– Назад! – грозно сказал Варка. – Прижмись к скале и стой смирно! Это горная болезнь. Воздух здесь очень жидкий. Иные пугаются, плачут, а тебя вон, летать потянуло.
– А почему, когда летим, ничего такого… Даже не холодно, – спросил Обр, чтоб только проверить, может ли еще говорить.
– Крылья греют и спасают. Хотя, когда меня однажды очень высоко занесло, кровь из носу пошла, и вообще худо было. Там небо темное-темное, как лесные фиалки. И путеводные звезды даже днем видно, при солнце. Ладно, держись, поехали.
И вправду, в воздухе стало получше. Оберон расхрабрился, осторожно, жмурясь от ветра, выглянул из-за Варкиного плеча. Они неслись вдоль огромного ледника. Снежные языки обтекали скалы, заполняли округлые провалы, стекали вниз сверкающими потоками.
– Так куда летим? – сердито спросил Варка.
Обр с трудом отвернулся от прекрасной и опасной Белухи.
– Сначала к крепости, к Вратам Вьюги. А там видно будет.
До крепости на перевале добирались часа три. Оберон все пытался разглядеть ту страшную дорогу, но Варка дорогами не интересовался. Летел напрямик, над пропастями и гребнями хребтов в снежном блеске, иногда обходя ведомые ему опасные места. Однажды не уберегся. Ухнул вниз, так что крылья загудели. Затрясло, закрутило, поволокло к земле. Обр не удержался, все-таки заорал. Но обошлось. Вывернулся хитрый летун. Даже насмехаться над Обром не стал. Лишь проворчал:
– Отчего ты тяжелый такой? Хорошо позавтракал, что ли?
Наконец, показалась и Привратная крепость. Маленькая, как игрушка. Мальцом Обр лепил такие из грязи на истоптанном дворе Укрывища.
Варка снизился, сделал над крепостью медленный широкий круг, почти завис в теплом воздухе, поднимавшемся от нагретой седловины.
– Вроде все благополучно, а то бы костер запалили. Ну, теперь куда?
– Теперь вниз, на север. Лети вдоль дороги. Надо найти место, где сошла лавина.
– Нет такого места.
– Как нет? Ты че несешь-то?
– Да так. Нет – и все! С весны дорога свободна. Торговые обозы идут в обе стороны.
– Быть не может. Что ж это тогда было?
– Уж я не знаю, чего там было, чего не было. Нашел я вас на дороге. Моту показать где.
Тень распахнутых крыльев медленно скользила по горному склону, по скалам и кручам.
– Я не знаю, сколько ты ее нес и понятия не имею, как вы туда попали. Думай!
Обр принялся соображать. С того обрыва, где они стояли перед тем, как провалился снежный карниз, был виден огонь в крепости. На юго-востоке виден. Значит, от крепости тоже видно это место. А место приметное. На торную дорогу похоже. И смотреть надо на северо-запад, в сторону Загорья, которое по-нашему будет как раз Пригорье.
– Давай на северо-запад, – попросил он, – только медленно.
Варка послушался, повис почти неподвижно. Лишь иногда концы крыльев вздрагивали, ловя ветер.
Обр смотрел, пока глаза не заболели, и все-таки увидел. Дорога, широкая, ровная, вымощенная белым камнем, начиналась прямо от горного склона, делала плавный поворот, обходя высокую скалу, и обрывалась над пропастью, будто отрезанная ножом.
– Там! – заорал он.
Варка поежился, потер пострадавшее ухо.
– У меня слух нежный, музыкальный, – сообщил он, – а тут ты со своими воплями.
Однако же подчинился, полетел в указанную сторону.
– Ух ты! – восхитился Варка, недоверчиво разглядывая плиты под ногами. – Таким не дороги мостить, а полы выстилать где-нибудь в бальном зале. Ты погляди, как подогнано. Одна к одной!
– Пошли уже, – сказал Обр, которого угнетала предстоящая встреча с доской.
– Сначала отвяжись от меня.
– Верно! А то вдруг драться придется. Вдруг там этот Стрепет кругом стражу на скалах понаставил. Или зайдем внутрь, а там засада.
– Ты ж говорил: замуровано.
– Замуровано-то оно замуровано. Только, как ваш старший говорит, на каждую стену свой молот найдется. Ох, дурак я, дурак! Опять нож забыл. Веришь, с тех пор как у вас в Пригорье торчу, ножа не завел.
– Воздух у нас в замке такой. Вредный. Веревку не потеряй. На обратном пути пригодится. Понять не могу, отчего ты такой тяжелый. На вид – кости да жилы. А весишь как куль с мукой.
– Сам ты куль!
До полузасыпанных ворот дошли быстро.
– Там темно, – напомнил Оберон, разглядывая дыру, и нырнул в торбу в поисках заботливо припасенных свечи и кресала.
– Полезли, – сказал Ивар-травник, – сейчас я по-нашему попробую… Свет!
Этот фокус Обр уже знал и предусмотрительно зажмурился, а когда открыл глаза – увидел широченную парадную лестницу. Вид не подверженного воздействию времени мрамора слегка портили остатки истлевшего ковра.
Яркий поначалу, свет быстро тускнел.
– Пойдем, – поторопил Варка, – тут все какое-то старое, как будто выдохлось. Наверх, что ли?
– Наверх, – неуверенно произнес Обр, – я глазами-то этого не видел. Темно было.
Лестница привела в огромный зал с камином, с обширным столом, с каменными болванами в нишах. Статуи, все как одна, были крылаты. Крайний в ряду роскошных серебряных подсвечников печально валялся на полу.
– Вон там мы шли, – обрадовался Оберон, – вдоль вот этой стены.
Для верности закрыл глаза и пощупал – точно, здесь.
Подсказка пришлась вовремя. Зал был сложной формы, с тремя выходами. Ниша, задернутая тускло переливающейся парчой, оказалась не в конце зала, а неприметно ютилась сбоку. Варка глядел во все глаза, радовался, будто клад нашел. Обра ощутимо корежило. Остановившись перед парчовым занавесом, он долго не мог собраться с духом, чтобы отодвинуть тяжелую ткань. Это сделал травник.
– Песья кровь! – прошептал Обр. Далеко впереди мягко светилось золотистое пятно.
– С ума сойти! – пробормотал Варка, рассматривая поверхность доски. Факелы сияли ярко, должно быть, чуяли настоящего крайна.
Оберон хмуро глядел на новую дверь из дубовых плах, надежно закрывавшую вход. Даже пнул ее с досады, и, конечно, без толку. Только ногу отбил. Остатки старой плиты так и валялись у стены. Убрать их никто не позаботился. В специальном гнезде лежала новая, блестящая свежей полировкой лопаточка. Обр сейчас же схватил ее и мстительно переломил об колено.
– Не огорчайся, – посоветовал Варка, – видишь, пока хозяина не было, она начала засыпать.
Отшвырнув обломки, Обр подошел поближе. И верно, живым медовым светом светились только окрестности Повенца, холмы с замком Лаамов и, конечно, Твердыня Туманов, она же Гнилой Кут.
Оберон вгляделся, с сосущей тревогой высматривая себя. Не нашел. Сразу полегчало. Тогда он набрался храбрости и согнулся над Повенцом, отыскивая Маркушку. Старый вор, как и следовало, обнаружился в городе.
– Ой, – сказал Обр, – да это ж… Он же на Рассолохе.
– На Рассолохе? – заинтересовался Варка. – В больнице для бедных, что ли?
– Пока еще не на кладбище, – с тяжелым сердцем выговорил Оберон, – мертвых она не видит. А ты откуда знаешь про Рассолоху?
– Да бывал я там. Пока Анну искал, все ваше Загорье прочесал, наверное.
– Гы, – хмыкнул Обр, – а ты им понравился. До сих пор вспоминают.
– Угу. Я всем нравлюсь. Как печатный пряник. А кто у тебя на Рассолохе?
– Маркушка, – вздохнул Оберон, – он мне вместо отца был. Будь у меня дом, забрал бы его к себе, покоить на старости. Знаешь чего, а ведь его один из ваших спас.
– Да ну?
– С каторги вытащил.
– Так-так-так. А теперь давай подробно, – сказал Варка точь-в-точь как господин Лунь. И голову набок склонил так же, по-птичьи.
Ну что ж, эту историю Обр рассказывать умел хорошо и выдал со всеми подробностями.
Варка слушал внимательно, водил по губам кончиком туго сплетенной косицы, а потом даже закусил его от переживаний. Была у него такая скверная привычка.
– Значит, говоришь, совесть его гложет?
Обр пожал плечами. Совесть у Маркушки представлялась ему делом сомнительным. Старый вор и сам ее не имел, и другим не советовал.
– Может, потом смотаемся на Рассолоху? – неуверенно предложил он.
– Обязательно, – обнадежил его Варка, – не могу же я упустить такой случай. Знаешь, кто его вытащил?
– Ты, что ли?
– Не. Подымай выше. Господин Лунь.
Обр возвел глаза к потолку.
– А что он на каторге делал?
– Насколько мне известно, отдыхал от других трудов. Смотаемся на Рассолоху. Страсть как хочется узнать, каким наш Рарог Лунь раньше был.
– Раньше?
– Ну, до каторги. Вообще, до всего, что на него свалилось.
– А как с доской? – вернулся на землю Обр. – Может, того, ее не трогать, а самого господина Стрепета по-тихому…
– Не годится! Не будет этого Стрепета, найдется кто-нибудь еще. А вещь-то красивая. Точно крайнова работа. Видать этот Ательстан Стрепет был большой мастер.
– Ага! Нюська тоже говорила – добрыми руками делано. С душой, – уныло подтвердил Обр.
– Движутся фигурки-то, – заметил Варка.
– Отошел бы ты лучше от нее. Гляди, светлая область ширится. Просыпается, зараза. Из-за тебя все, чучело крылатое.
Варка поспешно шагнул в сторону.
– Сам чучело! А я Ивар Гронский Ар-Моран, крайн из белых крайнов Пригорья.
Мгновенная вспышка света.
– Песья кровь! – заорал Обр.
Доска – вся, от края до края – сияла яркими красками. Зеленели леса, сверкало стылым серебром Злое море, громоздились горы. Тянулись вверх стены и башни городов.
– Ты чего наделал?!
Варка взъерошил волосы.
– Не мешай, я думаю! Значит, Аннушка говорит, с душой сделано. Верно-верно. У иных вещей есть душа. Коли мастер ее туда вложил, стало быть, она там и есть.
– Ты че, не в себе? – совсем разозлился Обр.
Варка отступил на шаг, вскинул руки.
– Жестокая Игра, творение Ательстана Стрепета! Я Ивар Гронский Ар-Моран, крайн из белых крайнов Пригорья, господин утра, хозяин ветра и света, беру твою душу. – Перевел дыхание и добавил: – Навсегда!
Сияние на миг вспыхнувших крыльев ослепило Обра. А потом он открыл глаза и увидел доску. Очень старую, темную от времени, в дырах древоточца, в мелких трещинах. Надписи по краю стерлись. Черные клетки слились с белыми в одно серое запыленное поле.