— Наследника… Фулгрима?! — голос Фабия стал хриплым, надломленным от изумления. Он метнулся вперед, схватив Саккару за шею; вздернутый в воздух Несущий Слово закашлялся, задыхаясь. Клинки, пилы и дрели хирургеона метнулись вперед, словно лапы разъяренного насекомого. — Объяснись, — зашипел Байл. — И будь краток. Что она сказала?
Саккара вцепился в руку апотекария, пытаясь ослабить давление на шею. Он знал, что пленитель не убьет его, но это отнюдь не избавляло от боли или ран.
— Лишь то, что ты следуешь по тому же пути, что и всегда, что смерть ожидает тебя впереди и позади, — просипел Несущий Слово. — Но что ты не сойдешь со своего пути, даже когда придет пламя.
— Загадки… Проклятые загадки. — Фабий выпустил его. — Если она хочет предупредить меня, то почему нельзя сказать прямо?
— Таковы пути нерожденных, — Саккара закашлялся, потирая шею, — а теперь она нерожденная, кем бы ни была прежде и какой бы ты ни хотел ее сделать изначально. — Он посмотрел на своего поработителя и засмеялся. — До чего иронично, что при всей своей мудрости ты никак не можешь осознать таких простых вещей.
— Тогда, может, объяснишь мне? — свирепо посмотрел на него Фабий.
— Нет, думаю, что не стану этого делать. — Несущий Слово сел поудобнее, скрестив ноги и выпрямив спину. — Думаю, что я оставлю тебя при твоих выводах. А потом ты вернешься, и мы снова будем спорить. И снова, и снова, и снова. — Он закрыл глаза и вновь начал концентрироваться. Нерожденные, жаждущие свободы, выли и скрежетали по стенкам сосудов. Он услышал, как пленитель уходит, хлопая плащом, и позволил себе торжествующую улыбку.
— Боги любят тебя, Фабий, — прошептал Саккара. — Ты дал им легион. Своим безумным гением ты открыл дверь, которую не смог бы отворить сам Эреб, и продолжаешь это делать каждый раз, когда высекаешь лезвием красную полосу на плоти. Вселенная состоит из двух частей, жертвенного кинжала и алтаря, и те, кто не держит нож, ложатся на камень. А ты так хорошо владеешь своими скальпелями…
Глава 12: Несовершенство
Фабий стоял, вытянувшись по струнке, на мостике, наблюдая за течениями Эмпиреев, омывающими корпус «Везалия». Корабль напевал сам себе. Каждые перекрытие и переборка слабо сотрясались от этого звука. Время от времени бесшумные копья погибели вырывались из передних башенных установок, чтобы уничтожить обломки, которые попадались на пути фрегата. То были смятые остатки забытых миров и заблудившихся звездолетов, затерявшиеся в потоках варпа столетия назад, а то и на десятилетия впереди.
Трудно было сказать, сколько прошло с того дня, как они покинули Гармонию, то погружаясь, то выплывая из Паутины. Хронометр его брони показывал случайные числа, а также знаки, которые вовсе не были цифрами. Он уже давно привык терять время, но в данный момент его это угнетало. Тревога разъедала стену его спокойствия сродни медленно действующей кислоте. Он думал о младенце — нет, о ребенке, тихо сидящем в его лабораториуме. Пока что никаких признаков аномалии у него не наблюдалось, равно как и следов мутации, поразившей столь многих в прошлые разы.
Уже одно это заставляло его осторожничать. Клон дремал с тех пор, как Абаддон изгнал Фабия с Гармонии, а значит, плод на протяжении эпох вынашивался во тьме. Это казалось невероятным, если не невозможным. И тем не менее это было правдой. Идеальный Фулгрим, каким он, наверное, был тысячелетия назад. Или, возможно, каким он всегда должен был быть.
Эта мысль не давала ему покоя, выбивая у него почву из-под ног. Злой рок, фатум, судьба — все это служило оправданием для людей низшего порядка. В действительности значение имели только целеустремленность и намерения. Но эта находка разрушила все некогда железобетонные доводы и убеждения. Поэт в нем не мог не усмотреть здесь некий грандиозный замысел, что в высшей степени расстраивало Фабия-скептика, поскольку так все только запутывалось. А без ясности наступала неуверенность.
Он надеялся, что его нерешительность — просто остаточный эффект встречи с Квестором. Голова по-прежнему болела после ментального вторжения демона; и все же старший апотекарий подозревал, что его нынешнее состояние связано с этим лишь отчасти. Еще одну причину он видел в том, что не бросил Эйдолону вызов, а доверился ему с целью ослабить других и сохранить превосходство, за которое так цеплялся. Но Фабий был слеплен из более твердого материала, а его разум был подобен цитадели, захватить которую не так легко.
— По крайней мере, я на это надеюсь, — пробормотал Фабий, наблюдая, как медленно проплывает мимо остов древнего военного корабля. Опознать судно не представлялось возможным из-за слоя льда и пепла. Внутри неожиданно вспыхнули огни; Фабий заметил, что оставшаяся турель неизвестного корабля осторожно ведет «Везалия». Впрочем, не было ничего необычного в том, что такие погибшие суда населяли потомки их экипажей. Или даже первоначальная команда, застрявшая там, как насекомое в янтаре, из-за неукротимых приливов Имматериума.
Неприятный запах вывел его из задумчивости. Палуба скрипнула под тяжестью, и в следующий миг Фабий воскликнул:
— Выносливость видов иногда приводит в замешательство даже меня.
— Вот почему боги так превозносят нас, полагаю, — сказал Хораг, ступая на палубу. — Нам ведь можно придать столь разнообразные формы, приложив к этому минимум усилий.
Байл взглянул на него.
— Неподалеку есть один печально известный археорынок — я, правда, забыл его название. Он находится на громадном космическом скитальце, который с незапамятных времен сливался воедино с другими ему подобными. Целые королевства простираются в его утробе, воюя и торгуя друг с другом, а также со случайными посетителями. Просто не укладывается в голове.
— Люди удивительно живучи.
Фабий улыбнулся.
— Да. Надеюсь.
— Такое впечатление, будто наше судно примкнуло к флотилии Эйдолона, — прогремел Хораг, вставая рядом с Фабием у обзорного окна. — Повсюду его воины.
После того как они оставили орбиту Гармонии, грузный апотекарий редко выбирался из своей берлоги возле отсека гидропоники. Так же, как Арриан и Скалагрим, он имел небольшую личную лабораторию, спрятанную на борту корабля, где проводил собственные исследования в одиночестве.
— Временный союз.
— Они смотрят на это таким образом?
— Как они на это смотрят, меня не волнует, — сухо ответил Фабий. — Они скоро уйдут, и мы сможем заняться более важными делами.
— Это какими?
Отец Мутантов заметно колебался. Среди консорциума он мало кому доверял по-настоящему. Определенно Арриану; Саккаре — хотя бы из-за внедренного в него предохранителя. И, возможно, Хорагу… Бывший Могильный Сторож был прилежным учеником, пусть и удручающе узкого профиля. Впрочем, в данном случае, вероятно, это был скорее плюс.
— Геносемя, — наконец выдал Фабий.
— По-моему, не особо тянет на важное занятие. Скорее на рутинное.
— Речь о чистом генном семени.
Хораг оживился.
— А вот это уже действительно любопытно. — Он подался вперед, и миазмы, просачивавшиеся через шланги и трубки его брони, запятнали обзорное окно черной плесенью. — А что взамен?
— Ничего. Нас послали его забрать.
— Ага, получается, мы мальчики на побегушках?
Фабий скривил рот в невеселой улыбке:
— Так думает Эйдолон, и я не вижу веских причин рассеивать его заблуждение. Не тогда, когда оно служит моим интересам.
— Думаете, он не учел такого сценария? Я помню, как мы с Эйдолоном охотились на сыновей Хана в годы нашей своенравной юности. Он был самым хитрым из всех.
— Потому-то Флавий и его бойцы занимают драгоценное место на моем корабле. — Фабий оперся на жезл пыток. Комок боли рос в нем с тех пор, как они покинули Гармонию. Боль была стойкой и знакомой; она стала его частью настолько, что ему почти недоставало ее, пока он кратковременно пребывал на грани между смертью и разложением. Хирургеон вопросительно зачирикал, но Фабий отверг его заботу. Он мог обходиться без помощи, по крайней мере, еще какое-то время. — Они здесь, чтобы я не сходил с пути, намеченного Эйдолоном.
Хораг хмыкнул:
— Тогда они заранее потерпели поражение, если допустить, что у них вообще были шансы.
— Действительно. Но мы сможем справиться с ними достаточно легко, когда придет время.
Фабий посмотрел на звезды, кружащиеся в море невыносимых цветов. Они напоминали булавки болезненного света, пронзающие лиловые облака газа. Далекие солнечные короны вращались, будто глаза прячущихся богов, выглядывающих сквозь дыры в покрове Вселенной. Неизвестные светила образовывали неузнаваемые, бессмысленные созвездия, которые было трудно воспринять даже с его сверхчеловеческим зрением.
— Красиво, по-своему.
— И я всегда думал так же. — Хораг посмотрел на него сверху вниз. — Так что вы планируете сделать с генным семенем?
Фабий взглянул на него.
— А ты как думаешь? Использую его по назначению, само собой.
— Для чего?
Фабий опешил.
— Пока не придумал. Но лучше пусть оно будет в моих руках, нежели Эйдолон растратит его на мелочные войны.
— Отличное дышло бы подношение, решись вы на него. Таким подарком можно заслужить благосклонность богов, кто бы ни принес его им. Меньшие люди рассчитывали бы на вознесение за такую добычу.
Фабий фыркнул:
— Я не тороплюсь умирать, Хораг. Ведь вознесение — не что иное, как смерть. Смерть самоидентичности, свободной воли…
Он подумал о том, что сказал Саккара, но тут же прогнал это воспоминание. В холодном свете дня оно казалось сущей ерундой.
— То, что не мертво, сопротивляется вечно, — буркнул Хораг, словно прочитав его мысли. — Или, по крайней мере, так сыновья Лоргара имеют обыкновение говорить по набожности своей.
— Бесконечные распри наверняка кого-то прельстят, но у меня есть высшая цель, — надменно произнес Фабий. — И она куда важнее, чем расположение любого воображаемого божества.
— Не сомневайтесь, Дедушка любит вас, Фабий, — лукаво сказал Хораг. — Таков его путь. Вы никогда не преклоните колени перед его алтарем, но вы такое же его дитя, как и воинственный Тиф. Болезнь, с которой вы вечно боретесь, это его дар.