– Честно говоря, да, – ответил Марк.
– Однако почившие тоже подойдут, – невозмутимо добавил Тезер, игнорируя удивленный взгляд коллеги.
– По поводу ныне живущих вам лучше обратиться в деканат. Что же касается Берни Ульмана… Впрочем, мне самой интересно взглянуть.
Женщина поднялась с кресла и, взяв ключи, жестом велела полицейским следовать за ней.
– У мальчика были хорошие перспективы, – говорила Штольке, пока они все вместе шли по коридору, – но его нонконформизм не знал пределов. Он протестовал против всего – против властей, против правил, против законов. Устраивал студенческие забастовки, а однажды даже грозился взорвать университет. Говорили, что пуля была случайной – рука дрогнула или что-то еще в этом роде, – но ведь всем известно, что такие, как Ульман, имеют мало шансов.
Ключи тревожно звякнули в ее руке.
– Кто знает, может, мы бы тоже могли гордиться им, как кем-то вроде Штефана Фейербаха.
Марк, который, в отличие от Тезера, слушал вполуха, стараясь преодолеть головную боль после ночной вылазки с Акселем, встрепенулся.
– Почему в этом деле я постоянно слышу имя Штефана Фейербаха? – пробормотал он себе под нос.
– Простите? – переспросила Штольке.
Тезер тоже не расслышал, что именно сказал Марк, но, понимая, о чем может идти речь, усмехнулся.
– Что вы знаете о Штефане Фейербахе? – немного раздраженно спросил Шнайдер. – Как вы можете быть уверены в том, что он не серийный убийца?
– Ах, Штефан, – рассмеялась Штольке и сразу же утратила всю свою суровость. – Вы такой шутник, детектив Шнайдер!
Она слегка хлопнула его по плечу и остановилась у очередного кабинета. Табличка слева от входа сообщала, что там находится архив. Мадам Штольке начала возиться с ключами. Тезер тихонько посмеивался в кулак, а Марк в недоумении развел руками: «Что?»
Папка с личным делом Бернхарда Ульмана отыскалась достаточно быстро, но от содержащихся в ней сведений не было практически никакого толку. Как и от черно-белой фотографии, которая ни о чем не говорила ни Марку, ни Тезеру.
Хотя Эмма, окажись она сейчас рядом, сказала бы, что однажды этого молодого человека уже встречала.
Эмма же в данный момент находилась в другой части города и мечтала только о том, чтобы забраться под теплое одеялко и хорошенько поплакать, но вместо этого ей приходилось сидеть за своим рабочим столом и смотреть в расплывающиеся строчки на мониторе. Кажется, это был какой-то отчет, и даже вроде бы срочный, но в голове у Эммы, словно включенная на повтор, крутилась одна-единственная фраза, оброненная невзначай дворецким – или помощником, или чем он там занимается у Фейербаха, – когда он закрывал за ней утром дверь: «Он вами очень недоволен». Как будто Эмма была довольна собой на все сто процентов. Как будто она не хотела сегодня в аэропорту броситься под колеса автобуса, следовавшего до Александер платц.
Он вами очень недоволен.
Как будто Эмма была счастлива проснуться сегодня на чужом, пахнущем пылью и старостью диване, сжимая свой почти разрядившийся телефон. Если бы она сумела вспомнить, что происходило вчерашним вечером! Но память упорно подбрасывала эпизод, где Штефан целовал ее руки, и от этого становилось только хуже. Предательский диктофон, который мог прояснить ситуацию, не записал ни одного слова, и теперь Эмму одолевали два страха, один мучительнее другого: Штефан больше не позвонит, а если все же позвонит, ей будет нечего показать ему.
Работа не клеилась, и чтобы хоть как-то взбодриться, Эмма пошла в кухню. Починенный накануне кофейный аппарат радостно фырчал и пускал пар, делая капучино.
Процесс завораживал так, что Эмма даже не заметила, как кто-то прошмыгнул в комнату и, уткнувшись в волосы девушки, нахально погладил ее бедра. Она замерла, а потом попыталась вырваться, но оказалась только крепче прижата к тумбочке, на которой стояли чашки и сахар.
– Какие планы на вечер?
Наглец потерся носом об ее шею и слегка прикусил мочку уха.
– Что ты себе позволяешь? – задыхаясь от злости и волнения, прошипела Эмма и, кое-как извернувшись, оказалась лицом к лицу с Мартином Думкопфом.
– Что я себе позволяю? – усмехнулся он. – А что ты ему позволяешь? – сделал он ударение на слово «ему» и взялся двумя пальцами за край блузки как раз там, где торчал пучок ниток от оторванной пуговицы.
– Ему? – переспросила Эмма.
– Да ладно, не отнекивайся, я знаю про твой роман с этим старпером.
Мартин словно бы невзначай погладил кожу в ложбинке между ключицами.
– Ничего ты не знаешь, – прикусила губу Эмма и толкнула его.
Но Мартин схватил ее и усадил на тумбочку. Чашки угрожающе звякнули.
– У меня есть все доказательства.
Придерживая ее одной рукой, другой он достал из заднего кармана телефон.
– Вот, смотри.
Он открыл галерею и стал листать изображения большим пальцем. На фотографиях было четко видно, как Эмма садится в автомобили, которые присылал за ней Штефан.
– Я проверил, все машины зарегистрированы в Feuerbach Robotics, как и счет, с которого они тебе платят. И неплохо так платят, – ухмыльнулся он и показал копию выписки со счета с кругленьким остатком.
Мозги Эммы в тот момент соображали плохо, так что она даже не заметила, что сумма на счету не очень-то совпадает с реальной, да и название банка не указано.
– Чего ты от меня хочешь? – прошептала она.
– Встреться со мной, – подмигнул он, приблизившись к ней почти вплотную. – Пару раз, – придвинул он ее к себе.
– Не много ли ты хочешь?
Она ударила кулачками в его грудь, но он стоял прочно, как скала.
– Иначе я отнесу все эти фотографии Шульцу, и вместе мы похороним твою карьеру.
Мартин так резко впился в ее губы, что Эмма успела только зажмуриться. Не так она себе представляла свой первый поцелуй. Только не с привкусом вчерашнего ужина и десятка выкуренных сигарет. Сил сопротивляться у нее уже не осталось, но когда наглец просунул свой язык, она со всей силы укусила его. К привкусу несвежей еды добавился вкус крови.
– Сдурела? – взвыл Мартин и отпустил девушку.
Эмма соскочила с тумбочки и бросилась к выходу.
В туалете она перевела дух и посмотрела на себя в зеркало. Кажется, впервые за сегодняшний день. Выглядела она не самым лучшим образом. Посыпавшаяся тушь подчеркивала темные круги под глазами, нижняя губа распухла, а прическа напоминала свалявшуюся шерсть ягненка. Если добавить к этому еще немного помятую блузку с оторванной верхней пуговицей, то картинка получалась весьма красноречивой.
Жизнь удалась, Эмс, молодец.
Эмма склонилась к раковине и включила воду. Руки дрожали. Она набрала в ладони воду и прополоскала рот, потом еще и еще, и так бесконечное число раз, но тошнотворный вкус поцелуя никак не исчезал.
О чем только думал Мартин, поступая так с ней? Неужели он в самом деле верил в то, что она согласится? Эмма не сомневалась, что он пойдет к Шульцу, но совсем не представляла, что может сделать главред. С одной стороны, какое ему дело до личной жизни сотрудников? А с другой – она уже видела пару раз, как из более мелких фактов раздували громкие скандалы. Ради сенсации Шульц не станет церемониться с какой-то девочкой на побегушках, которая даже толком не состоит у них в штате. Только посмеет ли он пойти против Штефана Фейербаха?
Одно Эмма знала точно: идти одной домой теперь опасно. Неужели придется заночевать сегодня в офисе?
Кое-как приведя свой внешний вид и мысли в относительный порядок, девушка вышла из туалета и отправилась к своему столу. Ей повсюду мерещились шепотки и косые взгляды, но когда она смотрела по сторонам, казалось, что все заняты своей работой и никому нет до нее дела. Тем не менее гнетущее ощущение, что за ней кто-то наблюдает, никак не покидало.
К концу рабочего дня стало очевидно, что это не игра воображения и коллеги действительно сплетничают об Эмме, поэтому теперь у нее пылали не только щеки, но и уши. Мартин добавлял масла в огонь, словно невзначай прогуливаясь мимо ее стола и бросая недвусмысленные взгляды.
Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не старик Уве. Он принес кипу исписанных от руки листочков и стул с высокой спинкой.
– Нам нужно сделать из этого статью о лесных пожарах, – доверительно склонившись к ней, сообщил он.
– Конечно, Уве, – благодарно посмотрела на него Эмма, сдвигаясь в сторонку и уступая ему место за своим рабочим столом.
Вместе они провозились над материалом почти до самой ночи. Уве ничего не спрашивал, но отлично отвлекал от всяких посторонних мыслей, пересыпая сухие факты статьи историями о своей жене и трехмесячной правнучке.
Из редакции они ушли последними. Даже Мартин в итоге плюнул и ушел, хлопнув дверью. Эмма надеялась, что насовсем, но оказалось, что всего лишь до своего автомобиля, припаркованного у редакции. К счастью, это ее совершенно не пугало, ведь Уве предложил подвезти ее до дома. Она с радостью согласилась.
Дома Эмма, практически не раздевшись, плюхнулась на кровать и проспала без сновидений до самого утра.
Глава 27
Новый день принес дурные вести. Они застали Диану за созерцанием капель дождя, стекающих по лобовому стеклу автомобиля. Ее пальцы перебирали ключи, которые она вставила в замок зажигания, но так и не повернула. На губах играла улыбка, и Диана никак не могла понять, был ли туман над городом на самом деле или только в ее мыслях, задурманенных воспоминаниями о горячем шелке простыней и объятий.
– Кройц, – ответила она почти на автомате.
– Офицер Холен, – представились на другом конце. – Вы должны приехать на место преступления. Выставочный центр, трибуна АФУС[9], юг.
Говорившему мужчине приходилось перекрикивать ветер, дождь и шум проезжающих машин, поэтому его слова будто скакали по кочкам.
– Это же Шарлоттенбург, – прикинула Диана, нарисовав в голове карту Берлина. – Это не наша юрисдикция.