— Смотрю, психокость по-прежнему цветет.
— Наша песнь способствует ее росту, — сказал Рамос. — Она слушает и учится, распространяясь везде, где различает наши голоса.
Довольный ответом, Фабий кивнул. По сути, призрачная кость являлась затвердевшей варп-материей; методом проб и ошибок он обнаружил, что ею можно манипулировать посредством правильного применения психической силы, такой как интенсивный гул, исходящий от какофонов. Так начался процесс слияния с «Везалием»: психокость распространялась по всему фрегату, словно ползучие лианы.
К счастью, корабль, похоже, не возражал. Напротив, казалось, он приветствовал такой симбиоз. Каким-то образом — пока не установленным малочисленными присутствующими на борту машинными жрецами — призрачная кость улучшала его функции одну за другой. Как было известно Фабию, гибридные организмы часто становились сильнее родителей; только время покажет, во что «Везалий» превратится спустя несколько веков.
На миг Фабий задумался о свойствах керамито-психокостного сплава и создании из него более легкой брони, способной самовосстанавливаться, но ему пришлось оставить эти мысли, пока он еще не совсем потерял голову от открывающихся перед ним перспектив.
— Оно до сих пор молчит? — спросил он.
Рамос кивнул.
— Как могила. Оно в центре рощи, как и всегда. Мы его не трогаем, и оно нас не замечает.
— А психокость?
Рамос помедлил.
— Думаю, она… общается с ним. — Казалось, шумовой десантник ощущает неловкость, если, конечно, такое вообще было возможно. — Мы не мешаем ему заниматься садоводством, как вы и просили.
— Хорошо. Мы уже почти добрались. Мне потребуются ваши услуги, когда окажемся на месте. — Фабий прошел мимо Быка и направился в дебри призрачной кости. Скалагрим, Рамос и другие не последовали за ним. Даже «рожденные в пустоте» сохраняли дистанцию. Воздух в сердце рощи был очищен от шумового загрязнения, характерного для остальной части отсека. Вместо этого он был наполнен тихим шелестом растущей психокости.
Здесь располагались округлые камеры роста, куда высаживали осколки психокости; оттуда ксенородная субстанция распространялась по всему ангару. И здесь же, среди гудящих модулей, в колышущемся поле психокостных ветвей, скрестив ноги, сидела тонкая инопланетная фигура.
Фабий с притворной вежливостью протянул ей руку.
— Подойди же, Ключ. Настало время еще раз исполнить свое предназначение. — Гибкий пришелец принял руку, и Фабий помог ему встать. Когда-то это был эльдар, корсар из братства Солнечного Удара. Его похитили из-за сведений, хранившихся в его памяти и позволивших Фабию заполучить накопленные знания недостойных рас. Но теперь существо, которое он называл Ключом, служило иной цели. Цели, которая отняла у них обоих несколько столетий жизни.
Под тщательным присмотром внутри эльдара проросла призрачная кость, проникшая в его фарфоровую плоть. Бледные шипы ее пронзали его руки и щеки, одно грубое образование, похожее на закрученный назад рог, торчало из его черепа. Глазницы эльдара заполнили плотные клубки психопластика, напоминающие глаза. Старая кровь, пятнавшая его конечности и изможденную оболочку под свободными одеждами, свернулась вокруг бесчисленных сенсорных нитей, которые вырвались из его тела. Когда это диковинное создание перемещалось, вместе с ним двигалась и призрачная кость, утолщаясь у него под ногами или вздымаясь волнами, чтобы прикоснуться к свисающим, как плети, рукам. Само существо не обращало на это внимания.
Разума Ключ не имел — по крайней мере, в привычном смысле слова. Его мозг, как и остальной организм, был целиком заражен психокостью, превратившей его в ходячий пси-резонатор — отмычку для конкретного замка. Чужак кротко следовал за Фабием, провожающим его из сада. Рамос и другие какофоны расходились в стороны, опуская головы, чтобы уровень выделяемого ими шума чуть снизился, пока Ключ шел через их ряды.
— Они испугались его, — зарычал Скалагрим, соблюдавший дистанцию, когда вместе со старшим апотекарием и загадочным существом направился обратно в командную рубку.
— Это было проявление уважения, а не страха. В отличие от тебя, Рамос способен распознать красоту. — Фабий посмотрел Ключу в лицо. Ныне оно было свободно от ненависти и боли, некогда искажавших его черты. Год за годом, десятилетие за десятилетием, пока росла призрачная кость, все, что составляло личность Ключа, постепенно стиралось. Ксенос, как и многие из тех, кто служил Фабию, был переделан в нечто более полезное.
Когда они прибыли, на командной палубе царили шум и гам. Во время плаваний корабль вообще редко молчал. Переборки стонали, листы обшивки со скрипом гнулись. Старый «Гладий» имел множество болячек, которые давали о себе знать гудением панелей управления и визжанием когитаторов. Под смотровым мостиком в специальных люльках сидели сгорбленные Сервиторы — члены экипажа.
Основную часть функций «Везалия» выполняли выращенные в пробирках биоавтоматы: везде, где только было возможно, Фабий предпочитал полагаться на точность порабощенных умов. Теми же обязанностями, которые Сервиторы выполнять не могли, занимался клан бледных и истощенных мутантов, которые в настоящее время контролировали верхние палубы. За право служить на командной палубе между племенами недолюдей велись ожесточенные войны; вот уже долгие столетия первенство удерживал народ белых червей, которые были потомками первоначального экипажа капитанского мостика и носили выцветшие, изношенные остатки униформы своих предков с немалой гордостью.
И Сервиторы, и мутанты находились в непосредственном подчинении у тех немногих первых офицеров, которых Фабий счел достойными аугментации. Таких, как Вольвер, отдавший воинское приветствие Фабию и Скалагриму, когда те ступили на смотровую площадку.
— «Везалий» доволен, — монотонно протрещал смотритель стратегиума.
Фабий сразу его заметил, войдя в помещение. Вольвер представлял собой не что иное, как перегонный куб в форме человека. Существо из твердого металла и толстого стекла, одетое в древний флотский мундир. Живой мозг его поблескивал в прозрачном черепе, а глаза выглядывали из отверстий в латунной посмертной маске. Вокс-решетка, установленная в ротовой щели, снова завибрировала.
— «Везалий» доволен.
— Славно. — Симбиотическая связь между смотрителем и судном поистине впечатляла. Если у Воль-вера и были какие-то мысли, не отождествленные с «Везалием», Фабий их ни разу не замечал. — Наше присутствие обнаружили?
— Ответ отрицательный, — прокряхтел офицер, после чего развернулся на пятках и двинулся обратно к командному трону, стоявшему в центре обзорной площадки. Фабий последовал за ним, все так же ведя с собой Ключа. Арриан, Саккара и другие, включая Савону, уже были там.
— Превосходно, — воскликнул Фабий, бросив взгляд на обилие дисплеев, мигавших вдоль дальнего изгиба командной палубы. Самый большой из них — треснувший и постоянно шипящий экран размером с крепостную стену — давал полную картинку их пункта назначения, показывая паутинные врата, плывущие среди обломков погибшего мира. Одного из многих в Оке Ужаса, оставшихся после уничтожения эльдарской империи. Громадный портал, бесшумно кувыркавшийся в пространстве Эмпиреев, в ширину и высоту превосходил «Везалий». Он напоминал старинный дверной проем с орнаментальной рамой, которая прежде служила одновременно элементом декора и обороны. Портал медленно вращался на месте, движимый космическим ветром.
Раньше это была узловая точка пангалактической империи, а теперь — обиталище нерожденных. Тут ползали демоны всех мастей, несчетные тысячи уродливых созданий, извивающихся, копошащихся, дерущихся среди совершенства инопланетной архитектуры. Фабий наморщил лоб: открывшееся ему зрелище было мерзким. При этом, однако, он почувствовал облегчение. Демоническая орда, очевидно, до сих пор не замечала скользящее к ней судно.
— Твои гексаграммные обереги действуют, как ты и обещал, Саккара.
— Пока действуют, — кисло ответил Несущий Слово. Ключ вырвал руку из хватки Фабия и, пошатываясь, побрел в сторону Саккары, резными глазами уставившись на гиганта в багровых латах. Саккара встретил пустой взгляд Ключа, не дрогнув. Бывший корсар стал водить бледными пальцами по колхидским рунам на его броне, при этом беззвучно шевеля губами. Несущий Слово стойко переносил внимание чужака, который, казалось, был им очарован. Будто космодесантник был книгой, которую чужаку не терпелось прочесть заново.
Фабий оставил Ключа его мыслям и сосредоточился на своих собственных. При помощи бывшего эльдара в прошедшие столетия он приступил к тщательному обследованию некоторых ответвлений Паутины, лабиринтного измерения, усеянного артефактами падшей цивилизации. Большинство не представляло для него никакой практической ценности, но некоторые все же стоили приобретения.
В последние десятилетия поиски таких артефактов стали смыслом жизни Фабия, хотя, возможно, и развлечением тоже: ради подробного изучения он собирал все, что мог, словно падальщик, ковыряющийся в костях забытой империи. Такое сравнение не казалось ему обидным или неуместным. В конце концов, при должном подходе останки могли поведать очень многое.
Наблюдая, как приближаются ворота, он скользил взглядом по замысловатому узору, украшавшему каждую их плоскость. Межпространственный узел выглядел настоящим произведением искусства, на фоне которого даже самые большие соборы Терры представали не более чем грубыми лачугами из кое-как сваленных в кучу камней. Впрочем, Байл сомневался в том, что хоть одна церковь пережила столь же масштабное нашествие демонов, как это сооружение.
Везде и всегда было одно и то же. Где бы ни находились закрытые ворота, у них на пороге обязательно таились нерожденные, столь же безмозглые и предсказуемые, как насекомые. И как насекомые, они демонстрировали поразительное многообразие видов, каждый со своим предназначением. Однажды Фабий провел исследование таких существ, тщательно их препарировав. Они были обескураживающе уникальными, даже те, что имели одинаковые внешние черты.