– Ага. Полегчало ему, – проворчал Обр, – выходит, это я тебя видел, когда нас в первый раз едва не перекинуло. Порхает такой, весь из себя красивый. Там люди тонут, а ему хоть бы хны.
– Порхать я не умею, – лениво возразил Варка, – это Хелена у нас порхает. И вас я не видел. Сверху все по-другому кажется. Лететь вместе с бурей. Оседлать бурю. Я про это спеть могу, ну, по-нашему. А простыми словами не расскажу. Там такой ветер… несет тебя, аж крылья гудят, и даже кончиком пера шевельнуть нельзя – сразу сметет, закрутит. В общем, полегчало мне. И тогда я увидел… Не глазами. Сердцем. Это было как свет со дна моря, как яркий луч снизу, из темноты. Она просила, но не за себя.
– А за кого?
– За тебя, дурака! Третьего там с вами, небось, не было. Я очень испугался, что могу потерять, не найти ее там, внизу. А еще боялся опоздать. Поэтому просто упал.
– Как упал? – дрогнувшим голосом спросил Обр, вспомнив грозные облачные башни, громоздившиеся тогда над Злым морем.
– Да так… Убрал крылья и стал падать. Мотало меня, конечно. Не без этого. Заколку из волос опять потерял. Жданка потом ругалась. Перестал падать уже под тучами. Если б вас не нашел, меня в два счета в воду сшибло бы. Но нашел быстро. Просто вытащить вас оттуда у меня сил не хватило бы. Пришлось стать вашим парусом. Едва руки из плеч не вывернул. Крылья намокли. Холод собачий. А тут еще ты вздумал в воду бросаться. Привиделось что-то?
– Угу. Привиделось.
– Да, бывает. Пришлось успокоить тебя немного. Тут, по счастью, Анна очнулась. Держала тебя, чтоб не вывалился. Я только гадать мог, куда нас вынесет. Унять такую бурю хоть немного тоже не сумел. Руки-то были заняты. Но вынесло. Обошлось. Уж как я Анну хотел с собой забрать. Уж как упрашивал. Мне, знаешь ли, редко отказывают. Но тут ничего не помогло. Не захотела она тебя оставить. А двоих поднять и нести через горы я никак не сдюжил бы. Пришлось сделать так, чтоб заметили вас, и убираться оттуда по-быстрому. Конечно, я пытался защитить ее. Сделал все, что мог. А потом наведывался иногда, проверял, жива ли, здорова ли. Погоду там наладил, чтоб вам полегче было.
– С рыбой помог, – кисло добавил Обр.
– Помог. Отчего ж не помочь.
– Так Морской змей – это тоже ты?
– От змея слышу. Часто прилетать не мог. Сам видишь, чего у нас делается. А потом пропала она. Как в воду канула. Я всю округу прочесал, вдоль и поперек, и один летал, и с Липкой.
– А у Липки, небось, крылья черные, – пробормотал Оберон.
– А ты откуда знаешь?
– Не хотела она, чтоб ты ее нашел.
– Ну, я и не мог найти, пока сама не позвала. Только снова поздно. Вот такие дела.
– Не лезь к ней, – угрюмо пробубнил Обр, которому напомнили о его вине.
– Я хоть раз без тебя к ней подходил?
– Нет.
– Может, речи какие скоромные говорил?
– Нет.
– Песни ей пел?
– При чем тут песни?
– Я, видишь ли, могу так спеть, что кто угодно навек моим рабом станет. Ну, скажем, ты сам. Только и будет у тебя заботы – служить мне, любимому, верой и правдой.
– Врешь.
– Попробуем?
– Да пошел ты!
Замолчали. Обр нашел в кармане припасенную с утра горбушку и принялся ее угрызать. С Варкой не поделился. Из вредности.
Кусок неба над ними начал бледнеть. Синева выцветала, теряла свой дневной блеск. По листьям прошелся робкий вечерний ветер.
– А теперь чего? – не выдержал Оберон.
– А теперь я пойду на бал.
– А я?
– А ты не пойдешь. Одет ты неважно. И вообще, рожа разбойничья. Они охрану ближе к вечеру выставят, ну и пусть себе выставляют. Мы-то уже в саду. А во дворец… Как думаешь, впустят меня во дворец?
– Не-а, – ехидно возразил Обр, – у тебя репьи в волосах, на щеке царапина и руки кирпичом перемазаны.
Варка застонал и принялся рыться в торбе. Не найдя гребня, тяжко вздохнул и, привычно ворча: «Надоело, сил никаких нет. Отрежу все к свиньям собачим, чтоб они все провалились», принялся причесываться пятерней, выбирая репьи, липкие семена и колючки.
Обр сжалился и стал помогать. Все-таки маскировка – святое дело. Это он усвоил давно и прочно. И не на таких мелочах умные люди прокалывались.
До наступления темноты сады были тщательно прочесаны. Караулы стояли на своих местах. Печатали шаг молодцеватые патрули. Ранний гость в роскошном камзоле синего бархата поправил завернувшуюся манжетку, проводил солдат одобрительным взглядом, старшему кивнул благосклонно.
– Сидишь? – спросил он у развесистого дуба, который рос на этом месте уже лет пятьсот.
Дуб фыркнул.
– Сижу.
Беседа с умным деревом происходила на широкой террасе. Внизу благоухал знаменитый розарий наместника, очищенный, приведенный в порядок и восстановленный почти в прежнем виде. По дорожкам неспешно прогуливались дамы и кавалеры. За розарием дрожал, отражая вечернее небо, круглый пруд. На другом берегу виднелся Приют влюбленных – прелестный павильон в старинном духе. Это если не подходить близко и не принюхиваться. Но издали он казался таким, как прежде, и стройные колонны белели, как в старые, спокойные времена. На террасу и розарий выходили окна парадных покоев.
– Ну, сиди-сиди, – хмыкнул молодой щеголь, – а я пошел веселиться. – Очаровательно улыбаясь, он двинулся навстречу двум дамам, поднимавшимся из розария по плавно изогнутой дорожке. Оберон, удобно устроившийся в развилке древнего ствола, только носом покрутил. Легкий поклон, пара слов, еще одна улыбка. И все. Обе дамы двинулись ко дворцу, опираясь на руки пригорского травника и глядя на него с неподдельным восторгом. Дамы были вполне себе пышные. В платьях Обр не разбирался, но камни в ушах и на пальцах были мечтой любого вора. В такой компании красавчика пустят во дворец без всяких разговоров.
Обр поправил за спиной почти пустую торбу с Варкиной одеждой, подложил под бок свернутый старый плащ и приготовился ждать. К счастью, с дуба было прекрасно видно, что делается в бальном зале. А когда упревшие от жара свечей и дыхания сотни людей танцоры пожелали открыть окна, то и музыка стала слышна вполне отчетливо.
Балов Обр раньше никогда не видал. В родном княжестве такие затеи были не в чести. Танцы почитались занятием низким и грубым, для простой деревенщины. Так что глядеть было занятно. Иные дамочки ухитрились одеться так, будто пришли не на бал, а в баню. Оберон не без удовольствия пялился на дамочек, пока не обнаружил, что они, сладко улыбаясь, всем скопом пялятся на Варку. Тот, ясное дело, танцевал с красавицей. Девица в чем-то белом в растопырочку с голубыми бантиками была так хороша, что хотелось забрать ее из зала, где все толкаются и пихаются, и поставить куда-нибудь под стекло, на мягкий бархат.
Варка ей вполне подходил. Тоже в своем дорогущем синем камзоле с белыми манжетками, весь как нарисованный. Ишь ты, ступает плавно, голову держит высоко, девицу ведет уверенно. Ну, прямо особа королевской крови! Как будто не он на днях на мозолистой пятке язвицкого мельника гнойный нарыв вскрывал.
Девица тоже глядела на него с восхищением. Головку кокетливо наклоняла, локоток оттопыривала. На башне, накрученной на голове из светлых кудрей, вздрагивали шелковые бабочки.
Интересная парочка исчезла из виду. Обр зевнул, но тут же встрепенулся. Песок на дорожке хрустел под чьими-то торопливыми шагами.
От дворца шел Варка под руку с белобрысой красоткой. Свет из окон падал на террасу, создавая приятный полумрак. Варка был спокоен и сосредоточен, как у постели трудного больного. А вот девица вся трепыхалась. Трепетали локончики, кружевца и бантики.
Остановились у перил. Варка смотрел на розы. Девица же, слегка запрокинув голову, смотрела на Варку и вдруг, всхлипнув, кинулась ему на шею, вцепилась в парня, как утопающий в обломок мачты.
– Ой, Варочка, как хорошо, что ты тут! Я та-ак соскучилась: когда увидала тебя там, прямо глазам не поверила.
Варка, как и следует, обнял ее, слегка похлопывая по спине, но ответил сурово:
– А тебе никто не говорил, что двоемужество – это преступление? Карается законом. Каторжные работы за такие дела полагаются.
– Матушка сказала, то не считается. Потому что война была и вообще. Ни гостей, ни свидетелей, ни платья. Только мы и священник. Разве ж это свадьба? Ведь ты никому не скажешь?
– Кому я могу сказать? Жениху твоему прекрасному?
– Ну да, конечно, – заторопилась девица, – он немолодой уже. И некраси-ивый, – вдруг взвыла она, снова уткнувшись в широкую Варкину грудь. – Барочка, что же мне делать?! У него изо рта па-ахнет!
– А еще на нем корсет, – глядя поверх ее головы, заметил Варка, – только это не помогает. Брюхо все равно видно. И для здоровья вредно. У него и так геморрой.
– Откуда ты знаешь?
– Я травник или кто?
– Барочка, придумай что-нибудь.
– Могу его от геморроя вылечить. Запах изо рта отбить. Все это ерунда. Главное, чтоб человек был хороший.
В ответ девица-красавица зарыдала еще сильнее и прижалась к Варке так, что затрещали планки ее собственного корсета.
– Барочка, забери меня отсюда! – донеслось сквозь всхлипывания.
– Да пожалуйста, – сейчас же согласился Варка, – пошли, пока тебя не хватились!
Но тут красавица отпихнула его, отстранилась и даже отошла на шаг от греха подальше, торопливо расправляя платье.
– Я не могу, – серьезно сказала она, достала откуда-то платочек, изящно высморкалась и принялась поспешно расправлять кружева и локончики. – Пойдем в зал, а то еще увидят.
– Почему не можешь?
– Мама, – снова всхлипнула заплаканная красотка, – я же думала, что никогда ее не увижу. Отца же убили… Ну ты же понимаешь, у тебя же тоже… всех.
– Но я-то не женился на первой встречной.
– Он не первый встречный. Он, может, первым министром будет. Доверенное лицо нового короля. Короля-то, ты небось знаешь, из фряжских земель пригласили. Он нашего роду, покойному Афанасию троюродный брат, но там родился, там и воспитывался. Устроит все на фряжский манер. При дворе весело будет.