то Обру, не то зеленоватой жидкости, которая вела себя явно не так, как хотелось бы, – пошли выйдем!
– Пошли! – обрадовался Обр. Вот это он понимал. Давно бы так.
Белобрысый избавился от склянки, качнул головой, приглашая внутрь, и пошел вглубь комнаты. Хорт с некоторой опаской последовал за ним. Миновали полутемное помещение, битком набитое сушеными травами и острыми пряными запахами. Вышли наружу и попали, как определил Обр, в огород. На черных по-весеннему грядках что-то зеленело, курчавилось, хотело расти. Что-то непонятное, посложней, чем обычная репа.
Перед огородом – широкая площадка, поросшая молодой травкой, за площадкой – обрыв, под обрывом – все та же пустошь, уже совсем зеленая. Похоже, и лето не за горами.
На площадке белобрысый красавчик остановился. Обр пустых разговоров не любил, а потому развернулся и…
Не тут-то было! Рука повисла бессильной плетью.
– Трус! Колдун проклятый! Честно подраться и то не можешь.
– Могу, – нехорошо усмехнулся белобрысый, – день и ночь мечтаю, как бы тебе врезать.
– Угу, – с горечью огрызнулся Обр, – с этакими штуками и я кому хочешь врежу.
– Ладно, обещаю, драться будем честно.
– Ну?!
– Только я сначала поговорить хотел. А без этих… кхм… штук ты слушать не станешь.
– Ну, говори, – рука оживала, и Хорт почувствовал себя увереннее, – говори, говори! А я уж подумаю, слушать тебя или нет.
Лекарь стоял спокойно. Глядел непонятно. Глаза синие, в волосах солнце костром играет. За одну улыбочку убить можно.
– Жданка сказала, ты Анну отсюда увозить хочешь.
– И увезу, – стиснул зубы Обр. – У тебя спрашивать не буду.
– А она хочет уехать?
– Хочет-хочет. Чего мы тут не видели-то!
– Нельзя ей уезжать.