— Не думаю, что это хорошая идея, — сказал молодой матрос, нахмурившись.
— А отправляться туда вообще плохая идея.
— Я-то о себе позаботиться смогу, книгочей. А вот ты... — Рейшо умолк, по доброте душевной не упоминая о том, что его приятель не умеет драться.
— Двое всяко лучше, чем один. — Джаг заставил себя оторваться от уступа и осторожно подошел к Рейшо. Вода заливала камень, бурля вокруг его лодыжек. — Ты слишком любишь рисковать, а я этого делать не стану. Я осторожнее тебя.
Матрос нахмурился.
— Не хочется мне, чтобы ты шел в опасное место.
Джаг посмотрел на друга.
— А мне — чтобы ты. И если ты все-таки собираешься туда лезть, то только со мной, — сказал он, надеясь, что Рейшо откажется от этой затеи. Уж если для себя он опасности не чувствовал, то должен был хотя бы понять, как опасно было брать на борт двеллера. — Мы можем подождать на берегу и посмотреть, кто высадится.
— А если они не высадятся? Или высадятся только после рассвета и смогут нас разглядеть при свете дня?
На это у Джага ответа не нашлось. Рывком подтянув ялик к краю каменного уступа, Рейшо обронил:
— Если уж встречаться с ними, то лучше пока они уставшие после плавания. — Он похлопал по борту ялика. — Я его подержу, забирайся на борт.
Стараясь не обращать внимания на то, как у него от страха ныло в животе, двеллер неохотно полез в ялик. Ноги у него были короткие, так что он не мог поставить одну из них в центре ялика и удержать его в равновесии. Ялик то и дело рвался ускользнуть; матрос негромко выругался, но не отпустил его.
Джаг осторожно передвинулся в центр ялика, а потом на нос. Ему никогда не нравились маленькие лодки; на кораблях хотя бы их масса и твердая палуба под ногами придавали ощущение уверенности.
Рейшо ступил на борт легко — суденышко едва качнуло. Он сел на скамью на корме и жестом указал двелле-ру пройти дальше по борту.
— Зажги там фонарь, а потом возьми шест и оттолкни ялик.
— Нас заметят. — Джаг достал свою коробочку с огнивом.
— Это еще как сказать, а вот если не зажжем фонари и врежемся во что-нибудь, тогда уж точно заметят. — Матрос начал вынимать весла из уключин.
Поняв, что его друг прав, двеллер взялся за дело. Он открыл фитиль, подняв защищавшую его тонкую трубку из штормового стекла, и сразу почувствовал вонь масла каргиффа.
Кремнем Джаг высек искру и поджег головешку над фитилем. Вспыхнул желтый огонек, слишком, по мнению двеллера, веселый для того тайного и опасного дела, за которое они взялись. Он прошел на корму и зажег фонарь и там тоже.
— Ну, все в порядке, — сказал Рейшо, с легким всплеском опустив весла в воду. — Теперь бери весло, мы от-правляемся.
Джаг нервно опустился на колени на носу и несколькими сильными гребками короткого весла развернул лодку к открытой воде. Как только он направил нос ялика к стоящим на рейде кораблям, матрос взялся за основные весла и ялик с удивительной быстротой рванулся вперед. Двеллер помогал Рейшо удерживать направление.
До его ушей отовсюду доносились обрывки разговоров, и, судя по тому, что он слышал, в гавани Келлох нашли сегодня пристанище немало пиратов и головорезов.
А может, они простые моряки торговых судов, спросил себя Джаг. Может, все эти истории о нападениях, грабеже и морских чудовищах — досужая болтовня...
Но он знал, что это не так. Именно из-за постоянной угрозы нападения пиратов, убийц и злых магов Рассветные Пустоши были надежно скрыты от всего остального мира. Только то, что в руках у гоблинов могла оказаться книга — ну и еще его дружба с Рейшо, — заставило двеллера найти в себе мужество отправиться с молодым матросом на это дело.
Удивительно, но ни один из вахтенных на кораблях не обратил на их суденышко никакого внимания. Мимо ходило туда и обратно еще несколько грузовых яликов, и фонари на них болтались так же весело, как и тот, что висел над головой Джага.
Двеллер наблюдал за палубами подозрительного корабля. Там не было заметно какого-либо движения. Это было странно: войдя в новую гавань, экипаж обычно высыпает на палубу, чтобы увидеть, какие корабли стоят по соседству и что вообще творится вокруг.
— Поосторожнее там, книгочей, — негромко сказал Рейшо. В тот же момент Джаг заметил, как на палубу стали выбираться гоблины.
Если бы гоблины не горбились, они были бы ростом с людей. Плечи у них были почти такие же широкие, как у гномов, и они обычно делились на толстых и тощих в зависимости от их положения во внутренней иерархии. Чем выше находился гоблин, тем больше ему доставалось добычи и, следовательно, тем толще он становился.
Свет зажженного у грот-мачты фонаря скользнул по гоблинам-матросам, заставив заблестеть кожу отвратительного серовато-голубого цвета, неприятное впечатление усиливалось еще и тем, что кожа была вся в пятнах. Треугольные головы этих существ имели крепкие челюсти и широкие плоские черепа, а к подбородку сужались, напоминая пробойник вроде тех, которыми пользуются шорники. Они были покрыты жесткими черными волосами; клочковатые бороды росли как у мужчин, так — и Джаг имел возможность в этом убедиться — и у женщин, а, кроме того, из вислых ушей торчали пучки волос.
Гоблинские дети выглядели так, что их не могли любить даже собственные родители; они были куда страшнее взрослых на вид, и с самого нежного возраста их переполняли злоба и ненависть. За всю историю только лорд Харрион сумел уговорить предводителей их кланов достаточно надолго отложить традиционную вражду и раздоры между ними и собраться в единую армию.
Гоблины-моряки одевались как все остальные матросы, но даже в штанах и рубашках их сложно было перепутать с какой-нибудь другой расой. Переговаривались они на своем языке, полном щелчков и присвистываний, который напоминал звуки, издаваемые животными.
Двеллер попытался разглядеть, что за кусочки кости и бусины были вплетены в бороды гоблинов. Кланы гоблинов можно было отличать по количеству и форме таких украшений, что вплетали в бороды их представители. Обычно кости принадлежали людям, эльфам и гномам, которых эти твари убили в бою.
Или исподтишка, мысленно добавил Джаг. Кости двеллеров, как считалось, не использовались. Ни один гоблин не признался бы в том, что использует их для украшения, хотя при ссорах они часто обвиняли в этом друг друга. Джаг был уверен, что среди жутких украшений гоблинов все-таки можно было найти и такие, что были сделаны из двеллеровых костей.
Тут он вдруг осознал, что приятель уже давно зовет его, и оглянулся через плечо.
— Бери левее, — негромко повторял Рейшо с отчаянной настойчивостью.
Крепче взявшись за весло, Джаг подвел ялик к кораблю, стоящему по соседству с прибывшей шхуной. Сердце у него отчаянно колотилось; словно вернувшись в прошлое, он чувствовал железные оковы на руках и ногах и грубую деревянную рукоять шахтерской кирки, которой махал все долгие годы своего плена. На спине у него до сих пор оставались шрамы от кнутов жестоких гоблинских надсмотрщиков, которые командовали сменами в шахтах.
— Полегче, — велел матрос, — и разверни лодку.
Благодаря в основном умению Рейшо ялик подтянулся вплотную к кораблю. В дюжине футов над ними была его верхняя палуба.
— Гаси фонарь.
Двеллер поднял защитное стекло и задул мерцающее пламя. Он нервно глянул вверх, от всей души надеясь, что они не привлекли ничье внимание на корабле, в тени которого сейчас находились.
— Спокойнее, — прошептал матрос. Он сидел на корме ялика, следя за тем, что происходило на шхуне.
— Это гоблины, — прошептал Джаг, стараясь сдерживать свой страх.
— Да, я вижу.
— Теперь мы можем вернуться.
Рейшо кивнул.
— Капитан Аттикус хотел только узнать, принадлежит ли корабль гоблинам. — Джаг страстно хотел сейчас снова очутиться на «Ветрогоне», в тепле, уюте и безопасности. Он дрожал на ночном воздухе, но знал, что дело тут не в холоде.
— Вот именно, — не стал спорить матрос. — Он и узнает, как только мы ему скажем.
Гоблины переговаривались между собой, и голоса у них звучали взволнованно или, возможно, сердито. Тут на палубу вышел толстый гоблин, по всей видимости, капитан, и команда умолкла. Капитан с минуту что-то им говорил, после чего матросы на блоках спустили с бортов шлюпки.
— А как только мы скажем капитану о гоблинах, — прошептал Рейшо, — как думаешь, что он спросит?
Джаг мрачно молчал, уже зная, о чем думает его друг. До него доносились звуки от ударов шлюпочных весел о воду.
— Я думаю, — продолжал матрос, — капитан захочет узнать, действительно ли на борту этой шхуны есть книга.
— Верно, — не мог не согласиться двеллер.
— Есть два способа, как он может это узнать. Либо он продержит здесь «Ветрогон» еще несколько дней, а потом последует за этой шхуной в открытое море и атакует ее.
Джаг с ужасом представил себе эту картину. Ближний бой между двумя кораблями был на редкость кровавым делом.
— Или...
Двеллер почувствовал тяжесть в животе; он догадывался, что собирался дальше сказать его друг.
— Или я заберусь на нее после того, как большая часть команды отправится на берег, — продолжил Рейшо.
— Это было бы ужасно глупо.
— Ты говоришь, глупо, а я утверждаю, что вовсе нет. Может, нашему капитану и не придется рисковать своим кораблем, без надобности атакуя эту шхуну.
Джаг сглотнул.
— Если нас поймают, мы все равно погибнем, как бы ты это ни называл.
— Погибнем, конечно, — ухмыльнулся матрос. — Но только если поймают, книгочей. И никаких там «мы». Я пойду один, и меня не поймают, а ты пока присмотришь за лодкой.
Двеллер повернулся и посмотрел на друга.
— Ты хоть знаешь, как книги выглядят?
Рейшо хмуро проводил взглядом направляющиеся к пирсу шлюпки гоблинов и повернулся к приятелю.
— Вроде той, в которой ты вечно что-то пишешь.
— Не обязательно, — покачал головой Джаг. — Это только одна из разновидностей книг, скорее тетрадь. Автор может составить книгу самыми разными способами. До того как лорд Харрион собрал гоблинов и стал жечь библиотеки и уничтожать книги, авторы использовали самые разные материалы для записи своих историй, философских рассуждений и научных текстов.