Прорвавшись сквозь черное облако, он заметил нескольких Гончих, бьющихся спиной к спине против мечущихся туда-сюда акробатов.
— Ниалос, Харган, строиться, — зарычал Фабий, ковыляя в их сторону. Двое Гончих отделились от стаи и поспешили к нему, не переставая стрелять по кружащим вокруг них фигурам.
Различив шелест шелка о призрачную кость, Фабий развернулся как раз в тот момент, когда Идущая-под-пеленой устремилась к нему. Ускорившись, он встал за спиной у Гончей, и спустя миг посох, ловко провернувшийся в руках у эльдарки, всем своим весом обрушился навершием на голову Ниалоса. Укрепленная кость черепа прогнулась, словно бумажная, и воин повалился наземь с недовольным вздохом.
Провидица теней моментально перескочила через обмякшее тело и быстрее, чем мог уловить глаз, цветной кляксой помчалась к Фабию. Прародитель выставил перед собой Пытку и вовремя перехватил метящий в него посох. Чужая отличалась невероятной скоростью — даже его улучшенных рефлексов не хватало, чтобы противостоять ей на равных. Харган утробно заревел и набросился на эльдарку, едва не схватив ее. Идущая-под-пеленой подпрыгнула и направила жезл вниз на манер копья.
Когда посох пробил его броню и раздробил позвоночник, Харган издал приглушенный стон и рухнул на пол; крик его продлился недолго — Идущая-под-пеленой приземлилась точно ему на голову, после чего бросила умирающего противника и снова кинулась на Фабия.
— Склонись перед судьбой, мон-кей, иначе она раздавит тебя своей тяжестью.
Едва он отпрянул от тощей, как хлыст, фигуры, прозвучал искаженный белым шумом вокс-сигнал, перемежаемый исступленными предсмертными воплями Детей Императора и скуленьем Гончих. Подобный трюк запросто мог лишить мужества неподготовленных врагов.
— Пусть лучше меня раздавит судьба, чем я буду жить в цепях, — выплюнул Фабий. — Ты получила мой ответ еще на Лугганате, ведьма. С чего ты взяла, что мое мнение с тех пор изменилось?
На дисплее замигали оповещающие значки, предупредившие об опасности за мгновение до того, как враг ударил. Ходящая-по-покрову загнала его в угол. Фабий метнулся в сторону, и мономолекулярный клинок пронзил лоскут его кожаного халата, содрав лицо с раскрытым в беззвучном крике ртом. Фабий взмахнул Пыткой, но провидица теней ускользнула от него цветастым пятном, разразившись смехом. Арлекины поддержали ее дружным хохотом и, того хуже, пением.
Из наушника доносились крики о помощи и предостережения. Неприятель рассек формирование Детей Императора на части, словно вода, заливающая пересохшую почву. Всюду его воины вели схватки в одиночку или небольшими группками.
Он мельком увидел Савону и Беллефа, прорубающих путь к Скалагриму: тот боролся с худым, как палка, клоуном, чьи неестественно длинные пальцы трещали от ослепительной энергии. Фабий слышал зов Арриана, но в неразберихе не мог найти на экране символ, обозначающий Пожирателя Миров.
Пока доспехи сканировали пространство и вычленяли фигуры, постепенно окружавшие его, Фабий начал рыться в своем архиве мифологии альдари. Арлекины не столько воевали, сколько устраивали представление: их сражения напоминали хорошо поставленные хореографические номера. И если Байлу удастся определить, какую постановку они тут разыгрывают, появится шанс избежать летального для него сюжетного поворота — а то и вовсе поменять линию повествования.
— Терпение, — пробормотал он. Идущая-под-пеленой то появлялась, то исчезала из поля зрения, в танце теней приближаясь к нему с невероятной быстротой. Остальные арлекины кружили вокруг провидицы, придерживаясь собственных ролей. Фабий старался не обращать внимания на негромкое пение и игривые выпады, пытаясь полностью сконцентрироваться на основных движениях и выявить главных героев. Ходящая-по-покрову, несомненно, оставалась примой, но помимо нее в представлении были и другие участники.
Они вращались подобно убийственному смерчу: их клинки задевали его броню и накидку, выбивая искры и вырывая клочки ткани. Хирургеон отозвался на его потребности и впрыснул в кровоток новую дозу стимуляторов, благодаря чему Фабий сравнялся с соперниками в скорости и задвигался с ними в такт. Тут собрались десятки арлекинов, но большинство из них, казалось, намеревались лишь петь и плясать, а не атаковать. Весь мир для него сейчас составляло лишь это выступление.
— Так значит, хор, да, выступающий перед публикой, — озлобленно пробормотал Фабий. Он нисколько не желал быть актером, дергающимся, как припадочный, на радость зрителям среди разрушающихся декораций. Он взвел игольник, и на дисплее сразу замерцали руны целеуказатели, пытающегося навестись на какого-нибудь из стройных танцоров, выделывающих вокруг него пируэты.
Даже сражаясь, Фабий не переставал изучать противников. Чем-то эльдары напоминали ему братьев — тех, какими они когда-то были. В движениях арлекинов чувствовалась та же отточенность — словно каждую схватку они повторяли тысячу раз, заучивая все маневры. Стремление к совершенству в конечном счете подтолкнуло его братьев к анархии, эти же создания посвятили себя куда более суровой философии — они строго следовали прописанному сценарию жизни. Однажды начавшись, их истории придерживались одной и той же канвы, и так раз за разом.
Насущный вопрос заключался сейчас в следующем: выигрывали или проигрывали арлекины в рассказе с его участием? Фабий оступился, когда поток сюрикенов выбил маслянистые искры из его нагрудника, и, извернувшись, выстрелил в ответ. Он размахивал «Ксиклосом», не спуская пальца с крючка, поскольку наконец-то смог разглядеть слабые места, центральную часть каждой сюжетной линии — божественные фигуры. Нужно только ранить их, и выступление сорвется.
Выбрав одного противника наугад, Фабий набросился на него и замахнулся жезлом пыток для сокрушающего удара. Но вдруг пьеса прервалась самым непредвиденным образом, и арлекины рассеялись во всех направлениях. Фабий почувствовал, что платформа вибрирует, и оглянулся.
Перед открытым причалом завис боевой самолет. Стволы его штурмовых пушек начали вращаться. Ходящая-по-покрову и остальные воины-акробаты попятились. Протрещал вокс, и новый голос влился в какофонию боя:
— …вы живы, лейтенант-командующий Фабий?
Фабий узнал этот голос и обернулся как раз в тот момент, когда челнок пристыковался к платформе. Хотя геральдика выцвела и исказилась, она по-прежнему была узнаваема — прибыл III легион. С шипением понижающегося давления впускные шлюзы распахнулись, с глухим стуком опустилась десантная рампа. Трап задрожал, когда космодесантники в переделанных силовых доспехах ступили на него и направились вниз в предкамеру, ведя на ходу огонь и выкрикивая боевой клич своего легиона: «Мы — Дети Императора! Смерть врагам его!»
Целая фаланга воинов в аметистовых латах рассредотачивалась по помещению, оттесняя арлекинов за счет одного только наступательного порыва. Инопланетные клоуны прыгали и плясали среди огненной бури, с невероятной грацией избегая свистящих болтерных пуль. Но при всей их ловкости пришельцы не могли проникнуть сквозь завесу разрывных снарядов и потому были вынуждены отступить.
Фабий видел, как Идущая-под-пеленой пробежала вверх по стене, крутанулась в воздухе и, взмахнув посохом на манер косы, сбила с ног изумленного космодесантника. Мгновением позже она пропала, выбравшись вместе с остальной частью своей труппы через главный вход в камеру. Голоса пришельцев, звучавшие по каналам связи, утихали, уступая эфир новоприбывшим.
Фабий развернулся, все так же сжимая в руке оружие, и обнаружил, что на него нацелены стволы сразу нескольких болтеров.
— Так это спасательная операция или покушение?
— А ты, смотрю, все такой же недоверчивый, Паук.
Сквозь ряды легионеров пробился воин, облаченный в великолепный комплект брони «Тип IV», украшенный сложной геральдикой и орнаментом. Каждая деталь пурпурных доспехов была произведением искусства — нарисованные лица боролись за свободное пространство с обманчиво хрупкими кристаллическими наростами и искусно вылепленными выступами из керамита. Шлем венчал гребень из жестких белых волос, а золотое забрало сужалось книзу до острого барочного изгиба. На доспехе трепетали древние ленты с особыми клятвами: все — либо успешно невыполненные, либо гордо нарушенные.
Фабий выпрямился.
— Флавий Алкеникс.
Тот самый Флавий Алкеникс, с кем он бился бок о бок на Бизасе и Вальпургии; тот самый, кто занимал должность префекта Гвардии Феникса на исходе Ереси. Один из лакеев Фулгрима, оставшихся с ним спустя столетия после бегства с Терры. Никто не знал, кому он служит сейчас. Очевидно, кому-то важному. Флавий был не из тех, кто жаждал идти во главе, когда было за кем следовать. Байл направил на него свой пистолет, не обращая внимания на смотрящие на него болтеры.
— Мой вопрос, тем не менее, остается в силе.
— Желай мы твоей смерти, не проще ли было просто оставить тебя на произвол судьбы? — Алкеникс пожал плечами. — Впрочем, тебе всегда недоставало умения мыслить логически, — при этих словах он постучал по эфесу клинка в ножнах на бедре. — И еще: обращайся ко мне по званию. Уверен, ты помнишь, что я — префект.
Фабий засмеялся.
— А я — лейтенант-командующий. Но это было еще в те времена, когда легион сохранял иерархию. Теперь же мы просто Фабий и Флавий. И если не ответишь на мой вопрос, скоро останется только Фабий, — игольник в руке Прародителя даже не дрогнул.
Алкеникс рассмеялся.
— Такой же упрямый, каким я тебя помню, Паук.
Не смей меня так называть, — огрызнулся Фабий.
— Я буду называть тебя, как захочу, учитывая, что теперь ты мой пленник. — Алкеникс демонстративно вытащил клинок и положил на плечо.
— У тебя нет таких полномочий.
— Разве это имеет значение? Мы превосходим вас в численности. Уже это дает мне над тобой власть.
Фабий огляделся. Лишь немногие из воинов, изначально сопровождавших Савону, еще стояли на ногах — среди них и Беллеф. Алкеникс был прав — они значительно уступали ему в силе. Арриан и другие члены консорциума были изолированы, «спасители» держали их под прицелом. Единственными, кого проигнорировали новоприбывшие, были близнецы и другие уцелевшие Гончие: Алкеникс, по всей очевидности, посчитал их обычными смертными рабами.