– Бывает настолько, что он берет катану и идет рубить головы направо и налево? – спросила Диана и не удержалась от смешка, вспомнив Ангела Краилова с катаной на заднем дворе дома Марка.
Дамен посмотрел на нее с некоторым недоумением. Кажется, он был единственным в этой комнате, кто не понимал, что все эти разговоры – сплошная ложь.
Штефан улыбнулся в ответ.
– Иногда люди, которых, как нам кажется, мы знаем, проявляют себя с неожиданной стороны, – осторожно заметил он.
Диана едва не спросила про Берни Ульмана, но в последний момент передумала. Даже если Фейербах и знает что-то, он об этом никогда не расскажет, а заставить его она не сможет. К таким, как он, подкопаться очень непросто.
Пауза затягивалась.
– Если у вас больше нет вопросов, могу я идти? – спросил Штефан.
– Нет, не можете, – твердо сказала Диана. – Пока я не поговорю с госпожой Бишоф, вы никуда отсюда не уйдете.
Штефан положил руки на стол.
– Что ж, ладно, я никуда не спешу.
Диана встала и, махнув хвостом, вышла за дверь. Дамен поднялся следом за ней.
– Немного позднее я вам задам еще пару вопросов об Ангеле Краилове, – сказал он на ходу.
– Разумеется, – кивнул Фейербах и стряхнул с рукава пылинку.
Глава 48
Когда Диана вошла в соседнюю комнату для допросов, она не узнала Эмму. Куда подевалась та нервная девчонка, вечно прикусывающая нижнюю губу? Вместо нее на стуле сидела, выпрямив спину, уверенная в себе молодая женщина.
– Госпожа Бишоф, – поздоровалась Диана, с интересом наблюдая за девушкой.
– Комиссар, – кивнула в ответ Эмма.
– Вы можете рассказать нам, что вы делали в том доме и где вы пропадали последние четыре дня?
– Я не знаю, – произнесла Эмма, глядя Диане прямо в глаза. – Я не помню.
– А что вы помните, госпожа Бишоф?
– Я помню, как поехала после разговора с вами к Штефану и больше ничего не помню до того момента, как пришла в себя в машине «Скорой помощи». Что случилось со мной? Вы можете мне рассказать?
От ее голоса веяло просто ледяным спокойствием. Диана нахмурила брови и опустилась на стул напротив. «Да они же вкололи ей лошадиную дозу успокоительного!» – вдруг дошло до нее.
– Какие отношения вас связывают с господином Фейербахом? – спросил Дамен, в этот раз оставшийся стоять.
Эмма посмотрела на него снизу вверх и промолчала. Стоит ли говорить правду, если ей все равно никто не верит?
– Он утверждает, что вы встречаетесь, – не выдержав, произнес Дамен.
Девушка улыбнулась.
– Да, мы встречаемся, – ответила она, но не стала уточнять, что характер их встреч носит не романтический характер.
– Как давно? – поинтересовался комиссар.
– Две недели.
– А вам не кажется, что он слишком стар для вас?
– Вы мне не отец, чтобы осуждать мой выбор.
Диана склонила голову и едва заметно усмехнулась.
– У меня к вам нет вопросов, госпожа Бишоф, – сказала она, поднимаясь со стула. – И вам, Дамен, советую оставить девушку в покое, пусть она немного придет в себя.
Мужчина постучал пальцами по папке, которую все это время держал под мышкой, и кивнул.
– Можете идти.
В коридоре Бишоф-старшая тут же обхватила Эмму за талию.
– Мы сейчас же едем домой в Брауншвейг, папин самолет уже должен был приземлиться.
– Извините, – вмешалась Диана, – но Эмма не может уехать из города, пока ведется расследование.
– Но ей нужен… – начала было возражать женщина, но в этот момент из комнаты для допросов вышел Штефан Фейербах.
Увидев его, Эмма потянулась к нему, и он на несколько секунд замер, вглядываясь в ее лицо, а потом склонился и слегка коснулся пальцами ее щеки.
– Увидимся в среду, – сказал он и, попрощавшись со всеми присутствующими, легкой походкой направился к лифтам.
– Что это за мужчина? – спросила госпожа Бишоф.
Но Эмма ничего не ответила, лишь посмотрела ему вслед, и улыбка тут же исчезла с ее лица. К ней шел Шульц, а за ним Мартин Думкопф, и камера его телефона подозрительно была направлена прямо на нее. Шульц расставил руки, словно хотел обнять ее, но Эмма подалась назад и теперь стояла между матерью и Дианой Кройц.
– Эмма, дорогая моя! Как я рад, что с тобой все в порядке!
– Если хоть одна фотография, которую сейчас сделал Мартин, попадет в… хоть куда-нибудь, я подам на вас в суд, – тихо произнесла Эмма.
Шульц остановился и сложил ладони вместе, словно хотел что-то сказать.
– Если моя угроза не кажется вам достаточной, то адвокаты господина Фейербаха… – Эмма замолчала – нужные слова никак не хотели складываться в предложения. – Я на вас больше не работаю. Завтра я приду, напишу заявление и заберу свои вещи. Мы можем идти? – повернулась она к Диане.
– Да можете. Комиссар Аталик проводит вас, – кивнула она Тезеру.
– До свидания, – попрощалась Эмма.
– До свидания, госпожа Бишоф, – ответила Диана.
Несколько дней спустя телефонный звонок разбудил Диану. В сумраке спальни Лиона она кое-как нащупала телефон среди шелковых подушек и нажала «Ответить».
– Диана! – послышался в трубке жизнерадостный голос комиссара Вурта.
– Я слушаю.
Диана перевернулась на спину и потянулась. Лион уже успел куда-то уйти.
– Мне нужно, чтобы ты приехала в участок. Здесь Герхард Фольк, он утверждает, что будет говорить только с тобой.
Диана подскочила на месте и, вложив в голос все безразличие, на которое только была способна, сказала:
– Вы же сами отстранили меня от расследования. Комиссар Дамен там?
– Здесь, – отозвался Вурт. – Но Фольк отказывается говорить с кем-то еще, он просит тебя.
– Оу…
– Я что, должен умолять тебя?
– Нет, – ответила Диана, натягивая джинсы, – я приеду.
Она посмотрела на часы. Половина одиннадцатого утра. И как только Лион узнает, когда пора вставать? Ведь в его обители нет ни часов, ни окон…
В участке она была уже через полчаса. Фольк дожидался ее в комнате для допросов. Он сидел за столом и крутил перед собой сложенную газету. Дамен стоял в углу и всем своим видом напоминал коршуна.
– Добрый день, доктор Фольк, – поздоровалась Диана, игнорируя Дамена. – Могу я называть вас так? Или вы не Фольк? Или даже не доктор?
– Мое настоящее имя – Герхард Каров, и я действительно патологоанатом, – произнес мужчина, поправив воротничок безупречно выглаженной рубашки, на этот раз салатово-зеленой. – Я пришел заявить, что работаю… – он взглянул на Дамена, а потом снова на Диану, – на Ангела Краилова.
Диана села на стул.
– Ну что ж, рассказывайте.
– Все началось в девяносто первом году. Я тогда выпустился из университета и находился в весьма затруднительном финансовом положении, к тому же мне нужно было содержать семью. Краилов предложил мне неплохие деньги.
– За что? – спросила Диана.
– За то, чтобы я писал, что они все умерли по естественным причинам или в результате несчастного случая.
– Дамен, – не оборачиваясь, сказала Диана, – принесите человеку бумаги и кофе, мне и ему. И, если хотите, себе – мы здесь надолго.
– Я вам мальчик на побегушках, что ли? – фыркнул Дамен из угла.
Диана посмотрела на него и, ничего не ответив, повернулась обратно к патологоанатому.
– Что заставило вас прийти сюда сегодня и признаться?
Она услышала, как Дамен издал какой-то непонятный звук, потом дошел до двери и свистнул кого-то в коридоре. Диана усмехнулась.
– Вот это.
Мужчина развернул газету и повернул ее к ней. На первой полосе Das Glas была размещена разоблачительная статья о работе берлинской полиции и, в частности, о Марке Шнайдере, который переметнулся на сторону преступности.
– Побоялись заполнить полосу материалом о Фейербахе, – покачала головой Диана. – Кто же им Марка-то слил? – словно риторически спросила она.
– У каждого свои методы работы, комиссар Кройц, – отозвался откуда-то сзади Дамен.
– Комиссар Шнайдер – хороший полицейский, – произнес Каров, – он предан своей работе и… В общем-то, мне терять уже нечего, но я хочу, чтобы вы защитили меня от Краилова.
– Хотела бы я пообещать, что сделаю все возможное, но меня отстранили от этого дела.
– Я поговорю с Вуртом, – прошипел сквозь зубы Дамен.
Дверь открылась, и вошел офицер. Он принес стопку бумаги и три пластиковых стаканчика с кофе в картонной подставке. Диана придвинула Карову бумагу, а Дамен передал ручку.
– Вот и замечательно. Начнем по порядку…
Только поздним вечером, освободившись после допроса Фолька-Карова, Диана приехала к Марку в больницу и застала его за необычным занятием. Поставив посреди палаты мольберт, он рисовал на нем оранжевые и фиолетовые круги и полосы.
– О, Ди! – обрадовался он. – Посмотри, я художник.
Диана посмотрела на рисунок и улыбнулась.
– Знаю-знаю, ты скажешь, что я хреновый художник, – рассмеялся он, вырисовывая все новые и новые линии. – Но это сильнее меня. Я проснулся сегодня с непреодолимым желанием рисовать. Тезер привез мои краски и кисти, – мотнул он головой в сторону кровати, где они были свалены в кучу. – Ты знала, что бывают кисточки, как ручки? В них вода наливается, и можно хоть в дороге рисовать… Что? – спросил он, заметив, что Диана слегка отошла назад. – Я тоже себя немного пугаю. Иногда в голове возникают странные желания или мысли вроде того, чтобы позвонить какой-то Ульрике, а потом вдруг понимаю, что Ульрика – это мой агент, мы с ней организовываем выставку. Представляешь, целую выставку вот такой вот мазни…
Широким жестом он добавил длинную зеленую полосу.
– Может быть, тебе обратиться к доктору? – осторожно спросила Диана.
– Я жил с этим много лет, я справлюсь, просто мне нужно время. Господи, теперь я понимаю, почему некоторые люди считали меня странным! Особенно забавно с Виолеттой получилось. Я думал, что она изменяет мне с Акселем, – протяжно вздохнул он. – Я идиот, да?