стражников еще до того, как они успеют его заковать. Словом, он никак не изменил своего поведения, ни в камере, ни за ее пределами, ни на арене, ни на тренировочной площадке.
Первые день или два Трэль замечал, что Сержант пристально наблюдает за ним, как будто пытаясь разгадать его мысли. Трэль старался не давать ему повода для серьезных подозрений. Пусть думают, что они его сломали. Он жалел только о том, что не увидит лица Блэкмура, когда тот обнаружит, что его «домашний орк» сбежал.
Впервые в жизни у Трэля появилось нечто, к чему он стремился. И это разбудило в нем такой зверский голод, которого он не знал никогда. Раньше он постоянно был занят тем, что старался избежать побоев и заслужить похвалу, и никогда не задумывался о том, что значит быть свободным. Ходить при свете солнца без кандалов, спать под звездами. Трэль еще никогда не был на улице ночью. Интересно, каково это?
Каких только картин не рисовало его воображение, подпитанное книгами и письмами Тари! Трэль лежал без сна на своей соломенной постели и мечтал о том, как вернется к своему народу. Конечно, он прочел все, что было написано людьми об «отвратительных зеленых чудовищах из самых темных дьявольских дыр». А еще Трэль помнил тот странный случай, когда орк вырвался на свободу, чтобы бросить ему вызов. Если бы только он мог узнать, что же сказал ему тогда орк! Но его обрывочные познания в родном языке не простирались столь далеко.
Однажды Трэль узнает, что сказал тот орк. Он найдет свой народ. Может, люди и вырастили его, но сколь немногое сделали они, чтобы добиться его любви и преданности. Трэль чувствовал благодарность к Сержанту и Тари, потому что они научили его чести и доброте. Только благодаря их урокам он смог понять Блэкмура и убедиться в том, что генерал-лейтенант этими качествами не обладает. И пока Трэль находится в собственности у этого человека, не видать ему ни доброты, ни чести.
И вот наступила ночь новолуния, когда обе луны, большая серебряная и поменьше, зеленая с синевой, скрыли свои бледные лики. В ответном письме Тари, как он в глубине души и надеялся, предложила свою помощь. Вдвоем они сумели составить план, который, при некоторой доле удачи, вполне мог сработать. Но Трэль не знал, когда именно ему лучше начать действовать, и потому ждал сигнала. И дождался.
Он успел погрузиться в беспокойную дремоту, когда его разбудил звон колокола. Мгновенно вскочив на ноги, Трэль бросился к дальней стене своей камеры. За прошедшие годы орк сумел, приложив немалые усилия, расшатать и вытащить из кладки один камень и расчистить за ним небольшое пространство. Здесь он хранил самое дорогое — письма Тари. Он убрал камень, вынул письма и завернул их в свое детское одеяло с белым волком на синем поле. Прижав свои сокровища к груди, Трэль повернулся к стене спиной и стал ждать.
К звону колокола прибавились крики и визг. Нюх Трэля, гораздо более острый, чем человеческий, почуял дым. С каждой минутой запах становился сильнее, и вскоре оранжевые и желтые отсветы осветили камеру орка.
— Пожар! — закричали снаружи. — Пожар!
Повинуясь инстинкту, Трэль отпрыгнул от окна. Бросившись на постель, он закрыл глаза и притворился спящим, усилием воли успокоив дыхание.
— Никуда он не денется, — послышался голос одного из стражников. Трэль понял, что за ним наблюдают, и продолжал притворяться, будто крепко и безмятежно спит.
— Э, проклятого урода ничем не проймешь, так и дрыхнет. Пойдем-ка, там нужна помощь.
— Даже и не знаю…- начал второй с сомнением.
Тревожные крики становились громче, к ним прибавился испуганный визг детей и высокие голоса женщин.
— Огонь распространяется! — воскликнул первый стражник. — Быстрее!
Трэль услышал удаляющийся топот сапог. Он остался один.
Трэль поднялся и подошел к мощной деревянной двери. Конечно, она была заперта, но зато теперь никто не мог увидеть, что собирается сделать узник.
Орк набрал полную грудь воздуха и левым плечом сильно ударил по двери. Она слегка подалась. Он ударил снова и снова. Пять раз орку пришлось кидаться на нее всей тяжестью своего исполинского тела. Наконец крепкие доски с треском переломились. По инерции Трэль пробежал несколько шагов вперед и тяжело приземлился на каменный пол. Но боль от падения была ничем по сравнению с приливом возбуждения, который он испытал.
Он хорошо знал все эти переходы, а тусклого света нескольких факелов, тут и там укрепленных на каменных стенах, было более чем достаточно. Сюда, потом вверх по лестнице, потом…
Как и незадолго перед тем, в камере, подсознание опередило его разум. Трэль распластался вдоль стены, стараясь скрыть огромное тело на фоне каменной кладки. Из соседнего коридора выбежали еще несколько стражников. Беглеца они не заметили, и Трэль с облегчением перевел дух.
Стражники не закрыли за собой дверь во внутренний двор. Трэль осторожно приблизился к ней и выглянул наружу.
Здесь царил хаос. Конюшни почти полностью поглотило пламя. По двору в панике носились лошади, козы и ослы. Так было даже лучше: чем больше суматохи, тем меньше вероятность, что кто-нибудь заметит беглеца. Через двор тянулась цепочка, по которой передавали ведра, и на глазах у Трэля к ней присоединились еще несколько человек, в безумной спешке расплескивая драгоценную воду.
Трэль бросил взгляд вправо, к еще одной двери, ведущей в крепость. Там бесформенным черным пятном лежало то, что он искал: большой черный плащ. Целиком этот плащ орка скрыть не мог, но все же оказался полезен. Трэль закрыл им голову и мощную грудь, пригнулся так, чтобы короткие полы получше прикрывали ноги, и устремился вперед.
Путь через внутренний двор к главным воротам занял несколько мгновений, но Трэлю они показались вечностью. Орк старался нагибать голову пониже, но ему часто приходилось посматривать вперед, чтобы не попасть под колеса повозок, нагруженных бочками с водой, или под копыта обезумевшей лошади, или не наткнуться на визжащего ребенка. Пока он прокладывал путь через весь этот хаос, сердце у него бешено колотилось. Вокруг было светло, как в солнечный день, и жар пламени опалял кожу.
Наконец он достиг цели. Главные ворота были распахнуты. В них с грохотом въезжали повозки, груженные бочками с дождевой водой, возницы с трудом справлялись с перепуганными животными. Никто не обратил внимания на одинокую фигуру, скользнувшую во тьму.
Выйдя из крепости, орк побежал. Он направился прямиком к поросшим лесом холмам, окружавшим крепость. Чувства его обострились как никогда раньше. Раздувающиеся ноздри наполнялись незнакомыми запахами, а ноги ощущали каждый камешек, каждую травинку.
Где-то здесь должна быть скала, о которой писала Тарета. По словам девушки, она немного напоминала дракона. Вокруг стояла тьма, но прекрасное ночное зрение не подвело Трэля. Он легко разглядел очертания выступа, который, призвав на помощь воображение, вполне можно было сравнить с длинной шеей рептилии. Из письма он знал, что рядом должна быть пещера. Там он будет в безопасности.
На мгновение Трэль задумался, не могла ли Тарета подстроить ему какую-нибудь ловушку, но тут же отбросил эту мысль, чувствуя стыд и злость на себя за то, что она вообще пришла ему в голову. Тарета не сделала ему ничего, кроме добра, и ее письма очень помогли ему решиться на побег. Почему же она должна предать его? Да и зачем бы ей идти на такие ухищрения, когда достаточно было просто показать Блэкмуру его письма, чтобы добиться того же результата?
А вот и пещера, черный овал на сером каменном фоне.
Тарета была внутри, она ждала его, прислонившись к стене пещеры. На мгновение орк замешкался. Он знал, что его зрение гораздо лучше, чем у нее. Несмотря на то, что она была внутри, а он снаружи, она его не видела.
Трэль мог судить о красоте только человеческими мерками, других у него не было, и он понял, что Тарета Фокстон прелестна. Длинные светлые волосы — было слишком темно, чтобы разглядеть их цвет, но ему случалось мельком видеть ее на трибунах среди зрителей на гладиаторских боях — она заплела в косу. Тонкая ночная рубашка плохо защищала от холода, и девушка зябко куталась в плащ, плотно облегавший ее стройную фигурку. Рядом с ней лежал большой мешок.
Помедлив с минуту, Трэль смело шагнул под своды пещеры.
— Тарета, — низко и хрипло проговорил он.
У девушки от неожиданности перехватило дыхание, и она подняла на него взгляд. Орк решил, что Тарета испугалась, но она уже смеялась.
— Ты напугал меня! Я не знала, что ты так тихо двигаешься!
Ее смех стих, теперь она просто улыбалась. Тарета шагнула вперед и протянула ему руки.
Трэль медленно взял их в свои. Маленькие белые ладошки исчезли в его зеленых ручищах, которые были почти в три раза больше. Тарета едва доставала макушкой до его локтя, но на лице ее не было никакого страха, только радость.
— Я мог бы убить тебя на месте, — сказал он, дивясь, что за мерзкое чувство заставляет его произносить эти слова. — И никаких свидетелей.
Ее улыбка стала еще шире.
— Конечно, мог бы, — ответила она мягким мелодичным голосом. — Но не убьешь.
— Откуда ты можешь знать об этом?
— Я знаю тебя. — Трэль разжал руки и отпустил ее.- Были какие-нибудь сложности?
— Никаких, — ответил он. — Все прошло хорошо. Там поднялась такая неразбериха, что могла бы сбежать целая деревня орков. Я заметил, что ты выпустила скот перед тем, как поджечь конюшни.
Тарета снова улыбнулась. Кончик носа у нее при этом чуть сморщился, делая ее совсем юной.
— Само собой. Они же просто невинные твари. Я не хотела, чтобы они пострадали. Но сейчас нам лучше поторопиться.
Она взглянула вниз, на Дэрнхолд, откуда к звездному небу все еще рвались клубы дыма и языки пламени.
— Похоже, скоро огонь потушат, и тогда тебя хватятся. — На мгновение ее лицо омрачилось. — И меня тоже.
Она подняла мешок и положила его перед собой.
— Ты сядь. Я хочу тебе кое-что показать.
Он послушно уселся. Тари порылась в мешке и извлекла свиток. Она развернула его и положила на землю, придержав рукой один край и сделав Трэлю знак, чтобы он держал второй.