— Ты сумасшедший? — спросил он, вытягивая клинок. — Поэтому ты разговариваешь сам с собой?
— Я говорю с мертвыми, — ответил Арриан, похлопав по одному из черепов.
Его враг кивнул, как будто это имело смысл.
— Ясно. Они предлагают тебе присоединиться к ним?
— Они не шибко разборчивы. — Помощник Фабия зачехлил один фалькс и выставил вперед другой. — Я апотекарий Арриан из Двенадцатого легиона.
Позади него стенали и умирали мутанты, стараясь забрать с собой на тот свет воителей, которых он когда-то мог бы считать братьями. Он испытывал нечто сродни сожалению — не из-за того, что они гибли, но из-за того, в каком обличье к ним пришла смерть.
— Меня зовут Касра, я шехан Красных Скимитаров. Я впишу твое имя в мою поэму о смерти, когда этот день завершится, Арриан из Двенадцатого. — Астартес говорил резко, с церемонной отрешенностью. Этот воин определенно знал цену вещам.
Арриан склонил голову.
— Я уважаю твои чувства, Касра из Красных Скимитаров.
Подобный обмен любезностями казался неуместным и нелепым посреди устроенной кровавой бани, но тем не менее правильным. Слишком часто церемониальность приносилась в жертву целесообразности. Война же была для него видом искусства, а искусству следовало потворствовать, иначе оно скатывалось в пучину безумия. Арриан пошел в атаку, и клинки столкнулись с раздражающим криком стали.
Драться в таких условиях было приятно: против равного соперника, на палубе, залитой кровью, и с холодными звездами, сверкающими по другую сторону пролома, в качестве единственных свидетелей их танца.
Касра не замолкал, пока они сражались:
— Я слышал истории о вас, Потерянных, передаваемые из уст в уста почтенными древними, что заперты в саркофагах. — Их клинки скрестились, и Красный Скимитар оттолкнул Арриана. — О том, как вы ходили по лезвию бритвы, пока наконец не оступились, и ваши души не пали в пасть дракона. Признайся, ты в самом деле один из них или просто носишь их геральдику?
— Я ношу геральдику, которую носил всегда.
— Тогда ответь, почему вы, Потерянные, так цепляетесь за то, что бросили? — Касра освободил меч и отступил назад. — Вы точно дети. Напуганные совершенными проступками, мечтаете о прежних светлых временах.
— Возможно. Но если так, то в этом мы не одиноки. — Арриан ринулся в бой, и они снова закружились в диком танце, нанося друг другу удар за ударом. Это напомнило ему противостояние с Алкепиксом. На сегодняшний день то был лучший танец в его жизни. Куда чище нынешнего, поскольку Касра сражался с пылом заведомо обреченного, и это делало его небрежным.
Арриан парировал свирепый удар и шагнул назад, на мгновение потеряв равновесие. «Осторожнее, псобрат, она наблюдает за тобой», — шепнул один из братьев.
— Кто? — потребовал ответа Арриан, прекрасно зная, что не следовало обращать внимание на голоса мертвых. Они всегда пытались отвлечь его, поскольку затаили обиду. Особенно Бриай. «Она», — хором прошептали Духи.
Сперва он подумал, что это не более чем затемнение в визуальной передаче. Моргнул, пытаясь разглядеть тонкую фигуру, которая плясала на периферии его зрения. Она то сжималась, то вытягивалась, как тень при раскачивающейся лампе. Что-то в этом привлекало его внимание, не давая отвернуться. Он сражался инстинктивно, блокируя и парируя удары с грацией автоматона.
— Он должен. Должен. Должен придерживаться своего пути.
В эфире вокса зазвучал чей-то мелодичный напев. То был женский голос. Арриан завертел головой, пытаясь избавиться от наваждения. Он никак не мог понять, подступает к нему или, наоборот, удаляется от него незнакомый силуэт. Встроенный в его доспех ауспик вообще ничего не показывал. Арриан замешкался, что чуть не стоило ему руки, и отступил назад, держа дистанцию с противником. Страха он не испытывал, но знал, что лучше не прислушиваться к незнакомым голосам, бормочущим в ухе. В конце концов, даже самый безмозглый осел за тысячу лет в аду быстро усваивал ценные уроки.
— Путь-путь-путь-путь… ему нельзя сходить с пути. Иначе все потеряно.
Фигура продолжала кружиться и прыгать, а затем в мгновение ока испарилась. Когда это произошло, он заметил выпад оппонента и в последний момент увернулся в сторону. Клинок рассек шланг, подключенный к его шлему, но в результате противник сам открылся для удара, который перебил сервоприводы в его правом наголеннике. Красный Скимитар пошатнулся. Арриан же, по-прежнему слыша звон в ушах, скользнул к нему и ловко разрезал узел силовых кабелей. Касра выругался, как только обесточенные доспехи навалились на него всем своим весом, угрожая утянуть вниз. Еще один удар разорвал связь его брони с энергоустановкой.
Космодесантник рухнул, но тут же попытался подняться. На ретинальном дисплее Арриана мигали значки целей, показывающие уязвимые места в ранце противника. Апотекарий взял фалькс обратным хватом и со всей мощью обрушил его, пронзив керамит и плоть под ним. Лезвие коснулось утолщенной кости и сломало позвоночник, полностью обездвижив врага.
Пожиратель Миров наступил на шлем Касры и опустил клинок.
— Хороший бой, — сказал он, хотя сомневался, что воин его слышит. — Достаточно хороший, чтобы я пожалел о том, что будет дальше, Касра из Красных Скимитаров.
Часть третья: Сокрытое
Глава 18: Беспросветные бездны
— Говорят, свет Астрономикона не достигает Восточной Окраины. Сам я его никогда не видел, хотя примерно представляю благодаря материалам, которые собрал для своих записей. Чаще всего его описывают как мост серебристого света, окруженный хором небесных голосов и уходящий в бесконечность. Или, вернее, где-то на пятьдесят тысяч световых лет.
Фабий вышел из прихожей, где находился третичный стратегериум, и рассеял гололитическую проекцию, просто пройдя сквозь нее. Последние признаки погони исчезли — даже у шавок Трупа-Императора были свои пределы, и Красные Скимитары достигли их несколько недель назад.
— Твои братья повернули обратно. Теперь ты один, в моем полном распоряжении.
Слова Фабия были адресованы его гостю — Красному Скимитару, подвешенному на вертикальном смотровом столе: запястья и лодыжки надежно связаны, голова опущена. Космодесантник был без боевого облачения, разложенного подетально на соседней плите. Несколько дней ушло на то, чтобы он очнулся, поскольку тело его очень долго восстанавливалось после ущерба, нанесенного Аррианом. Фабий обошел стол. Средняя часть панели была удалена с тем, чтобы обеспечить беспрепятственный обзор поврежденной области туловища.
Апотекарий осторожно прощупал шрам на теле.
— Прекрасно заживает. Арриан владеет клинком так же, как я владею скальпелем. Будь ты свободен, ты мог бы снова ходить. Впрочем, со временем, возможно, у тебя появится такая возможность. После того, как мы придем к своего рода соглашению.
Фабий повернулся ко второй секционной плите, где лежал доспех, взял багровую пластину брони и провел пальцем по стихотворным строфам, выгравированным на ее поверхности. Язык, на котором они были созданы, оказался столь же архаичен, как и стиль письма.
— Это такая умышленная стилизация, или литература настолько деградировала, что это лучшее, на что вы способны? — проворчал он.
Восстание против Терры нанесло непоправимый ущерб не только инфраструктуре зарождающейся империи, но и ее общественной жизни и культуре. Блеющее стадо Лоргара разграбило и сожгло миллион хранилищ знаний без особой на то причины, просто со злости. Хорус хотя бы расхищал великие окулярии и архивы в поисках сокровенного, пусть потом все равно сжигал их. Эти же как будто стремились не просто свергнуть тирана, но еще перевернуть основы самой цивилизации, — и ради чего? Власти. Контроля.
— Примитивизм, — буркнул он, все еще разглядывая стихотворение. — Похоже, в конце концов остались только дети, способные лишь на подражание тем, кто был до них. — Он посмотрел на своего гостя. — Значит, вот кто ты такой? Юный дикарь, выросший на историях о золотом веке, который в действительности никогда не существовал, кроме как в воспоминаниях летописцев и речах библиариев?
Астартес ничего не сказал, поскольку пребывал без сознания. На самом деле, однако, он бодрствовал уже какое-то время и сейчас просто выжидал, вероятно, в надежде выбраться на волю. Фабий отложил элемент доспеха.
— Отсюда нет спасения, брат. Быть может, тебе удастся сбежать из моей лаборатории или даже с этой палубы, но не дальше.
Ответа не последовало, и Фабий вздохнул.
— Я знаю, что ты не спишь. Мои датчики зафиксировали всплеск твоего сердечного ритма, когда я взял эту деталь. — Старший апотекарий постучал по багровым латам. — Уверяю, не стоило воспринимать мою критику твоих неуклюжих попыток поэзии так близко к сердцу. — Он нахмурился. — Тебя ведь зовут Касра, верно? Так написано на твоих доспехах. — Байл подождал минуту, а затем продолжил: — Ты еще жив, Касра. Уверен, тебя это беспокоит, ведь ничего хорошего это не сулит. И это правда — но в твоих же интересах облегчить свою участь. Позволь говорить откровенно. Станешь сотрудничать, и я гарантирую быструю и относительно безболезненную смерть. Вздумаешь упрямствовать, и тебя ждут неописуемые мучения, которые будут становиться только невыносимее. Все просто. Чем больше ты сопротивляешься, тем больнее будет.
— Боль — иллюзия чувств, — прохрипел Касра.
— Отнюдь. Боль есть способ организма сообщить о травме или нарушении работы. Эдакое предупреждение. Соответственно, чем больнее становится, тем выразительнее предупреждение. Я покажу… — Фабий ткнул жезлом пыток в голый торс космического десантника, вызвав у того крик агонии. Трансчеловеческий воин задергался в путах, когда через него прошел эфирный поток боли.
— И это всего лишь слабое покалывание по сравнению с тем, что ждет тебя, если ты решишь испытывать мое терпение. Ты все понял, Касра, шехан Красных Скимитаров?
Астартес откашлялся и плюнул ему в лицо. Кислотная слюна зашипела, разъедая плоть апотекария.