– Ага. Весело. То-то ты ревешь уже полчаса! И при чем тут твоя уважаемая матушка?
– Понимаешь, мы очень, очень бедны. Платье это, и еда, и прислуга – все, все в долг. А мама так не привыкла. Она же не может в трущобах жить. Что же нам, в Норы перебираться?
– А я слыхал, ей город пенсию платит. Как вдове героя.
– Пла-атит. Так она же маленькая, пенсия-то. А у нас дом, слуги, опять же одеваться надо. Ну что ты на меня глядишь. Это у тебя нет никого. У вас у всех никого не осталось. А у меня ма-ама. Я не могу. Он обещал ее в столицу забрать, ко двору представить.
– Вот и женился бы на ней.
– Но как же, она же… Нет, не старая еще… но все-таки… Варочка, а вы правда летаете?
– Нет! Это все сказки.
– Так я и думала. Это Илка врал, чтобы меня позлить.
– Угу. Сама знаешь, крайнов не бывает.
– Вар, ну что ты несешь! Я ведь еще не забыла. Правда-правда!
Она провела рукой над землей, и из травы немедленно поднялись прекрасные белые колокольцы. Закачались тихонько, хотя никакого ветра не было.
– Вот, – гордо тряхнула бантиками красотка, – Фамка твоя любимая так никогда не сделает.
– Здорово! – оценил Варка и, скривившись, сильно чихнул. Обр, как договаривались, сейчас же соскользнул с дерева, еще в полете развернул старый плащ и с маху набросил его на голову красавицы, закутав ее вместе с кудерьками, бантиками и пышными юбками. Даже рот успел зажать. Красавица мычала и брыкалась так, что потеряла изящные шелковые туфельки. Варка небрежно манул рукой, и она сразу ослабела. Мычать не перестала, но хоть не дрыгалась.
– Ну, че стоим? – сказал великий травник, крепко стянув нижние края плаща вокруг торчащих оборок. – Взяли, понесли!
– Не могу, – доложил Обр, – если я ее отпущу, она орать начнет.
– Ладно, попробую сделать так, чтоб не орала.
– А почему «попробую»? Ты же здорового мужика, Людвика этого, свалил почти не глядя.
– Ты ее не знаешь. На нее ничего не действует.
– Тогда кляп, – решил практичный Обр, – заткнем рот – и дело с концом.
После этого его попытались укусить за палец. Но плащ был толстый, надежный.
– Нет. Это нехорошо. Унизительно. Дама все-таки. Погоди, сейчас сосредоточусь.
Но сосредоточиться ему не удалось. Сквозь бальную музыку пробился скрип песка под солдатскими сапогами.
– Песья кровь! – прошептал Варка. – Беги и прячься! Встречаемся в тех развалинах.
– Госпожа Илана, – донесся из темноты сочный мужской голос, – госпожа Илана, где вы?
Варка вскочил на широкие гранитные перила, ловко принял у Обра извивающуюся ношу и прыгнул. Ноша, видимо, оказалась увесистой, сразу взмыть в небо не удалось.
Обр, сейчас же нырнувший в спасительную темноту у корней дуба, не забыв сунуть в торбу брошенные туфли, похолодел от ужаса. Отпущенная девица поступила точно так, как он и предсказывал. Немедленно завизжала.
Патруль вылетел на террасу. Бравые охранники бодро озирались, готовые хватать и тащить. У каждого, кроме палаша, еще и арбалет за спиной. Сейчас посмотрят вверх и…
Не успев придумать ничего поумнее, Хорт завыл, сразу заглушив все подозрительные звуки. Водятся ли волки в этом роскошном саду? Вряд ли. Но получилось здорово. Солдаты моментально сбились в кучку, как трусливые овцы. И выражение лиц у них сделалось самое что ни на есть овечье. Огромная птица, медленно плывшая на фоне звездного неба, уже никого не интересовала. Все испуганно шарили глазами по кустам. Обр понял, что сейчас его найдут. Но тут самая перепуганная овца завопила диким голосом: «Мантикоры!» – и все кинулись ко дворцу, прихватив по дороге приличного, прекрасно одетого господина, восклицавшего: «Госпожа Илана, куда же вы исчезли?».
Во дворце захлопали окна, загремели засовы.
«Спасайтесь! Мантикоры!» – «Двери, двери затворяй!» – «Остановитесь! Там госпожа Илана!» – «Где моя дочь?!»
Не дожидаясь, пока это выяснится, Оберон кинулся бежать и меж статуй двух полуобнаженных дев с кувшинами напоролся на второй патруль, спешивший к месту происшествия. Ну уж нет! Больше никаких походов под конвоем. Обр заорал: «Спасайтесь! Мантикоры!» – и понесся прямо на патрульных, целясь садануть кого-нибудь головой в живот. Патрульные попались впечатлительные и загодя расступились.
– Чего орешь, парень?!
– Мантикоры! – выкрикнул он прямо в нависшую над ним рожу.
Рожа перекосилась и побледнела, а Обр резво нырнул в ближайшие кусты. Отбежав подальше, уселся под очередной липой, глотая ставший вдруг очень горячим воздух. Передохнув, повыл еще немного. Это не повредит. Интересно, кто такие мантикоры? Ну да ладно. Кто бы они ни были, в парке их точно нет. Сейчас солдатня успокоится и начнет прочесывать эти проклятые сады. Надо быстро выбираться. Вопрос, куда. Так, дворец этот ихний стоит на горе. Значит, надо под гору.
Так он и сделал. Двигался быстро, это ж все-таки сад, а не Сиверская чащоба. Только белые истуканы, понатыканные там и сям, страшно раздражали. Да однажды с разбегу влез в болото, тоже обсаженное розами. Должно быть, бывший пруд.
Остановился вовремя. Стена чернела в нескольких саженях. У стены отчетливо просматривались солдатские мундиры, сверкнула пуговица, белели начищенные портупеи. Двое. Попахивало дымом. Покуривают солдатики втихаря, хотя в карауле и не положено. Обр принялся красться по кустам. Ага. А вон еще двое. Часто поставили, не прошмыгнешь. Стоят спокойно. Значит, о происшествии еще ничего не знают. Но медлить нельзя.
Оберон позволил себе подумать секунд десять, ничего не придумал и, прицелившись строго посредине между двумя караульными постами, ужом подполз к стене. Спасибо вам, крапива и лопухи! Хорошо, когда вас много и вы высокие. Но, чтобы перелезать через стену, придется встать.
Обр осторожно высунул голову из бурьяна. Стена тоже хороша. Старая кирпичная кладка. Такая стена – все равно что лестница. Весь вопрос в том, что там, за стеной. Теперь дымом потянуло с другой стороны. Донесся чей-то смешок, обрывки негромкого разговора.
Ну, раз, два, три!
На счет три он уже лежал животом на верху стены. С другой стороны оказался чей-то огород. Обр сполз по кирпичам, заметный, как червяк на мостовой. Понадеялся, что его никто не видел, и рухнул в заросли морковки и лука. Сейчас собака разоряться начнет. Но собаки не было.
– Эй, ты где? – вместо этого спросил прямо в голове строгий чужой голос.
– В огороде, – доложил Оберон, не слишком удивленный. От Варки он ожидал чего угодно.
– Это хорошо, – заметно обрадовался Варка. – Я уж думал, придется тебя из кутузки вынимать.
– Спасибо за заботу, – проворчал Обр.
– Так в чьем ты огороде?
– Откуда мне знать. Пойти познакомиться?
– Ладно. Что видишь?
– Морковку. Капусту еще.
– Тьфу! Осмотрись потихоньку. Я скажу, как выбраться.
Оберон привстал, осмотрелся. Не увидел ничего, кроме темных ночных окон, крыш и заборов. Но Варке хватило и этого.
Получив внятные указания, Обр живо проскочил путаные переулки Гнезд и довольно скоро очутился у знакомого пустыря напротив фонтана с птичками. За пустырем у заброшенного каменного колодца под покосившейся рябиной сидел Варка и задумчиво глядел под ноги, на сверток с украденной невестой.
Сверток ныл. Торчащая из него узенькая пятка в шелковом чулочке капризно дергалась.
– Платье испортил, негодяй! Ты знаешь, сколько стоит такое платье? И туфли пропали, ты знаешь, сколько такие туфли…
– Не скули, не пропали! – сказал Обр. – Что я, дурак, улики оставлять?
– Вот видишь, – капризно заметил сверток, – он понимает! Кто вы, благородный юноша?
– Разбойник он, – просветил ее Варка, – настоящий, с большой дороги. А еще конокрад и… Что ты там еще?
– Неправда, – ехидно отозвался Обр, – я добрый, хороший и милый.
– Кто это тебе сказал?
– Нюська.
– Как ты от них ушел?
– Ногами. Кстати, кто такие мантикоры?
– Где мантикоры? – вскинулся травник. На Обра пахнуло таким черным ужасом, что даже руки закоченели.
– Нигде, – поспешно отрекся он, стараясь перекричать истошный визг, раздавшийся из мешка.
– А стреляют в садах почему?
– Да кто их знает. Всего-то минутку повыл, а они уже два часа не унимаются.
– Повыл?
– Ну да, вот так вот.
– А, тогда все ясно.
– Развяжите меня, – мяукал сверток.
– Обязательно, – обнадежил успокоенный Варка, – только не здесь и не сейчас. Значит так, разбойник. Я держу ее, ты держишься за меня. Крепко держись, а то одной вдовой станет больше!
Прыжок через колодец Оберону не понравился. Успело мазнуть по лицу затхлой ледяной водой. Тьфу! Гадость! Будто и вправду тонешь. Но очутились они все там же, под лиственницей, посреди прозрачной белой ночи с золотистыми облаками над головой. Против лиственницы на камушке сидела, болтала босыми ногами рыжая. Рядом, мрачно скрестив руки на груди, привалился к скале господин Илм, наместник Трубежский.
– Явился, – пробурчал он, – я, как дурак, притащился среди ночи за паршивым лекарством и жду уже битый час. Будто с голубем послать нельзя было. Ну, где оно, твое снотворное?
– Вот, – сказал Варка и вытряхнул из плаща сильно помятую красавицу.
– Песья кровь! – завопило изящное создание, наугад двинуло ногой, заморгало громадными голубыми глазищами, пытаясь привыкнуть к свету.
Господин Илм выпрямился. Охнул. Схватил девицу в охапку, стиснул так плотно, что она почти исчезла в его объятиях.
– Гад! – пискнула девица и заколотила кулачками по его широким плечам. – Предатель! Почему, почему это сделал он, а не ты?!
– Ты же меня сама прогнала.
– Да! Прогнала! Ну и что! Как ты посмел не вернуться?
– Пять раз уже возвращался, – буркнул галантный кавалер.
– Все равно! Это ты во всем виноват!
– Слышь, я ее обратно не понесу, – заметил Варка, – а сама она через колодцы не умеет. Так что вы уж разберитесь как-нибудь.
Обр понимал, что разобраться будет трудновато. Девица цеплялась за господина наместника и рыдала, бормоча нечто уже совсем бессвязное про цветочки, за которыми без нее никто не ухаживал, про новое платье, которое непременно понадобится, и, топая ножкой в порванном чулке, требовала торжественной свадьбы.