й спад дисциплины, если можно так выразиться. Остальные пытаются восстановить порядок.
Фабий потер лицо — оно было моложе, чем он привык, более упругим и гладким. Волосы стали густыми, длинными и очень светлыми. Это ненадолго. Изменения всегда неотвратимо начинались именно с этого. Он увидел свое кривое отражение на поверхности операционного стола и заметил, как много в нем от Фулгрима. Разве что лицо чуть более угловатое, менее совершенное. Орлиная красота в нем почти целиком уступала лисьей хитрости. Животное начало, дававшее о себе знать.
Он спрыгнул со стола и вытянулся во весь рост, ощущая мощь в новых мускулах. Приятно было снова стать сильным, пусть и ненадолго. Откуда-то издалека доносились сигналы аварийной тревоги. Корабль. Точно, он же на корабле. Память о недавних событиях возвращалась урывками, похожая на мигающие пикт-изображения, что кружились и вытягивались перед его мысленным взором. Он вспомнил, как умер — не в бою, а от простого перенапряжения. Сомнительная смерть. При этой мысли Фабий рассмеялся про себя. Смерть есть смерть, хорошей она не бывает.
Позади него раздался какой-то шорох.
— Оно скучало по вам, полагаю, — смущенно заметил Хораг. — Если этой штуке ведом страх разлуки, то наверняка именно его эта проклятая машина и испытывала.
Висящий на специальной вешалке хирургеон задергался от нетерпения, его спинномозговые контакты сочились маслянистой жидкостью. Фабий лично изобрел этот похожий на механического паука или скорпиона агрегат со множеством конечностей, оканчивающихся клинками, хирургическими пилами или шприцами, еще в первые годы обучения в апотекарионе. Но теперь, когда с тех невинных дней минуло почти тысячелетие, хирургеон обрел собственную волю. Не настоящий разум, по мнению Фабия, но некое зачаточное сознание. Словно устройство каким-то образом… эволюционировало. Машинный дух отличался той же сложностью, что и разнообразные функции, которые он выполнял. Фабий запрограммировал его учиться, но с некоторых пор стал считать, что манипуляторная сервосбруя хранит большую часть накопленных знаний для себя.
— Что ж, у всех ведь есть свои маленькие секреты, верно?
Он подошел к стойке и повернулся к ней спиной:
— Давай, друг мой. Наше последнее расставание было слишком долгим.
Он охнул: мгновение, когда сбруя вцепилась в него, было неприятным. Плотно закрываясь, зашипели дермальные узлы, и тонкие сочлененные трубки вместе с пучками нейроволокон скользнули в подкожные разъемы. Костяные зажимы пронзили плоть и черный панцирь, чтобы защелкнуться на позвоночном столбе. Из зажимов появились волокнистые нити, проникая через специальные отверстия в спинальный канал апотекария, чтобы погрузиться в нервную ткань спинного мозга.
Хирургеон замурлыкал от удовольствия, когда его слабое сознание соприкоснулось с разумом хозяина. Впрочем, Фабию тоже было приятно воссоединиться с устройством: после столь долгой разлуки он начал ощущать себя… неполноценным. На мгновение он задумался, не чувствует ли хирургеон то же самое.
— Спад дисциплины, говоришь? — наконец прервал молчание Фабий, взглянув на Хорага.
— Переворот, если быть точнее, старший апотекарий, — кашлянул Хораг. — Похоже, они хотят забрать корабль и вашу голову. Необязательно в таком порядке.
Глава 2: Оковы свободы
Под рев аварийной сигнализации коридоры корабля омывал багровый свет. Фабий, вновь в своем поношенном боевом облачении, твердо шагал по палубе, стараясь привыкнуть к весу доспеха: на то, чтобы освоиться в новом теле, всегда требовалось какое-то время. К сожалению, времени у него сейчас было в обрез.
— Мы по-прежнему укладываемся в график? — спросил он, сгибая и разгибая пальцы в латной перчатке и прислушиваясь к визгу древних сервоприводов. Его доспех все еще сохранял целостность: редкий случай в Оке Ужаса. Фабию никогда не приходилось искать запасные части для ремонта, как многим другим ветеранам Долгой войны. Пробирочники были не глупее обслуживающих сервиторов или рабов легиона и без особого труда могли поддерживать снаряжение в исправном состоянии. Как и закрепленный на спине апотекария хирургеон, латы тоже обладали искусственным интеллектом, хотя и нечасто это показывали — обычно лишь в те моменты, когда нуждались в уходе. Ограниченное и довольное — таким Фабий предпочитал видеть свое полуразумное оснащение.
— Насколько мне известно, да. До пункта назначения еще тридцать шесть часов пути. Арриан, естественно, взял командование на себя. Послушный пес, — насмешливо пробулькал Хораг. — Хотя зачем бы иначе вам держать его при себе, верно?
— Арриан — инструмент универсальный, Хораг, в отличие от некоторых. Скажи, сколько длилось мое… недомогание?
— Несколько дней.
— Дней? — воскликнул Фабий. — Церебральная передача должна занимать всего несколько часов, даже у тебя.
— У нас и других забот хватало. Мятежники сделали первый ход сразу, как разошлась молва. Полагаю, они поджидали благоприятной возможности. Сколько там лет прошло с прошлого раза?
Фабий поморщился:
— С событий на Парамаре.
— Точно. Тогда они были слишком заняты, сражаясь с нашими общими врагами, чтобы захватить инициативу. Но теперь им выпал шанс. И вообще, чего еще вы ожидали от подобной кучки дегенератов?
— Чуть больше вежливости, — ответил Байл и, услышав позади странное хрипение, прозвучавшее словно в знак согласия, бросил назад сердитый взгляд. — Тебе обязательно всюду таскать с собой эту тварь? От нее палубы ржавеют.
Фабий недовольно посмотрел на ротунда — похожее на слизняка демоническое существо, которое радостно кряхтело и сопело, следуя за ними по пятам. Царапая когтистыми лапами металлический настил, оно рывками ползло вперед, отчего по жировым складкам, покрытым уродливыми новообразованиями и чешуей, расходилась рябь и наружу вырывались тошнотворные газы.
— Это ведь дар, Фабий. А дары богов нельзя отвергать вечно. — Хораг замедлил шаг, чтобы зверь нагнал его, и почесал блестящую шкуру. — Кроме того, ради вас я держу его подальше от апотекариума. Правильно я говорю, Пац’уц?
Потустороннее животное издало мерзкое бурчание, что, очевидно, следовало расценивать как радостный лай. Фабий скривился от отвращения.
— Нет никаких богов, — отрезал он. — Лишь чудовища. Потому не следует принимать от них «дары».
— И это говорит тот, кто принял едва ли не целую армию, — фыркнул Хораг. — Хотя, с другой стороны, сейчас она пытается прикончить вас, так что, возможно, какой-то смысл в ваших словах присутствует. Философская дилемма, не иначе.
— Двенадцатый миллениал — не награда, а бремя, которое я терпел слишком долго вопреки здравому смыслу…
Не сразу вникнув во вторую часть высказывания горбуна, Фабий моргнул и уставился на него:
— Что-что философская?
— Возможно также, это проблема этикета, — продолжил Хораг, словно не замечая вопроса. — Примет ли человек дар, зная, что тот может обратиться против него? Быть может, в подобном испытании веры и заключается смысл любого акта дарения? — Гвардеец Смерти пожал плечами, из зарослей шлангов у него под руками вырвались вредоносные газы. — Запутанный узел. По счастью, у нас впереди вечность, чтобы его развязать.
— Прошу, избавь меня от своих разглагольствований, Хораг. Для бесполезных размышлений на тему великих таинств у меня сейчас терпения не хватит. Лучше скажи, все ли наши гости переметнулись на другую сторону, или только часть?
На борту находился внушительный контингент шумовых десантников, и если какофоны обратились против него, в предстоящем конфликте «Везалию» грозило полное уничтожение. Байл до сих пор отчетливо помнил разрушительные силы, высвобожденные ими в искусственном мире Лугганат: они тогда чуть не развалили его на части, исполняя свою губительную песнь.
— Рамос и его хор ни разу не покидали отведенный им сад, — сообщил Хораг. — А с тех пор, как вы поприветствовали их на борту «Везалия», прошло уже немало времени. Вряд ли их можно назвать гостями.
— Все так, — кивнул Фабий. — Время течет быстро, хотя кажется, будто прошло совсем немного.
Внезапно он задумался о том, какой же год идет за пределами Ока. Следовало выяснить это в следующий раз, когда он отправится в реальное пространство. Тешить себя иллюзией вечности было фатальной ошибкой, и он не собирался ее допускать.
— А может, действительно прошло совсем немного. Потоки времени здесь движутся необычно. Иногда десятилетия пролетают за одно мгновение, а бывает, что дни закручиваются по спирали, пока время однажды как будто не замирает. — Хораг рассмеялся. — В конце концов, веселье для богов кончится, если их любимые игрушки просто умрут от старости, верно?
Фабий покачал головой. Несмотря на всю свою болтовню про богов, Хораг был прав. Око искажало реальность и ее восприятие. Это было место всепоглощающей энтропии, где рушилось все сущее, в том числе и законы природы. Чем ближе к проколу в реальности, где в нее просачивалась неразбавленная энергия Ока, тем это становилось заметнее. Время замедлялось, звезды превращались в рубцы света, растянутые на полотне космоса на невозможные расстояния.
— Как бы там ни было, это нам только на руку. Лишь здесь у меня есть время заниматься тем, чем я должен.
Хораг снова фыркнул:
— Ах да. Ваши «новые люди». Скажите мне, Фабий, что будет дальше — я имею в виду, после того, как вы закончите расселять своих мутантов по всем уголкам Галактики? — Он указал большим пальцем назад, на Ниалоса и прочих, неслышно ступающих за своим господином. — Будете вести жизнь в монашеском затворничестве? Еще большем, чем сейчас?
Казалось, Фабий не слышал его:
— Диомат по-прежнему в своей усыпальнице, или они выпустили его?
Среди дюжин других, развернутых в составе штурмовой группировки, древний дредноут «Контемптор» был единственным, кто уцелел в атаке XII миллениала на Лугганат. А еще он был безумен. Фабий не раз подумывал прекратить страдания Диомата, но прагматизм всегда брал верх. Функционирующий «Контемптор» — поистине редкий ресурс; к тому же с тех пор Диомат не раз доказывал свою полезность.