Положив трубку, я направился туда, где пытались скрыться стрелки. Наверняка там у них был какой-то транспорт. Сюда я прибыл на такси. Но сейчас, когда тут такая разруха, лучше никого не вызывать. Я посмотрел на выжженное пятно асфальта, где стояли машины.
А ведь Саша права. Эмоциональное напряжение растет, это точно. А я подсознательно борюсь с ним. Заглушаю эмоции. И становлюсь все холоднее.Когда постоянно видишь цель, перестаешь видеть препятствия. И простые человеческие эмоции, радости, удовольствия, отходят на второй план. Это состояние возникало и раньше. Оно помогало мне бороться с Пожирателем. Но отбирало человечность. Каждое новое тело я медленно, но верно превращал в оружие. В инструмент для достижения цели.
Может… в этом была моя ошибка? Может, это мешало мне в борьбе с Пожирателем, а не помогало? Я решился на близких людей, и это меня подстегнуло. Я решился и на собственный род тоже. И это меня воодушевило. Так может пора развиться и в этом отношении? Может, стоит сделать следующий шаг. Сделать выбор? Быть не только Ифритором, но и Романом Селиховым? Да. Я его уже сделал. Только что. И уверен в выборе. Позвоню ей.
Я снова извлек трубку. Набрал номер. Приложил к уху. Я медленно шел вперед, к соседней заброшенной четырёхэтажке. Слушал гудки.
— Алло? — раздался в трубке женский голос.
— Я соскучился, — с улыбкой ответил я.
Глава 2. Траур по грешникам
— Рома… — несколько удивленно и радостно ответила Нина, — это даже как-то странно, слышать от тебя такое. Тут простых ласковых слов не допросишься, и внезапно “Я соскучился”.
— Я просто позвонил сказать, что думаю, — с улыбкой проговорил я.
— Это… неожиданно… словно жар по телу, как мурашки, — замурлыкала девушка в трубку, — никогда не думала, что такие простые слова могут… возбуждать…
— У тебя есть одно качество, которое я особенно ценю в тебе, Нина.
— Какое же?
— Ты предугадываешь мои мысли. Я буду дома через два часа. Около девяти.
— Нам придется, — томным голосом тихо начала Нина, — быть потише. Сейчас Катя с мамой ночуют на первом этаже и…
— Я хочу тебя в душе.
— Оу… Ну…
— И у меня важный разговор к тебе, Нина. До встречи.
— Хорошо, Рома, — я слышал, как она говорит эти слова с улыбкой, — я буду ждать тебя дома.
Я был прав, когда решил, что в кустах, а вернее за ними, стрелков ждал транспорт. Если протиснутся между облупленной кирпичной стеной и большими можжевеловыми кустами, а потом перемахнуть через забор, можно было увидеть неприметную белую иномарку. Старый и ржавый хэтчбек выглядел так убого, что издали сошел бы за брошенный у развалин металлолом. Однако, он ездил.
Я обошел машину слева, дернул дверь, и она оказалась открыта. А вот ключей в салоне не было. Возвращаться, чтобы обыскать тела, я не стал. Предварительно, лишь осмотрел их ифритным зрением. Не нашел ни одного духа, которого счел бы полезным для себя.
— Кажется, — улыбнулся я, заглядывая под руль, — придется вспомнить детство. Как там было? Ах да.
Голыми руками я сорвал хлипкий пластиковый кожух с рулевого блока. Вырвал замок зажигания и быстро замкнул контакты. Стартер натужно закрутил. Дав газу, я запустил двигатель.
— Пора домой, — я сдал назад, выехал из-за полуразрушенного общежития. Бросил взгляд на выжженную площадь. Скрюченные остовы машин чернели там, как сожженные трупы.
Я ухмыльнулся и дал газу. Машина медленно покатилась по гравийной дороге.
— Ты припозднился, — встретила меня Нина, — я волновалась.
— Такси долго ехало, — улыбнулся я и вошел в дом, — тут же обнял Нину, прижал к себе.
Ее упругая полная грудь приятно касалась моего тела. Девушка, при этом глубоко задышала, приоткрыла пухленькие губки. Я видел, как в тусклом свете одной лишь коридорной люстры (вторая пострадала при нападении), губы девушки стали розовыми от возбуждения. Я сдержанно засмеялся, повел руками по спине, талии, к упругой попке.
— Катя? Элла Александровна?
— Спят, — возбужденно выдохнула девушка, — от тебя странно пахнет… словно…
— Озон. Такое бывает, если одновременно высвобождается большое количество магии. Он выветрится через пару часов.
— Не буду спрашивать, что за магия и где ты ее использовал, — быстро проговорила она, — скажу только... запах возбуждает меня, — девушка заглянула мне в глаза. Ее томный взгляд из-под полуприкрытых век завел меня сильнее. Нина смотрела так, будто умоляла скорее уединиться с ней, — ты весь возбуждаешь, — немного задыхаясь проговорила она, — когда ты рядом, мне сложно держать себя в руках. Я уже искусала себе все губы.
— Тем они слаще, — улыбнулся я и поцеловал девушку. Нина аж застонала, — мне нужно переодеться, — сказал я, когда разомкнул наши губы. Казалось, оттого что поцелуй кончился, она погрустнела.
— Хорошо, — Нина кокетливо отстранилась. Я не возражал и отпустил ее.
Девушка, на носочках, отошла на несколько шагов, словно бы демонстрируя мне себя. Одетая в домашнее светлое платье в крапинку, она выглядела прекрасно. Просторная юбка приятно огибала ее крепкие бедра. Крупная грудь наполняла декольте.
— А мне, полагаю, — промурчала она, — нужно раздеться?
— Угу, — я улыбнулся, — и ждать меня в душе.
— Слушаюсь, — хихикнула она, быстро схватила подол юбки и стянула платье через голову.
В следующее мгновение, метнула его в меня, осталась в красивом бежевом белье. Я поймал платье, засмеялся. Затем в меня полетел лифчик. И его я удачно схватил в воздухе.
Нина повернулась, демонстрируя мне свое тело, припала спиной к стене, выгнулась в талии, запракнилуа руки за голову. Она смотрела страстно и призывно.
— Их оставь, — я указал взглядом на трусики, — хочу сам снять.
— Угу, — снова хихикнула она, и грациозно обернувшись, — юркнула в кухню. Я услышал шум воды в душе.
Глядя на вещи, скомканные в руках, я улыбнулся. Потом прошел в гостиную, чтобы снять все лишнее.
— Мы все скорбим по ним. Это были достойнейшие люди города, — услышал я голос по ТВ, бросил взгляд на синий экран.
Там, полный мужчина во фраке, дворянин с золотым, блестящем на солнце орденом на лацкане, давал интервью на фоне городской ратуши.
— Все трое, — он явно изобразил скорбь, — были моими близкими друзьями и товарищами. У нас было столько планов! Столько стремлений сделать наш город лучше и богаче. И, как результат, такая нелепая смерть на турнире клуба фехтовальщиков!
План сменился, толстый мужчина исчез. На экране появилась новостная студия. Холеный и солидный дворянин средних лет в деловом костюме и при ордене, расхаживал по синему блестящему полу. На фоне, на большом экране, демонстрировалось поместье Добронравова. То самое, где проходил турнир. Вокруг него тут и там бродили люди в полицейской форме. Дворяне-следователи в штатском.
— Напоминаем, что в минувшее воскресенье, — начал диктор глубоким, низким голосом, — Погибли три уважаемых, любимых всеми, дворянина. Александр Георгиевия Добронравов, стоял во главе ЗАО "Астра". Его компания ведет разработки программного обеспечения, в том числе и для военных целей.
— А еще он укрывал сынка-извращенца, убивающего женщин. Да и сам он не гнушался убийствами, — ответил я телевизору.
— Сын Александра Георгиевича, Павел, пропал без вести. Поиски продолжаются.
— Надеюсь, эта падла, — я бросил Нинины вещи на диван, снял пальто, стянул рашгард, — гниет где-нибудь подальше отсюда.
— Пьер Мартынович Ланской, — продолжал диктор, — основатель и владелец логистической компании “Линии Юга”, был одинок. Единственный представитель собственного рода с долгой и тяжелой истории искупления. Его дед был князем, перешедшим, во время Восстания, на сторону Отступников. Бунтовщики вынудили Игната Сергеевича Ливнина, благородного потомка Пьера Мартыновича, обманом предать императора. И, тем не менее, он оказался достаточно мудр, чтобы вернуться в лоно империи. Николай Владимирович Рюрик, Любимый всеми Император Великорусской Империи, правящий в то время, помиловал обманутого, но благородного предка Пьера Мартыновича. Но княжеского титула род решился навсегда и стал боярским.
— Хорош был бы "князь", — я сел на деван, увлекся рассказом диктора, — убивать женщин и детей руками бандитов. Достойнейшее занятие для дворянина.
— Отец Пьера Мартыновича, — продолжал диктор, — был ярким представителем имперской знати нашей славной страны. Его сын стал достойным наследником своего рода. Но умер, так и не дав потомства. К сожалению, славный род Ланских, ныне прерван.
Мда... Выгораживать подонков, нормально, если у власти подлые люди. Но в будущем я это изменю.А еще, выходит, предок Ланского, этот Ливнин, связался с революционерами. А когда запахло жареным, перебежал обратно. Двойной предатель. Какая красота. Интересно, почему император помиловал его? Лишь отобрал княжеский статус, но не казнил.
Между делом, в минуты отдыха я немного читал о восстании и отступничестве. Отступниками делали только детей боярских. Их, среди революционеров, было большинство. Остальные дворянские ступени, участвовавшие в восстании, лишь падали на одну вниз. То есть, князья падали до бояр. Бояре до детей боярских. А последних клеймили отступничеством. Именно дети боярские, самые многочисленные и обделенные дворяне в империи, были зачинщиками.
И теперь, каждый представитель рода отступников должен был носить на теле символ предательства — перечеркнутую корону. Нанесенный простой татуировкой, но с использованием магии тьмы, этот символ нельзя было удалить бесследно. А ударение или сокрытие каралось уголовным сроком. При наличии отягчающих — смертью.
Каждый представитель рода отступников, кровный, или принятый в род, должен был получить свою татуировку отступника. Детям такая наносилась с четырнадцатилетнего возраста в обязательном порядке.
— Но Катя ее не получит, — задумчиво проговорил я вслух.
Почему? От статуса отступника можно было избавиться. Да, это сложно, но возможно. Личным указом императора, дворянин из детей боярских мог стать “поцелованным”. Или как тут выражались “получить поцелуй прощения на чело свое”.