На сей раз, приехав в родной Кишинев, Щусев на законных основаниях приступил к участию в отделочных работах нового здания 2-й гимназии. Творение Мазирова впечатляло – не гимназия, а подлинный дворец.
Петербургский говор Алексея вызывал смех у окружающих, даже у Маши Карчевской, и пришлось его временно забыть. Теперь он уже не на шутку боялся потерять Машу. К Карчевским Щусев заявился в одном из ярких цветастых халатов, купленных им на самаркандском рынке. Шумно изображал из себя узбекского торговца:
– Эй, народ, келин-валин! Подходи, бери, келин-валин! Кому арбуз, кому навруз, кому шишбек, кому чебурек! Кому хурма, кому ни хрена, кому слива, кому глива! Эй, красавица, халям-балям! Хочешь, мине, молодому хану, ханумкой будешь? Звезды с неба за твои брови отдам!
Машенька от души хохотала, радуясь приезду ухажера и тому, как смешно он изображает чучмека. В свои шестнадцать лет девушка превратилась в редкую красавицу южнорусского типа, в ее чертах сквозило что-то греческое, даже турецкое, восточные брови, карие глаза, черные волосы, да к тому же еще и смуглянка. Глаз не оторвешь! Надеяться на то, что она будет стойко ждать его без каких-либо условий, было бы глупо, и Алексей Викторович, прежде чем уехать по осени в Петербург, объяснился в любви.
– С первого взгляда я почувствовал в вас что-то особенное. Такое, чего нет в других. Ваш образ постоянно преследовал меня. Ни на какую другую девушку я не обращал внимания. И понял, что люблю вас, Машенька. Смею ли я просить вашей руки?
– Смеете, – только и ответила она.
– Ашташита-ашташа! – не удержался и воскликнул осчастливленный юноша.
– Что-что?
– Это я от радости, – смутился Щусев. – Не обращайте внимания.
– Я рада, что вам радостно, – смущенно произнесла Карчевская.
Тут жених пригорюнился:
– Но студентам нельзя жениться, а я окончу академию лишь через два года. Подумайте, целых два года!
– Я буду ждать вас, Алексей Викторович. Обещаю.
– И я обещаю. Как только буду свободен от студенческих оков, женюсь на вас.
– Как жаль, что вы уезжаете. Грустно очень. Я с нетерпением буду встречать следующее лето.
Но следующее лето началось не с Кишинева, а со старинных городов России. Академия выделяла средства, и Щусев не мог отказать себе в возможности проехать за казенный счет по Рыбинску, Ярославлю, Костроме, Нижнему Новгороду, Ростову Великому. И лишь в конце августа он примчался в родной город.
– Не очень-то вы спешили, – грустно сказала ему Маша, но эта грусть стоила несметных алмазов – значит, она с горячим нетерпением ждала его и горевала, что он все не едет и не едет. – Вы, стало быть, только что из Ростова? А я вот возьму да как Наташа Ростова…
– О нет, – засмеялся он, целуя ей руки. – Вы далеко не так глупы, как толстовская героиня.
И был прав. В Маше Карчевской не горело лишь бы в кого влюбиться, она выбрала себе героя и уж хранила ему верность, какой бы фендрик ни закрутился пред нею вихрем.
В августе жених сторицей оплатил свою задержку. Под его профессиональным руководством построили дачу и новый дом для семейства Карчевских. И то, и другое оказались на диво хороши. Дачный домик в Долине Чар юный архитектор облицевал котельцом и покрыл рыжей черепицей, а для одноэтажного дома на углу Пушкинской и Кузнечной улиц он с особым старанием подбирал котелец, чтобы в каждом камне виднелось вкрапление в виде ракушки. Не случайно же и само слово «котелец» происходит от молдавского «кокхилие», что значит «ракушка». Сей строительный камень с древних времен в изобилии добывался в Крикове – местности в пяти верстах к северу от Кишинева.
Дом Карчевских новоявленный архитектор Щусев построил с использованием молдавских элементов, сделал каменную резьбу по мягкому известняку в турецко-арабском вкусе, а парапеты украсились цветными радостными изразцами.
– Как это знаменательно, что свои первые в жизни дома я построил для семьи своей милой невесты, – говорил он, уезжая в сентябре в Питер.
– А как же сторожки у Апостолопуло? – улыбалась в ответ невеста.
– То не считается, – отмахивался жених. – Они незаконные. Я тогда не располагал документом, позволяющим мне производить строительные работы. А тут – на законном основании.
Последний год учебы выдался томительным. Во-первых, хотелось поскорее заняться делом, проектировать, строить, возводить. Во-вторых, надоело слушаться других, он уже чувствовал в себе силы самому повелевать. А в-третьих, конечно же, хотелось жениться на Машеньке. Опостылела холостая студенческая пустопорожняя жизнь.
Но надо было завершить полный курс академии, а все лето и осень потом готовить дипломный проект. Им стала барская загородная усадьба в ее полной архитектурной комплектации. Поначалу намеревался выполнить усадьбу в русском стиле, но не в византийско-русском, моду на который ввел в свое время Тон. Однако у Тона имелось огромное количество сторонников.
– Не нужно гусей дразнить, – посоветовал мудрый Бенуа. – Сделайте вашу усадьбу в южнофранцузском стиле, никто и не пикнет.
Щусев послушался, выполнил проект так, как советовал Леонтий Николаевич, с высокими крышами под черепицей, оранжереями, каскадами. И случилось чудо – не просто защитился, но получил золотую медаль первого достоинства! В уставе про нее говорилось: «Золотых медалей первого достоинства (больших) назначается по одной для каждой отрасли художеств. В случае особенных исключений могут быть назначены две большие золотые медали по одной отрасли искусств. Для получения золотой медали первого достоинства недостаточно, чтобы представленное на конкурсе произведение было только лучше между другими, но должно, чтобы оно само по себе заключало все условия, заслуживающие высшей награды. Посему выдача золотых медалей первого достоинства не есть непременное условие каждого конкурса». Проще говоря, в иной год за неимением исключительных выпускных проектов большая золотая медаль могла вовсе не присуждаться никому.
«Барская усадьба». Дипломный проект А. В. Щусева
[Из открытых источников]
Но выпускник Щусев представил такой исключительный проект, что в канун нового 1898 года стал полным триумфатором и с большой золотой медалью первого достоинства возвращался в родной Кишинев, где его ждала с нетерпением невеста.
Глава девятаяЗаграничное путешествие
«Надо же, как время летит. Тогда я еще был абитуриентом…» – Под стук колес поезда, стремящегося в Кишинев, выпускник академии Алексей Щусев вспомнил о французской выставке – своем первом, хоть и косвенном, но все же прикосновении к другой стране, к другой культуре.
За дипломный проект альма-матер присудила ему не только большую золотую медаль, но и полностью оплаченную годовую заграничную поездку. Ура! А сейчас он едет в родной Кишинев, где ждет его невеста Машенька. И, дай Бог, летом они поженятся и отправятся вместе в путешествие. Ура! Ура! Ура!
Маршрут заграничной поездки был составлен заранее. Алексей советовался со своими учителями – профессорами, как правильнее распорядиться заслуженной наградой.
При мыслях о Маше Карчевской по пути к родному пристанищу опять вспомнилась картина, увиденная на той же французской выставке более семи лет назад. Тогда это полотно показалось ему очень проникновенным и мастерским. И больше других произвело впечатление. «Благословение новобрачных». Только почему-то он долгое время ошибочно считал, что его название «Крестьянская свадьба». Какая там игра света! И все так честно и натурально выписано. Кстати, картину прямо с выставки купил Сергей Третьяков для своей московской коллекции.
Маша… Какое родное имя. И маму звали Машей. Мама. Маша. Всего-то одна разница в букве. Жаль, что свадьба будет без мамы, без отца, без благословения от живых родителей. И Алексею стало так невыносимо от нахлынувшей тоски, что захотелось разреветься во весь голос. Но позволить этого он себе не мог, поэтому, чтобы отвлечься от скорбных мыслей, испепеляющих ум и душу, обратил все свое внимание на попутчиков, трех офицеров, увлеченно играющих в карты. Достал листы, карандаши и принялся их рисовать, предварительно спросив разрешения и даже предъявив им свою золотую медаль.
– Ого, господа, – усмехнулся один из офицеров, – да нас с вами будущий Репин изобразить решил.
– Я будущий архитектор вообще-то.
– Стало быть, построите дворец офицеров-картежников! – захохотал другой.
Ах, этот сладковатый запах кленов… Зеленый весенний город приветливо встречал выпускника петербургской Академии художеств. Цветущие деревья в ярких нарядах покачивались в такт теплому ветерку.
Алексей остановил разносчика бубликов. Из плетеной продолговатой, похожей на половину огромной дыни, корзины пожилой еврей-разносчик достал со дна бублик посвежее и протянул покупателю. Алексей бережно взял. Жалко было его есть. Каким-то необъяснимо родным казался этот бублик.
Родное чувствовалось везде – в благоухании сирени, в скрипе молдавских повозок «каруц», в желтых платках молдаванок, в выкриках продавцов кислого и сладкого молока и даже в этом крохотном бублике.
В июне Алексей и Мария обвенчались. Свадьба была яркая, по местным обычаям. Карчевские взяли на себя многие расходы, включая кольца, причем Алексею досталось массивное, с крупным бриллиантом.
Не успели молодожены зайти во двор после венчания, как им неожиданно под ноги вылили целое ведро воды и стали обсыпать их зерном и хмелем. Ни менять мокрую обувь на сухую, ни отрясать с себя зернышки не полагалось, поэтому невеста все торжество ходила с хмелем, попавшим в оборки и рюши свадебного платья.
А еще им поднесли огромный каравай, аж в восемь косичек, и надо было караваем накормить свою будущую половинку. Тут же стояли черноокие маленькие мальчик с девочкой. Это они месили тесто для каравая, а перед этим просеивали муку, находя в муке монетки – плату за свой труд. Ни Маша, ни Алексей не скупились, кормя друг друга.
– Оставь мне немного места на бабэ албэ, – смеялся жених, имея в виду запеканку из домашней лапши и изюма, именуемую «бабэ албэ» – «белая бабка».