– А мне на бабэ нягрэ, – парировала невеста. «Бабка черная» представляла собой пирог из муки, яиц и растительного масла без какао, но темно-коричневого цвета.
После стали угощать свадебным караваем холостых гостей, щедро одаривая каждого. И все собравшиеся видели, что новоиспеченные Щусевы делились не только испеченным тестом, но и своими счастьем и радостью.
– Хорошо будут жить, дружно и весело. Вот помяните меня, это будет очень добротный брак, – сказала старая соседка, внимательно наблюдая за молодоженами. – Радушный, – добавила она.
Угощение было знатным. Конечно, это не осеннее застолье, когда преизбыток всего, но и сейчас стол ломился от изобилия яств. Традиционная мамалыга, протертая фасоль, антрекоты и зразы, холодец, пастрама из говядины, зельц, он же сальтисон, мясные рулеты, маленькие мясные колбаски мититеи, салаты, баклажанная икра, печеные перцы, корзиночки с творогом и чесноком, фаршированные рыба и курица, супы чорба и зама, голубцы, котлеты, жаркое, печеночные котлеты чигири. На плоских блюдах выносили плацинды из слоеного теста с разными начинками – брынзой с зеленью, яйцом с зеленью, сладким творогом с изюмом; калачи, жареные лепешки, вертуты с овечьей брынзой и тыквой. А какое разнообразие печений, тортов! Вареные сливы, начиненные орехами, печеные яблоки и многое, многое другое, невероятно вкусное.
Но, даже наевшись до отвала, когда заводились зажигательные хороводы, никто не мог усидеть на месте, сразу пускались в пляс. Традиционный и любимый жок – когда все сначала выстраиваются в большой общий круг, а из него перестраиваются в маленькие круги и двигаются под быструю музыку, да еще с ускорением темпа, навстречу друг другу в центр круга и обратно, образуя различные переплетения. Многие гости на свадьбу надели русские и молдавские национальные костюмы, что придавало задор и яркость хороводу. Плясали и булгаряску, не менее увлекательный танец, чем жок.
Между танцами садились за стол, отдышаться, испить вина, отведать блюд, но главное – славить молодых, провозглашать здравицу! И, конечно, свадьба не обошлась без песен. Задушевных или веселых на русском, молдавском и украинском. Алексей пел хорошо, вдумчиво.
– Умеючи, – сказали гости.
А ему и хотелось петь, глядя на свою красавицу жену, которая стала еще и еще прекраснее. И дождалась его, ни на чьи ухаживания не поддалась.
Медовый месяц Щусевы провели в Долине Чар в доме брата Марии Михаила, построенном Алексеем Викторовичем. Оттуда и отправился в августе в творческую поездку за границу от Академии художеств золотой медалист Щусев со своей милой женой.
Сначала прибыли в императорскую золотую Вену, где все дышало грациозным величием и всюду звучали вальсы Штрауса, но попасть на концерты самого маэстро не представилось возможности – король вальса болел и больше не дирижировал.
Из Вены перебрались в Триест – город, гармонично сосуществующий и с древнеримским наследием, и с дворцами восемнадцатого века, характерными для правления габсбургской династии.
Из Триеста по воде прибыли в Венецию.
Венеция… Город – чудо. Город – сказка. Город – тайна. Город влюбленных и романтиков. Сколько не листай журналы с иллюстрациями, нужно побывать здесь, чтобы по-настоящему узнать Венецию.
Под Кампанилой – колокольней храма Святого Марка – Алексей ходил, запрокинув голову так долго, что голова закружилась и он упал на одно колено. Еще больше заворожила его Торре делль Оролоджо – Часовая башня в северной части площади Сан-Марко. Щусев постоянно приходил к ней и подолгу стоял, врисовывая ее себе в память. А потом принялся жадно писать акварелью все местные красоты. Ему было хорошо! Он упивался путешествием, всего себя отдавая работе. Благо жена досталась хозяйственная – все бытовые вопросы решала сама, предоставив мужу полную свободу для творчества.
– Маня, я в первую очередь заложник твоей красоты, – сказал Алексей, целуя жену, когда они катались на гондоле по каналам. – Но и Венеции тоже.
– А я, представь себе, милый Алеша, – отвечала любимая жена с иронией в голосе, – ну нисколько не ревную.
Они терялись в драматичных улочках города и только радовались этому. Любовались архитектурой, заглядывали в соборы, где, к их восторгу, можно было встретить творения Тициана, Тинторетто, Веронезе, а иногда сразу всех троих вместе.
Однажды, в очередной раз плывя в гондоле, недовольный тем, как гондольер без души исполняет песни, Алексей Викторович сам запел, да так, что всюду улыбались и хлопали в ладоши – на набережных и в других гондолах.
– Месяц на небе, звезды сияют, тихо по морю лодка плывет. В лодке красавица песнь напевает, а парень слушает – на сердце мед.
И больше не давал никому вокруг петь, сам пел великолепно:
– Ничь яка, Господи, ясна та зоряна, видно, хочь голки сбирай. Выйди, коханая, працею зморена, хочь на хвылыночку в гай.
Или по-молдавски:
– Ма омоара мама де ну ма-нсоара, айчь ла тара…
Или на самом итальянском:
– Che bella cosa è 'na jurnata 'e sole. ‘N’aria serena doppo ‘na tempesta…
Но тут венецианцы возмущались: песня варварская, неаполитанская, ей не место в благородной Венеции! А наши молодожены впервые узнавали о том, что здесь, на севере Италии, небезопасно использовать в речи южные диалекты.
Из Венеции отправились на запад – Падуя, Виченца, Верона. Затем свернули на юг. Флоренция произвела на Щусева почти такое же сильное впечатление, как Венеция. Казалось бы, совершенно разные города, а оба покорили начинающего архитектора.
А вот Марии Викентьевне Флоренция совсем не понравилась:
– Венеция – да, понимаю. Яркий, солнечный, радостный город. А Флоренция? На каждом шагу тут убивали за власть. Мрак. Стоит только почитать Макиавеллиеву «Историю Флоренции». Так и кажется, будто свернешь за угол, а там тебя уже подстерегают и прирежут.
Алексей только снисходительно улыбался, окунаясь в завораживающую атмосферу великого города. Здесь творили Джотто, Леонардо да Винчи, Брунеллески, Микеланджело, Боттичелли, Мазаччо, Гиберти, Филиппо Липпи, Донателло, Вероккьо, Гирландайо, Фра Анджелико, Андреа делла Роббиа. Дух замирал от осознания того, что они жили здесь, ходили по улицам.… Кружилась голова от концентрации красоты в одном городе.
– Алешенька, ты, кажется, болен, – улыбаясь, говорила Маша. – У тебя наблюдается синдром Стендаля.
Об особых состояниях – панических атаках, потере сознания и прочих сильных ощущениях писал Стендаль в книге «Неаполь и Флоренция: Путешествие из Милана в Реджио». И эту книгу они вместе читали.
– Не скажи. С тем, что тут тесновато, могу согласиться, – хоть в чем-то уступал жене молодой муж. – Но в остальном ты не права.
Им нравилось бродить вечерами вдоль Арно с ее зеленоватым оттенком вод, предаваться мечтам, обсуждать картины галереи Уффици, которую они исходили вдоль и поперек. Забавно было наблюдать за местными жителями, когда они ставили столы на речных отмелях и, опустив босые ноги в прохладную, быстро бегущую воду, играли в картишки, попивая винцо и закусывая.
Следующим пунктом их пребывания стал его величество Рим.
– Этим городом нельзя насытиться, – задумчиво произнес Алексей в одну из прогулок.
– Ну уж нет, – смеясь, сказала Мария, – я до отчаянности сыта их пастой. И их дрожжевыми лепешками с томатами и сыром.
– А Гоголь обожал.
– Ну и пусть, что Гоголь. Да и сами итальянцы уж чрезмерно крикливые. Похоже, они рождены для того, чтобы спорить, причем руками. – Мария помолчала. – Но вообще-то эти фряги довольно забавные.
– Пусть так. – Алексей поднял жене воротник пальто, осень теплая, хоть и поздняя, но все равно осень. – Но им повезло владеть Римом. Ходишь по нему и словно через века просачиваешься, из эпохи в эпоху. Удивительные ощущения… Сколько всего он дал миру, всей нашей цивилизации. O, Urbs aeterna Roma!
Прогулки по Вечному городу казались бесконечными. Пока Мария подмечала нравы, особенности нации, как одеваются, чем увлекаются, какие растения выращивают, Алексей рассматривал архитектуру, ощущая ее во всем величии, размышлял об искусстве строить. Например, как римские зодчие рассчитывали конструкцию купола Пантеона с огромным отверстием посредине? Загадка. Или взять Колизей. Всего за девять лет построили такое грандиозное сооружение на месте полностью осушенного болота. А акведук Аква Вирго? Ему две с лишним тысячи лет, а он до сих пор прекрасно работает, снабжает несколько фонтанов – Треви, Баркачча, что внизу Испанской лестницы, и Четырех рек на площади Навона. Удивительно.
Рождество отмечали в Неаполе, куда переехали к началу зимы. Накануне праздника отправились на рождественский базар, по пути рассматривая множественные вертепы – «презепы», но без Младенца в яслях. Он там окажется только ночью. Очень впечатлил один из вертепов – небольшие зданьица напоминали настоящие, в их окошках горел свет. Благодаря механизмам происходило движение фигурок – за окнами ремесленники занимались работой, женщины готовили еду. Было слышно, как журчит вода, а в какой-то момент на небе загоралась звезда.
Прилавки рождественского базара ломились от ручных поделок-сувениров из дерева, стекла, тканей, кожи. Мария присмотрела симпатичного вязаного ангелочка. Накупив на базаре морепродуктов, вина, сыра, хлеба, отправились домой. Небо налилось свинцом, и казалось, вот-вот хлынет дождь, поэтому пришлось поспешить, но дождя не случилось. Щусевы, запыхавшиеся и радостно возбужденные в предвкушении праздника, ввалились домой с продуктовыми покупками.
После Нового года переехали в Сицилию, в Палермо. А оттуда до конца зимы – в африканский Тунис. Здесь Алексей увлекся написанием все той же акварелью сцен из жизни туземцев.
И вообще – по всему пути следования из города в город Щусев непременно делал многочисленные зарисовки, изучал памятники, анализировал композиции, формы, убеждаясь, что классика – основа основ и именно на ней все зиждется.
Маша удивлялась, куда подевались жители Карфагена. Неужели эти арабы способны были наводить страх на римлян?