– А знаете, Лаврентий Павлович, ведь я уже давал слово отстроить это здание заново.
– Да что вы? И кому же?
– Дзержинскому. Я приходил к нему хлопотать за арестованного друга, художника Нестерова, и Феликс Эдмундович отпустил его с условием, что, когда появятся достаточные средства, я займусь «Россией».
Тут же он вновь вспомнил, как отец называл его болботуном, и осекся. Кто его знает, как Берия относится к покойному Дзержинскому и какого он мнения о Нестерове. Может, он ненавидит и того, и другого.
Но Берия вновь улыбнулся:
– Вот и займитесь «Россией».
Красивое здание, построенное на Лубянке по заказу страхового общества «Россия», вошло в двадцатый век с парижским лоском, напоминая лучшие творения Жоржа Османа. Во время битвы за Москву в 1917 году оно изрядно пострадало, его подлатали, но уже в двадцатые годы разместившиеся в нем органы госбезопасности задумались о реставрации. Однако лишь накануне Великой Отечественной войны собрали средства для грандиозного проекта.
– Чтобы выразилась вся мощь нашей государственной безопасности! – мечтал Берия. – Что ваш любимчик Дзержинский? При нем в штате числилось всего две с половиной тысячи сотрудников, а при мне – тридцать две тысячи.
И Повелитель камней дал себе волю, размахнулся во всю ширь. Вместо пятиэтажного здания, согласно его проекту, должна была встать семиэтажная громадина, вдвое шире прежней. В фасаде Щусев использовал элементы римского палаццо делла Канчелерия, но использовал их совершенно по-своему.
Счастливо начинался этот 1941 год. Наконец-то полностью завершилось многолетнее строительство Казанского вокзала, начатое еще при царе! Закончилась реконструкция здания президиума Академии наук, которую он проводил вместе с замечательным инженером Шуховым. Повелитель камней снова был в почете, хотя и не на высших должностях, как, например, Веснин и Чечулин. Веснин, покуда Щусева задвинули в опалу, стал председателем Союза архитекторов и первым президентом Академии архитектуры. Чечулина тогда же назначили начальником Управления проектирования при Моссовете.
И когда впервые была учреждена Сталинская премия, никто не сомневался, что первыми ее получат Веснин и Чечулин. Щусев? – вряд ли.
Каково же было удивление, когда радостным мартовским утром, открыв «Известия», Алексей Викторович прочитал: «Архитектура. Первая степень, 100 000 рублей: 1. Заболотный Владимир Игнатьевич – за архитектурный проект здания Верховного Совета УССР в Киеве (1939), 2. Чечулин Дмитрий Николаевич – за архитектурные проекты станций “Киевская” и “Комсомольская площадь” Московского метрополитена имени Л. М. Кагановича (1935–1938), 3. Щусев Алексей Викторович, академик архитектуры – за архитектурный проект здания Института Маркса – Энгельса – Ленина в Тбилиси (1938)».
А. В. Щусев. Проект филиала Института Маркса – Энгельса – Ленина в Тбилиси
1938
[РГАЛИ. Ф. 2606. Оп. 2. Ед. хр. 430]
Удивительно, что Веснин ничего не получил, даже вторую степень, по 50 тысяч отвалили Душкину, Лихтенбергу, Иофану, Дадашеву, Усейнову, Курдиани, Мордвинову и Гольцу. Негласно полагалось полученные деньги тотчас перечислить на какой-либо объект государственного строительства, но сам факт получения премии делал лауреата небожителем!
Жалко, что вручал не сам Сталин, а всего лишь Калинин. Даже повидаться с Иосифом Виссарионовичем на вручении премий не удалось.
Запомнилось грустное лицо Жолтовского, уж он-то обязан был получить за дом на Моховой, с которого вообще начался сталинский ампир!
– Ни у нас, ни в Европе нет архитектора, способного так понимать классику, как вы, – постарался хоть как-то утешить Ивана Владиславовича Алексей Викторович.
– Да… Не все ли равно, – печально махнул рукой Жолтовский.
Но еще хуже выглядел Веснин. Как председатель Союза архитекторов он не имел права не прийти и не поздравить лауреатов, но дай ему пистолет, и он с величайшим удовольствием прострелил бы им всем головы.
– Поздравляю, – сказал он Щусеву. – Не думал, что вы так быстро выкарабкаетесь из смолы.
Радостно было вновь побывать в Узбекистане, где по проекту Алексея Викторовича началось строительство Государственного театра оперы и балета. И уж какую игрушечку он спроектировал! Здание, раскрывающееся в пространство мощным трехарочным порталом, вдоль боковых фасадов – аркады, стены он решил облицевать шлифованным розовато-охристым кирпичом, цоколь – гранитом. Тысячи рисунков он выполнил и для оформления зрительного зала, украшенного орнаментами и позолотой. Даже бархатные занавеси он сам придумывал, чтобы их соткали ловкие руки бухарских золотошвей.
Щусевский проект реконструкции бывшего доходного дома страхового общества «Россия» Лаврентий Павлович подписал, но Гитлер нападением на СССР поставил свою резолюцию, и строительные работы отложили на неопределенный срок. В октябре 1941 года, когда Москву перевели на осадное положение, здание и вовсе заминировали, чтобы в случае успеха немцев взорвать. Разминировали через год, когда полным ходом шла Сталинградская битва, но даже после разгрома гитлеровцев на Волге стройку не расконсервировали. Лишь в 1944 году, когда Красная армия начинала свой заграничный поход, имевший конечной целью Берлин, потихонечку, помаленечку задвигалось дело за высокими заборами, окружавшими огромную стройку.
Тогда же случилось нечто, что весьма омрачило радость Повелителя камней, вновь распоряжавшегося возведением зданий.
– Алексей Викторович, – мрачно пригласил его прораб одного из участков, – не желаете ли взглянуть на необычный паркет?
– Какой еще паркет? – удивился зодчий.
– Увидите, – загадочно произнес прораб и повел его в дальний угол, образованный высоким забором. Там уже работали два милиционера, что-то осматривали, измеряли, записывали.
– Я – главный руководитель всего строительства, – представился им Алексей Викторович.
– Полюбуйтесь, – сказал один из милиционеров, показывая на пространство в углу.
И только теперь, приблизившись, Щусев увидел жуткую картину – расплющенные до причудливых форм останки трех человек, причем у двоих в костях пальцев раздавленные стаканы, а у третьего – раскрошенная в труху бутылка с сохранившейся этикеткой: «Водка».
– Мит-т-тяйки! – горестно выдавил из себя Щусев. И пошел прочь.
А прораб, семеня рядом, рассказывал:
– Это прямо накануне войны было. На моей памяти. Исчезли трое. На проходной отметились, когда на работу пришли, а когда смена закончилась, трех подписей не досчитались. Все обыскали, нету троих. Потом война началась, не до поисков стало. И вот, только сегодня нашли этих. Блоки снимали. Последний подняли, а под ним – они. Что получается? Картина ясная. Три этих гаврика устроились в уголку сообразить на троих. А в тот угол стали краном класть огромные каменные блоки. И не заметили мазуриков. Положили на них первый блок, на него – второй, третий, и так – двадцать блоков. Потом стройку законсервировали. И эти трое так всю войну под блоками и пролежали. Во что превратились, вы сами видели. А сейчас блоки понадобились, их стали снимать. И вот…
– Митяйки! – шептал в ужасе Алексей Викторович. – Вот ведь Митяйки!
Ни разу еще на его стройках не случалось такого, чтобы кого-то насмерть придавило. Он с неимоверной строгостью следил за техникой безопасности. Конечно, на многих стройках он подолгу отсутствовал, на всех же не усидишь, но ему бы доложили, что кого-то зашибло, кто-то сорвался и разбился насмерть, кто-то еще как-нибудь пострадал, покалечился, погиб. Он всю жизнь, как заклинание, твердил: «Митяйки! Мне не надо Митяек! Не будьте Митяйками!» И Бог миловал.
Покуда не этот случай. И всю войну там пролежали…
Ужас! Будто его самого накрыло и расплющило огромным каменным блоком. И что-то оборвалось в нем. Радость от того, что он может снова созидать, возводить, строить, мечтать и проектировать, обрела горький оттенок.
В тот день он постарел на несколько лет.
И когда ему предложили полностью спроектировать и построить подземную станцию «Комсомольская» кольцевой линии московского метро, Повелитель камней горестно пошутил:
– Это намек? Мол, пора мне уже к земле привыкать?
Но взялся за дело и очень быстро душою просветлел, хоть и пришлось заняться подземельем. Вдохновила тема: подвиг народа в Великой Отечественной войне!
Идея строительства Кольцевой линии с целью разгрузки других линий Московского метрополитена возникла еще в год победы на Курской дуге. Соединить с помощью кольца станции «Курская» – «Комсомольская» – «Ботанический сад» – «Белорусская» – «Киевская» – «ЦПКиО имени Горького» – «Павелецкая», а в промежутках построить еще станции «Новослободская», «Краснопресненская», «Калужская», «Серпуховская» и «Таганская». Когда стали распределять станции, Щусев выпросил себе ту, которая под площадью трех вокзалов, где уже давно и вовсю работал Татарин – один из любимейших его проектов, Казанский вокзал, самый большой во всей Москве белокаменной.
Здание на Лубянке строилось, заканчивалось строительство комплекса зданий Академии наук за Калужской заставой, в Ташкенте японские военнопленные Квантунской армии достраивали Театр оперы и балета, по его проектам продолжалось восстановление Истры, Новгорода, Кишинева, Туапсе. Теперь он мог всего себя отдать подземному памятнику Великой Победе.
А. В. Щусев. Проект здания Академического театра в Ташкенте
1934
[РГАЛИ. Ф. 3321. Оп. 1. Ед. хр. 180]
Алексей Викторович Щусев
[РГАЛИ. Ф. 2894. Оп. 1. Ед. хр. 644]
А. В. Щусев. К проекту восстановления Новгорода
[РГАЛИ. Ф. 2606. Оп. 2. Ед. хр. 430]
Щусевская Москва. Вестибюль станции метро «Комсомольская» кольцевая
[Фото автора]
Щусевская Москва. Платформа станции метро «Комсомольская» кольцевая
[Фото автора]
А. В. Щусев. Проект первого этажа здания Академического театра в Ташкенте 1934