Диана прислонилась к подоконнику, не выпуская из рук папку.
– У нее на блузке была эмблема сети отелей. Марк обошел их все.
– Он сегодня вообще домой не уходил?
– Видимо, нет, – покачал головой Тезер. – Кажется, это дело его увлекло. Давно он не проявлял такой активности.
– Н-да, – цокнула языком Диана. – Что еще?
– Я проверил госпожу Хеллер по нашей базе. Очевидные проблемы с законом. Помимо десятков неоплаченных штрафов за неправильную парковку и нарушение скорости, есть один привод за драку в супермаркете с нанесением тяжких телесных.
– В супермаркете? – усмехнулась Диана.
– По свидетельствам очевидцев, из-за… французского сыра.
– Сыра? – не поверила своим ушам Диана. – Серьезно?
– Ты же знаешь, что по статистике в период праздников, а особенно в Рождество, уровень стресса достигает критической отметки. Некоторые просто сходят с ума. Хотя у нашей леди немного иная ситуация. Я пока не успел выяснить почему, но у нее один судебный запрет на появление в радиусе ста метров от бывшей работы.
– И что это за бывшая работа?
– Feurbach Robotics, – ответил Тезер.
– Это ведь место работы Лизы Майер.
– Именно, – кивнул Аталик.
– А вот это уже интересно.
Диана подошла ближе и слегка поморщилась, почувствовав запах детского питания, исходивший от розового термоса. Увидев это, Тезер бросил одноразовую пластиковую ложку в мусорное ведро и закрутил крышку. Затем он почесал бородку и ткнул в свернутую вкладку.
– Я тут немного побродил по соцсетям – хотел посмотреть, может, между нашими жертвами есть какая-то связь, все-таки они в одной компании работали. Но, похоже, девушки не были близкими подружками. Никаких совместных фотографий или упоминаний друг друга. Хотя Ребекке Хеллер жилось повеселее, чем Лизе Майер.
Он щелкнул мышкой по изображениям и стал листать их, нажимая на пробел.
– Видно, что Хеллер увлекалась психологией и мужчинами, но в основном в плане того, какие они все…
Тезер замолчал, подбирая слово, которое можно произнести в присутствии детей. Малыши все еще сидели под столом и, похоже, рисовали что-то на нижней стороне столешницы.
– Я поняла, – улыбнулась Диана. – Оставь ссылки Марку, может, он отыщет в них что-нибудь интересное. Он любит копаться в грязном белье.
– Да, этого у него не отнять, – согласился Аталик.
Глава 17
Для Эммы это субботнее утро началось гораздо позже обычного, после почти бессонной ночи, проведенной в мыслях о Штефане Фейербахе и о том, что он рассказал. Ей самой все эти события казались преданиями глубокой старины, хотя они произошли всего лишь двадцать с лишним лет назад. Прошлой весной учительница по истории, злобная госпожа Пых, прозванная так из-за звука, который она постоянно произносила, рассказывала о падении Берлинской стены, но голова Эммы в то время была занята совсем другими вещами.
Впрочем, так же, как и сейчас. Несмотря на невероятную разницу в возрасте (до чего же он стар!), Эмма все больше осознавала, что не просто находит Штефана интересным мужчиной – он в самом деле ей нравится!
С этой мыслью Эмма проснулась и какое-то время лежала в кровати, наблюдая, как солнечные зайчики, отбрасываемые стеклянной люстрой, скачут по потолку. В квартире стояла привычная для этого времени суток тишина, когда Маргарет спала после ночной смены или визита очередного ухажера. Только вот Маргарет до сих пор не вернулась, и Эмму это беспокоило.
Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, да и просто потому, что она занималась этим каждую субботу, Эмма навела дома порядок и собралась уже идти в магазин за продуктами, когда обнаружила в сумке конверт. У нее совсем вылетело из головы, что Штефан просил ознакомиться с ним перед следующей встречей.
В конверте оказалась стопка листов, распечатанных на принтере, но уже немного пожелтевших. Они не были никак соединены между собой и даже не были пронумерованы. На первом значилась дата 23 октября 2001 года, а после нее без каких-либо вступлений или предисловий начинался текст.
«Он знал Лили еще со школы, и в то время, когда остальные их ровесники целовались по углам и испытывали все прелести пубертатного периода, они решали математические задачи на скорость и играли в шахматы. Другой такой парочки ботаников, наверное, было не сыскать во всем Берлине. Поэтому, когда они поженились после первого курса, друзья шутили над ними: «А детей вы тоже будете делать с помощью уравнений?» Но они не думали о детях. Штефан мечтал о карьере, а Лили всегда и во всем поддерживала его».
После этого шло несколько абзацев с подробным перечислением всех академических достижений Фейербаха и проектов, над которыми он работал. Особенно не вчитываясь в них, Эмма сразу перешла к строке о том, что «известие о беременности Лили не обрадовало Штефана. Он настаивал на том, чтобы Лили отказалась от ребенка, но она не захотела. После того как ребенок родился, ей пришлось оставить работу».
На этом страница заканчивалась, а следующая начиналась с того, что «Штефан не признавал сына и вел себя так, словно его вообще не было в их жизни. Соревнования за внимание Лили он проигрывал пухлощекому и вечно орущему младенцу. И его совсем не трогало, что малыш унаследовал его черты лица, глаза и форму губ».
Эмма почувствовала, как ее ладони вспотели. Разложив перед собой листы – а всего их было около двадцати штук, – она быстро пробежалась взглядом по ним, пытаясь найти еще какую-нибудь информацию о Лили и ребенке, но они больше нигде не упоминались.
С некоторым разочарованием Эмма взяла новую страницу, но там опять рассказывалось про какие-то разработки. То же самое было и на других листах. И лишь на последнем обнаружилось кое-что интересное.
«Он уехал из Берлина в Гамбург, а там устроился разнорабочим на грузовое судно, уходившее в Южную Америку. Тогда никто не задавал особых вопросов. Люди бежали, бросая все – квартиры, работу, семью, – в надежде обрести новую жизнь.
Из Бразилии – в Майами, а оттуда – в Нью-Йорк. К тем порам у Штефана уже были кое-какие деньги, чтобы не только не умереть с голоду, но и переночевать не на вокзале. К весне он получил статус беженца, но без знания языка и документов об образовании никому не было дела до его ученой степени и опыта конструкторских разработок, поэтому приходилось работать грузчиком в порту и постепенно учить язык.
Английский давался легко, уже через пару месяцев он мог вполне сносно понимать других и даже произносить какие-то совсем элементарные фразы. Теперь он работал в газетном киоске и мог читать все газеты и журналы, какие только поступали в продажу.
Так Штефан искал Ангела Краилова. Его имени не оказалось в телефонных справочниках, а названий компаний, которыми он владел, Штефан не знал. Что ему еще оставалось делать в те времена, когда не было интернета?
Только осенью ему попалась рекламная заметка, где говорилось об электронном заводе, генеральным директором которого был Ангел Краилов. Завод находился в Теннесси, и Штефан рванул туда.
Но и здесь все прошло не так гладко. В первый раз охрана на пропускном пункте просто развернула его, сообщив, что мистер Краилов не может принять его, поскольку находится в отъезде. Во второй раз ему удалось поговорить с его секретаршей, которая, сладко улыбаясь, пообещала непременно передать мистеру Краилову, что его кто-то искал. Штефан поселился в мотеле в нескольких километрах от завода и почти неделю не отходил от телефона, но никто ему так и не перезвонил. Тогда он снова поехал на завод и попросил дать ему номер Ангела. Он получил его, но когда пытался позвонить по нему, автоматический оператор сообщил, что такого номера не существует.
Время шло, деньги подходили к концу, а Штефан ни на шаг не приблизился к человеку, ради которого бросил жену, пересек океан и уже почти год горбатился на проклятой низкосортной работе. Это не просто злило – это невероятно, безумно злило его.
Он ошивался у завода днями и ночами, охрана гоняла его и несколько раз вызывала патрульных, но ему удавалось скрываться от них. Тогда он просто стал осторожнее, но не оставил надежду, что однажды Краилов приедет.
И он приехал.
Был уже почти конец октября, темнело рано. Штефан дремал на автобусной остановке, когда кто-то тронул его за плечо. Он не сразу узнал это загорелое улыбающееся лицо, освещенное лишь светом фар припаркованной рядом машины. «Идем», – сказал он и помог Штефану встать. Он провел его через проходную, а потом они долго шли коридорами и лестницами, пока не пришли в кабинет, за стеклянными стенами которого виднелся производственный цех.
Мужчина усадил Штефана на диван и распорядился принести ему горячего чая и какой-нибудь еды, которая осталась от обеда в столовой. Сам сел рядом и долго рассматривал его обветренное и заросшее щетиной лицо.
– Ну что же, здравствуй, Штефан Фейербах, – сказал он. – Ты готов творить историю?»
«Творить историю»… Эмма перечитала последнее предложение еще раз, потом еще и поняла, что знает о Штефане Фейербахе не так уж и много, а о том, чем занимается его компания – тем более.
Тогда она уселась за свой старенький компьютер, чтобы поискать еще какую-нибудь информацию, а заодно найти «дедуле» достойную замену – первый гонорар, как и было обещано, упал на банковский счет еще в четыре утра.
Вставив наушники, Эмма слушала новый альбом любимой американской певицы и, постукивая пальчиками по столу, ждала, когда загрузится страница. Музыка в плеере была включена почти на полную громкость, поэтому девушка совсем не услышала, как в замке зашуршал ключ и входная дверь с грохотом распахнулась.
Глава 18
Марк Шнайдер шел по коридору полицейского участка, насвистывая незатейливую мелодию, и едва не пританцовывал. Он принял это дело как новый и долгожданный вызов, который наконец вывел его из того странного состояния апатии, в котором он пребывал с прошлой зимы. Жгучее желание заняться расследованием переполняло Марка, поэтому, войдя в кабинет, он задорно подмигнул малышне, притаившейся под Дианиным столом, поприветствовал Аталика и обратился к Диане: