Гончие снова попятились, когда он скинул балахон на палубу. Даже одетый в простую одежду, он выглядел впечатляюще.
— Но для этого мне понадобится ваша помощь. — Он поднял руки вверх и продолжил: — Даже этих рук, какими бы сильными они ни были, недостаточно для предстоящей задачи.
Он озарил их улыбкой. Словно на небосводе взошло второе солнце. По рядам Гончих прокатился вздох благоговения. Все разом опустили стволы, пальцы на спусковых крючках ослабли. Эта улыбка вызывала у них отклик — глубоко в крови и на подкорке. Этот голос. Это лицо. Их тянуло к нему, как мотыльков к невозможному пламени. В тесноте и темноте Игори не замечала этого раньше, только здесь, открывшись, он поистине расцвел.
— Я Фулгрим, и вы мне поможете. — Голос примарха разнесся по отсеку, подобный отголоску грома. — Я знаю это так же хорошо, как знаю свое имя. — Он зашагал среди неолюдей, безоружный и ничего не боящийся. — Вы поможете мне, ибо все мы дети того, кого вы называете Благодетелем. А дети ни к кому не питают такой преданности, как к родителю. Он наш отец, и ему нужна наша помощь. Неужели вы откажете ему?
Речь была простой, но его голос придавал ей величие. Он возвышался даже над самым высоким из них, и Игори вдруг спросила себя, какая между ними может быть связь. Как Благодетелю удалось вложить подобное величие в одно из их скромных тел? Клон обернулся, сияя мягкой улыбкой и озаряя окружающих добрым взглядом.
— Ни за что. Вы не оставите его. Я вижу вас насквозь, братья и сестры. Вижу пламенную любовь, наполняющую ваши могучие сердца, и понимаю, что в этом мы едины. Мы все — тлеющие угли в едином костре, разожженном его рукой и с общей целью… — Он раскинул руки, словно в знак приветствия. — Я долго слушал, как учитель вещает о том, что будет и что должно произойти. Вы есть будущее, но что за будущее без него? Он будет отрицать это, но я не могу. Мы должны действовать, чтобы спасти его. Чтобы сохранить будущее в его колыбели. Мы должны действовать, и я буду действовать. Пойдете ли вы за мной, сыновья и дочери Благодетеля?
Несколько долгих мгновений висело молчание, но улыбка Фулгрима не дрогнула. А затем один за другим лидеры стай преклонили перед ним колени, опустив головы. Последней была Игори. В тот миг она ощутила укол беспокойства. У нее сложилось чувство, будто все это какое-то испытание, и что она и ее сородичи провалили его. Но вскоре она выбросила эту мысль из головы. В настоящий момент ее занимали более важные вопросы.
— Прошу, братья и сестры мои, встаньте. — Фулгрим жестом подкрепил свои слова. — У нас много дел и мало времени.
Воины умирали. Металлические фигуры маршировали по всему ярусу, залитому изумрудным светом. Но прямо сейчас единственной заботой Фабия был противник, стоявший перед ним, облаченный в пурпур и золото. Впрочем, ничего удивительного — братья всегда оставались его заклятыми врагами, независимо от поля битвы.
Палос ударил головой и угодил Фабию в нос. Керамит его шлема вмялся, и визуальная передача задрожала. Байл почувствовал, что его нога соскользнула с края подуровня. Он изо всех сил боролся с Гиром, удерживая его топор жезлом пыток.
— Я могу предложить гораздо больше, чем Алкеникс, — прошипел Фабий, стараясь удержать равновесие. Над плечом Палоса протрещал зеленый огонь. В воксе беспрерывно раздавались вопли и проклятия. Остальных разрывали на части, пока он терял время с этим болваном. Фабий видел Майшану, лежащую рядом с трупом ее брата, хотя и не мог с точностью определить, без сознания она или мертва. Зрелище того, как обошлись с его творениями, вызвало у него тревогу, но он тут же отмел ее, занятый более насущными проблемами. — Служи мне, и твоя награда будет велика.
— Единственная награда, которую я желаю, — твоя смерть, — выпалил Палос. — За всех братьев, кого ты разрезал на своем операционном столе, за всех сынов Фениксийца, кого ты обрек на бессмысленную смерть, я откручу тебе твою мерзкую башку и преподнесу моему командиру.
— Красноречиво, — выдавил Фабий. Когда впрыснутые хирургеоном стимуляторы разошлись по его организму, он отпихнул врага. — Но тебе придется постараться, если хочешь добыть мою голову.
— Прикончите его! Обещаю камень души ксеноса тому воину, что принесет мне его голову! — взревел Палос, отступая.
Несколько ближайших Детей Императора повернулись, убрав болтеры и достав клинки, и накинулись на Фабия.
«Интересно, как долго они ждали такой возможности, что отреагировали так быстро?» Он ударил первого нападавшего по голове, и Пытка закричала в экстазе, ломая керамит. Второй сделал выпад кристаллическим клинком, менявшим оттенки при каждом взмахе. Байл пнул противника в живот, в результате чего тот кувыркнулся и откатился назад. Третий бросился на него с улюлюканьем и задел парой изогнутых мечей его плащ и доспехи.
Заметив брешь в обороне, Фабий поднырнул под удар и схватил противника за горло, а затем вогнал скипетр точно между сердцами, отчего Пытка радостно вскрикнула. Космодесантник заорал, когда его усиленную нервную систему разорвали волны агонии, слишком бурные, чтобы быть приятными. Из сочленений доспехов повалил дым, жгучая боль поджаривала его изнутри. Рыча от натуги, Фабий сбросил опаленное тело с подуровня и обернулся — как раз вовремя: Палос сумел нанести ему только скользящий удар. Топор разрубил диагностические шланги и стимуляторные помпы, чем вызвал недовольное шипение хирургеона. Следующий удар пришелся Фабию в грудь, и он повалился на спину.
— Теперь я наконец заберу твою голову, — прорычал Гир.
— Нет, не заберешь.
Клешня Диомата сомкнулась на Палосе и подняла его вверх. Сыпля проклятиями, легионер погрузил свой топор в оболочку дредноута.
— Бей сколько хочешь, предатель. Я вынесу тысячу смертей, прежде чем сдамся. — Диомат легко вывернул руку Палоса из сустава. Фрикционный топор остался на месте, выпирая из наплечника дредноута. Спустя секунду древний сжал свои когти на голове отступника, и крики легионера оборвались.
— Фабий, — прогремел дредноут, отбрасывая останки Палоса, — ты еще жив?
— Вполне дееспособен, — ответил апотекарий, опираясь на жезл, чтобы подняться. Краем глаза он уловил, как снизу что-то заскользило. Несколько размытых серебристых фигур. Они напоминали те паукообразные конструкции, что он видел ранее, но имели длинные змеевидные хвосты. Металлические призраки без труда проходили сквозь распорки и перекладины ярусов и подуровней, становясь то бесплотными, то опять материальными.
Только он отступил от края платформы, как один из них промчался сквозь твердую поверхность. Каменная кладка с зелеными прожилками взорвалась, как будто в нее попал артиллерийский снаряд, и Байл почувствовал, что падает назад, теряя равновесие.
— Фабий! — завопил Диомат, потянувшись к нему. Огромный коготь зацепил его халат, не дав ему свалиться в пропасть. Какое-то мгновение Фабий махал руками, пытаясь восстановить равновесие, и тогда же увидел, как одно из змеевидных созданий обвивает Диомата. Не успел он выкрикнуть предупреждение, как чужеродная машина нависла над «Контемптором» подобно кобре, готовящейся к броску. Оружие, установленное под широким туловищем пришельца, затрещало, и поток частиц антиматерии пробил древнюю броню. Диомат взвыл и свободной рукой попробовал схватить механического фантома. Слишком поздно — тот уже находился вне досягаемости.
Еще несколько выстрелов угодили в Диомата, содрав броню и оплавив золоченые пластины корпуса. Ослабевший участок подуровня раскрошился, когда дредноут опрокинулся, и призрачные автоматоны закружили над ним, как стервятники. Беспомощный, зажатый над пропастью, Повелитель Клонов мог только в ужасе смотреть, как подуровень подается под тяжестью его потенциального спасителя. С грохочущим треском каменная площадка рухнула, а вместе с ней Диомат и Фабий.
Глава 23: Одеяние из позолоты
Игори редко осмеливалась посещать сборочные цеха, кроме тех случаев, когда требовалось подавить восстание или когда что-то из-за пределов корабля пробиралось внутрь, причиняя ущерб. Если командную рубку можно было назвать мозгом «Везалия», то палубу факториума — брюхом зверя. Поступающее сюда сырье пускалось на производство различных комплектующих, поскольку фрегаты вроде этого специально конструировались в определенной мере самодостаточными.
Племена мутантов, обслуживавшие размещенные тут станки, поклонялись им как божественным кормильцам и принимали каждый пушечный снаряд и запасной кабель за дары незримых богов. Низкорослые существа падали ниц перед Фулгримом, шагающим по заполненным паром залам факториума. Игори держалась рядом с примархом.
Шквал звуков и запахов обрушивался на ее обостренные чувства так, будто кто-то вбивал гвоздь между долями мозга. Если Фулгрим испытывал то же самое, то не подавал виду.
— Зачем мы здесь? — спросила она, поспевая за ним.
— Мне нужны латы. И меч. — Фулгрим остановился и мгновение изучал один из древних агрегатов. Затем нагнулся и снял приборную панель. — Ремонт займет всего минуту.
— Эти штуковины были отключены веками, — возразила Игори.
— Да. — Фулгрим вытащил несколько проводов и контактных узлов. — Но они все еще черпают энергию из систем корабля. В банках данных уже есть готовые шаблоны. Мне нужно только… ага. Ну вот. — Монитор когитатора зажегся. — Нужно только перенаправить подачу электричества в обход барьеров.
Наблюдая его за работой, Игори обратила внимание, что, несмотря на жару, он нисколько не вспотел.
— Зачем ты это делаешь? — спросила она.
— Я ведь уже говорил: чтобы отправиться на войну, мне нужно облачение.
— Я не о том, а обо всем этом.
— Могу спросить тебя о том же, кузина. — Он бросил на нее короткий взгляд и затем вернулся к своим трудам. — Думаю, это инстинкт. Я вижу сломанное и стремлюсь починить. Без ведома Фабия я провел пятьсот пятьдесят шесть мелких ремонтов систем этого судна за время моего пребывания на борту. Пробирочники показывали мне, что не так, и я исправлял это. Я делал несовершенное совершенным. Или, по крайней мере, приемлемым. — На долю секунды он замер. — Но я могу сделать больше.