— Как долго ты будешь упорствовать, Фабий?
— Пока моя работа не будет окончена, — ответ слетел с языка сам по себе, инстинктивно, и на миг повис в воздухе, прежде чем раствориться.
Улыбка Квестора стала шире. Он посмотрел вверх, бледным взглядом обводя собравшихся сыновей Фулгрима.
— Я спрашивал. А он отвечал. Я не нахожу в нем вины. Суд окончен.
Поднялся гам, крики недоверия и вопли гнева. Пришедшие засвидетельствовать, как его покарают, так и не получили, чего хотели. Фабий тоже не чувствовал удовлетворения. Он мучительно жаждал разбить Квестору самодовольное лицо, порвать его целиком на кровавые лоскуты. Слова демонической сущности эхом отдавались в голове Фабия, изводя его, и он уже собирался заставить судью замолчать, но вместо этого подавил злость. У него будет время и место дать волю эмоциям. Но не здесь и не сейчас.
— Квестор объявил свой приговор, — на все руины прогремел Эйдолон. — Его решение окончательное и обжалованию не подлежит. Лейтенант-командующий Фабий освобождается от ответственности за свои преступления перед легионом. Любой, кто желает бросить ему вызов, должен иметь равное или более высокое звание. А таких здесь нет, за исключением меня. — Эйдолон криво ухмыльнулся и пустыми глазами пробежал по собравшимся вождям и полководцам. После он наставил на Фабия скрюченный палец и повернулся к нему:
— Пойдем, брат. Прошло слишком много времени с тех пор, когда мы говорили, как легионер с легионером.
Последовав за ним с арены, Фабий всю дорогу чувствовал на себе отрешенный взгляд Квестора.
Глава 9: Потерянные
В тренировочных клетках на борту «Везалия» Арриан позволил весу клинка направлять его руку. Фальксы часто имели собственное мнение и шли туда, куда хотели, ведомые жаждой крови. Он повернулся, исполняя па древнейшего танца — танца вечности, смерти и возрождения. Он научился этому не в родном легионе. То была частичка его прошлого, забытого детства, запечатленная в памяти. Нестройная нота в старой песне.
Гвозди, которые впивались в его разум и душу, зажглись, когда он закружился в убийственном вальсе, и успокоительные препараты тут же принялись за работу, приглушая боль. Красная Тропа отступила, ее зазубренные контуры смягчились, а варварский порыв угас. На какое-то время он сможет сосредоточиться, видеть мир без тени топора, затуманивающей зрение.
Сорвавшись с поводка, бойцовый пес возбужденно заплясал, пока братья отбивали такт. Их призраки подвывали и топали, призывая его ускориться, а цепи лязгали, создавая неритмичный аккомпанемент, пока он вращался, рассекая воздух лезвиями. Звук, который они при этом издавали, был похож на шелест, как при скольжении чешуи какого-нибудь огромного змея по камню. Боевой щит его скрипел и стонал от напряжения почти как живой — и столь же лениво, как любой хищник.
Двигаться, рубить и кромсать доставляло особое удовольствие. Рядом со старшим апотекарием постоянно приходилось работать головой, что обостряло мысли и повышало наблюдательность. Но концентрация на чем-то одном ослабляла тело и вызывала зависимость от искусственных стимуляторов для запуска прежних инстинктов. Натренированному уму требовалось натренированное тело, иначе организм мог подвести в самый неподходящий момент.
Он чуть не погиб на борту рукотворного мира, когда арлекины застали его врасплох — как и всех прочих. Прежде такого не произошло бы. Возможно, седативы притупили его разум, снизили скорость реакций, и это чуть не сгубило его. В движении старая рана давала о себе знать, но эта боль была полезна.
Арлекин был шустрым, даже чересчур. Арриан и прежде дрался с эльдарами и хорошо знал их скорость, но тогда он снова столкнулся с чем-то для себя неизвестным — танцующим дервишем из мелькающих цветов и безмолвных улыбок. По телу прокатилось эхо удара, прикосновение пальцев, скользящих по сочленениям его доспеха и вонзающихся в его плоть с удивительной силой, пытаясь выцарапать ему сердце. Спустя мгновение Арриан стер улыбку с лица ксеноса, но было слишком поздно.
«Еще один шрам в коллекцию, брат, — пробормотали призраки. — Еще один оплаченный долг».
— Тихо, — шикнул Арриан, и черепа застучали ему в грудь, словно. Он отстранился от воспоминаний и вернулся к другим, более насущным заботам. Прошло несколько часов, как старшего апотекария доставили на поверхность планеты, и с тех пор о нем не было вестей. Воины Алкеникса удерживали командную палубу и патрулировали главные коридоры и переходы. Во всех смыслах корабль сейчас принадлежал им.
Хотя это могло измениться, и быстро. Но Арриан не собирался придавать событиям такой курс без веской причины, поскольку «Везалий» мог быть уничтожен оборонительным комплексом Гармонии, не говоря уже о других судах противника на близкой орбите. Боевая баржа «Кара за грехи» была вовсе не одинока в пустоте. Группа звездолетов разных предназначений и класса рыскала среди мусора, опоясывающего Гармонию. Еще больше судов, давших присягу III легиону, маячили вдалеке, целый флот был на подходе. Неприятель превосходил их и числом, и вооружением. Так что терпение оставалось на данный момент лучшим средством в их арсенале.
Арриан услышал какой-то звук позади себя — кто-то крался легко и стремительно, как кот. Десантник прыгнул, крутанулся и обрушился на предполагаемого врага с вытянутым клинком. Кромка лезвия остановилась в нескольких дюймах от горла Игори. Он не подал виду, что удивлен ее неожиданным появлением, хотя в действительности и не заметил, как она вошла в помещение. Игори посмотрела на клинок, а затем на Арриана:
— Он там слишком долго.
Арриан кивнул.
— Мы должны пойти за ним, — предложила она.
— Нет, — категорически ответил апотекарий.
Ее ноздри раздулись от гнева.
— Они могут убить его.
Арриан снова кивнул.
Она смотрела на него, как хищник, изучающий свою жертву. Ее руки дрожали, словно ей не терпелось погрузить их в его теплую плоть, содрать это мясо с костей. Арриан опустил клинок, крутанул и убрал в чехол.
— Ты так не думаешь, — подметила она через мгновение.
— Не думаю. Если бы они хотели его смерти, то оставили бы его на растерзание эльдарам. Тут что-то другое. — Он положил руки на эфесы своих мечей и нахмурился. — Правда, не знаю, что именно.
Теперь кивнула Игори и также нахмурилась.
— Мне это не нравится.
— Как и мне. Но мы должны верить в него, если не остается ничего другого.
Она оскалилась, как зверь, и Арриан ответил ей такой же улыбкой. Они понимали друг друга: по крайней мере, он так думал. Два зверя на одном поводке. Две гончие, преданные одному хозяину.
— Вера для слабых, — бросила она.
— Да, но слабость может быть силой в правильных обстоятельствах.
Эйдолон повел Фабия по треснувшим и разбитым ступенькам на открытую площадку высоко над амфитеатром. Оказавшись там, Байл вспомнил, что когда-то тут располагалась одна из его вторичных камер для наблюдения. Здесь результаты его меньших экспериментов предоставляли самим себе; их привычки и поведение записывали техноорганические сенсорные полипы, росшие из каждой стены. И камеры, и объекты их интереса давно исчезли — кости последних хрустели под ногами, пока он следовал за Эйдолоном.
— Удивлен, что ты не узнал это место с самого начала.
— Я никогда особо не обращал внимания на архитектуру, — пожал плечами апотекарий. — Есть ли какая-нибудь скрытая причина, по которой вы используете одно из моих старых зданий для собраний вашей ложи, или это просто целесообразность?
— Мы не воинская ложа, Фабий. Они отжили свое давным-давно. Мы же нечто принципиально новое. — Эйдолон казался оскорбленным.
— Тайные общества вряд ли уникальны, брат. Они появились еще тогда, когда человечество научилось добывать огонь, и тот стал отбрасывать длинные тени.
— А мы ни от кого и не прячемся.
— Разве? Тогда зачем весь этот маскарад?
— Приверженность ритуалам — опора братства, — ответил Эйдолон. — Впрочем, за все годы, что я тебя знаю, ты никогда и не выступал за него.
— Если ты так считаешь, зачем было приглашать меня сюда? — Фабий направил жезл пыток на Эйдолона. — И как вы вообще меня нашли? Выходит, вы следили за мной? Шпионили?
— Конечно. Но в данном случае нам подсказали, где ты находишься.
— И кто же, интересно?
Эйдолон нарисовал в пыльном воздухе наполовину человеческий силуэт.
— Она.
— Она?
— Ты и сам знаешь, о ком я говорю, Фабий. — Эйдолон ухмыльнулся. — Она такая же часть тебя, как и та хитрая штуковина, которую ты носишь.
Фабий замер. Его сердцебиение замедлилось, и хирургеон обеспокоенно зашипел, зарегистрировав внезапное колебание пульса.
— Мелюзина, — тихо проговорил апотекарий. Эйдолон кивнул.
— В танце она вышла из тени, говоря бессмысленными загадками и рисуя странные фигуры на стенах золотыми когтями. — Он указал на стену, где на древнем скалобетоне красовались непонятные очертания. Фабию хватило взгляда, чтобы понять, что они составляли одно целое — грубую звездную карту.
— Но зачем?
— Зачем она явилась к нам? Могу предположить, что она хотела, чтобы мы нашли тебя — Лорд-командующий пожал плечами. — Хотя кто знает наверняка? Кем бы она раньше ни была, сейчас она — придворная Темного Принца.
— Да уж. — Фабий поморщился и отвернулся. В последний раз, когда он видел Мелюзину, она пыталась предупредить его о чем-то. Трудно было разобрать ее путаную речь, поэтому он уловил лишь общий смысл ее послания. Теперь она снова пытается его предостеречь — или здесь что-то иное?
— Удивительно, как ты вообще ей поверил. В конце концов, она ведь одно из моих творений.
— Да, но теперь она принадлежит другому. Равно как и все, что ты сделал, однажды будет принадлежать ему. — Эйдолон постучал по искаженной аквиле на нагруднике. — Феникс неспокоен во сне, и твоя ужасная дочь утешает его в час тревоги.
Фабий крепче сжал Пытку.
— Так или иначе, ты все еще не поведал, зачем меня вызвали сюда.