Щусев пригласил гостя в кабинет, где они за разговорами ждали приглашения к обеденному столу. Помощница по дому принесла на подносе бутылку с аперитивом и рюмочки.
– Подготовим, так сказать, рецепторы к восприятию пищи! – сказал тенор, выпив первую.
Щусев проделал то же самое. И повторно налил обоим.
– Про общественных воспитанников рассказал, теперь давай про личных, – произнес хозяин, как только Озеров закончил рассказ про свою Оперную студию. – Как там Николя-младший? Как успехи в спорте?
Пару лет назад Коля Озеров стал чемпионом Москвы по теннису среди мальчиков.
– Ну, а что там у тебя с этой «Москвой»-то? – спросил Николай Николаевич, подробно рассказав про своих детей. – Признаюсь, журнал со статьей не читал. Но наслышан… Или не будем портить настроение перед обедом?
Щусев вздохнул.
– Ввязался я в эту «Москву», сам не пойму, рад или не рад. Вроде и надо было, а вроде и не надо. Но дело интересное и важное для страны. Как не ввязаться-то? – Он помолчал. – Если коротко, то профессор Некрасов, этот светило критики, сказал, что мне не удалось уйти от конструктивного понимания пространства. – Алексей Викторовича посмотрел на полное лицо Озерова. Оно выглядело искренне заинтересованным, и Щусев продолжил: – Крюков заявил: «Думаю, нельзя считать гостиницу целиком удавшимся произведением», а Бартошевич подхватил: «Основной недостаток здания – его декоративность». Цирес продолжил: «Здание не имеет единого лица». Кузнецов, Аркин… В развернувшейся дискуссии выступления так и посыпались, и все – достаточно критические. Да Бог-то с ними! Этого всего я на заседании наслушался, которое, кстати, в печати повторили. Даже лень пересказывать.
– А сам Щусев что сказал? – спросил Озеров.
– Да что-что… Здание, во-первых, наполовину достроено, еще первая очередь строительства сдана, и вторая начата.
– Ну, я восторгов слышал много от того, что сдано. Да и мы с Надеждой Ивановной на экскурсию в гостиницу сходили, я еще в прошлый раз с упоением рассказывал. Что критикам-то ответил на своем заседании? Или мне журнал покупать? Не дал себя в обиду?
– Нет, не дал. Сначала многое пояснил, а под конец речи сказал, что великие мастера литературы и музыки всегда подвергались жесточайшей критике, поэтому я горжусь тем, что мой маленький труд, который несравним с такими великолепными произведениями искусства, как произведения, скажем, Глинки или Чехова, также удостоился внимания критиков. Это доказывает, что в моем здании заложены какие-то жизненные устои, которые дают ему право на существование в центре Москвы.
– Браво! – зааплодировал тенор Большого театра.
В эту минуту в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, вошла Мария Викентьевна.
– Алеша, ну сколько можно звать? Уже все помощники по разу сходили за вами. – Щусев с гостем переглянулись, они и не слышали стуков в дверь. – Надежда Ивановна даже беспокоиться стала, не съел ли ее Озеров хозяина, потому как, говорит, очень голодный.
– И молчал! – Щусев всплеснул руками. – Пойдемте уже к столу! Соловья баснями не накормишь.
Так-так-так… Никифор Яковлевич Тамонькин с карандашом сидел над журнальной статьей. Его будоражило, что хоть и было много критики, но все, кто выступал, не обвиняли напрямую Щусева, наоборот, говорили, что ему досталось тяжелое наследство, что недостатки здания – это вина его первоначальных авторов. И вообще, берет слово от авторского коллектива, а все «я» да «я». А где же Стапран и Соловьев? Он что, единственный автор?
И если архитектурные журналы и газеты представляли интерес для специалистов, то уж мимо газеты «Правда» не проходило подавляющее большинство граждан Советского Союза. Статьи во влиятельном издании читала почти вся страна. И почти вся страна прочитала в 239-м номере главной пролетарской газеты от 30 августа 1937 года статью в колонке «Письма в редакцию», озаглавленную «Жизнь и деятельность архитектора Щусева» и подписанную двумя авторами – архитекторами Леонидом Савельевым и Освальдом Стапраном:
«Внимание, которым у нас постоянно окружены выдающиеся люди искусства и науки, отдающие все свои творческие силы на пользу социалистического строительства, огромно. Наша страна знает такие светлые имена, как академик О. Ю. Шмидт, проф. Столярский, народный артист СССР Станиславский и многие другие, являющиеся гордостью нашей родины. Тем более обидно, когда за личиной крупного советского деятеля скрывается политическая нечистоплотность, гнусное честолюбие и антиморальное поведение. Мы имеем в виду деятельность академика архитектуры А. Щусева.
К своей творческой работе Щусев относится нечестно. Он берет на себя одновременно множество всякого рода работ и, так как сам их выполнить не может, фактически прибегает к антрепризе в архитектуре, чего, конечно, не сделает ни один уважающий себя мастер.
В целях стяжания большей славы и удовлетворения своих личных интересов Щусев докатился до прямого присвоения чужих проектов, до подлогов.
В 1932 году на закрытом конкурсе был принят к постройке и премирован Моссоветом наш проект гостиницы “Москва”, в Охотном Ряду. Это была наша двенадцатая премия на всесоюзных архитектурных конкурсах. По нашим проектам выстроен ряд новых жилищно-муниципальных и общественных сооружений. Нашей декоративно-композиционной работой также является известное москвичам кафе Наркомпищепрома на углу Красной площади.
Для консультации проекта гостиницы “Москва” был приглашен А. Щусев, который настолько поверхностно просмотрел проект, что даже не дал на нем своей подписи консультанта.
При обсуждении проекта мы были назначены главными архитекторами строительства гостиницы, а А. Щусев – ответственным консультантом. Но консультант сразу же стал проявлять тенденцию к присвоению авторства.
К осени здание выросло на 7 этажей. Щусев за это время пришел на стройку всего два раза. Своим условием для участия в работе он поставил назначение его соавтором проекта и руководителем проектирования. Требования А. Щусева были почему-то удовлетворены.
В течение зимы А. Щусев сделал шесть своих вариантов фасада гостиницы, которые Московским советом были все отклонены как непригодные. Нам же к началу второго строительного сезона было поручено срочно разработать наш прежний проект, по которому и продолжалось строительство. Щусев “обиделся” и ушел. Вскоре Моспроект освободил его от работы.
Приближался конец второго строительного сезона. Гостиница за это время была вчерне выстроена. Преклоняясь перед авторитетом Щусева и желая привлечь его опыт к такому большому строительству, отдел проектирования Моссовета снова пригласил его. Однако теперь Щусев для своего возвращения поставил вымогательские условия, требуя неограниченных полномочий и права первой подписи. Незаконное требование и на этот раз было удовлетворено. Мы сделали ошибку, что тогда не возражали против такого положения. Мы искренне считали, что участие видного специалиста будет служить интересам дела. Но, конечно, имелось в виду честное, подлинное содружество.
Но и после этого Щусев ничего для строительства не сделал. Он просто поручил своим помощникам прибавить к нашему проекту фасада один верхний этаж, ненужные лепные украшения и т. д. и представил это на рассмотрение в Моссовете без наших подписей. Новый, “улучшенный” проект фасада опять не был принят, и Щусеву было указано на недопустимое затирание подлинных авторов проекта.
Щусев вышел и из этого положения. Он велел скопировать наш фасад, добавил к нему витиеватые детали, вазочки на колоннаде крыши, лепные украшения у входа (теперь снятые) и запроектировал надстройку одного этажа над угловыми башнями, использовав один из наших вариантов проекта.
Крайне важно отметить, что первоначальный план здания, являющийся основой всей архитектурной композиции, Щусев не был в состоянии подвергнуть никаким изменениям. Однако, добиваясь права считаться автором и пользуясь своим служебным положением, Щусев все же производил ломку деталей здания, несмотря на очевидную нецелесообразность этого. Так, например, были срублены плиты балконов, которые стали из-за этого малопригодными для пользования. Готовый венчающий карниз здания из железобетона он заставил срубать и перенес его на несколько десятков сантиметров выше.
Параллельно с выпуском рабочих чертежей мы выполнили эскизы отделки внутренних помещений гостиницы “Москва”. Во время нашего пребывания в заграничной командировке Щусев поместил в журналах “Строительство Москвы” и “Архитектура СССР” всю внутреннюю отделку, сделанную исключительно по нашему проекту, поставив на первом месте свою фамилию. Может быть, Щусев, считая себя соавтором, решил не разграничивать авторства? Но нет. Тут же, помещая собственное оформление ресторана, он подписывает его один, хотя в основу этого оформления положен эскиз художника Матрунина. Запроектированное тем же художником в отсутствие Щусева оформление магазина “Гастроном” также было опубликовано как работа Щусева.
Всякими правдами и неправдами добившись соавторства, Щусев решил избавиться от основных авторов. Для этого ему нужно было стать “полным” хозяином проектирования.
Щусев добился ликвидации бюро проектирования гостиницы “Москва”, сосредоточив всю работу в своей мастерской.
Основные опытные, квалифицированные кадры бюро проектирования, создававшиеся в течение пяти лет, оказались разогнанными. Бывший начальник отдела проектирования Моссовета В. Дедюхин покрывал все безобразия, придерживаясь “мудрой” политики – сохранять хорошие отношения с академиком Щусевым.
Специальным приказом, содержавшим возмутительные угрозы по нашему адресу, Щусев запрещал нам давать какие-либо сведения о гостинице в печать. Все беседы и статьи в большинстве случаев он давал от своего имени и добился, наконец, того, что создалось мнение, будто гостиница “Москва” строится им одним.
Чувствуя свою безнаказанность, Щусев наглел все больше и больше. На проектах второй и третьей очередей ставленник Щусева – техник В. Аболь, по его прямому распоряжению, счистил наши подписи. После этого подхалим Аболь получил повышение.