И если бы я не изменил тогда свое решение, я бы никогда не познакомился с этой женщиной.
Я стоял около украшенных вензелями и гербовыми символами высоких врат. Да, это были именно Врата, через которое не зазорно было бы проследовать всему свету нашему обществу на какой-нибудь раут. К счастью, я не был ни первым человеком города, ни каким-нибудь богачом из знати, я мог проследовать на территорию особняка через дверь рядом с вратами. Если только мой дар красноречия сможет растопить лед разума двух стражей, которые замерли по ту сторону ограды. В крайнем случае, я всегда смогу применить универсальный ключ к любой проблеме — силу. Но использовать это средство при дружественном визите было бы несколько… неприлично.
Впрочем, все разрешилось достаточно быстро и без лишнего кровопускания, я назвал свое имя и потребовал аудиенции. Меня почти сразу и пропустили, оказалось, что леди Вейнтас любезно внесла мое имя в свой малюсенький список людей, которым дозволялось беспокоить ее в любое угодное ей время. Можно было гордиться оказанной честью, если бы эта честь для меня что-нибудь значила. У меня самого был такой же малюсенький список, и имя Асани в нем тоже значилось, мы были равны в своем высокомерии.
Под небольшим конвоем в десять человек, не считая парочки зубастых псов, меня проводили до входа в особняк, на крыльце которого стоял Джеронимо — почтальон, вооруженный двумя длинными клинками и убийственным взглядом. Я мысленно пожелал ему всяких гадостей, чтобы он не расслаблялся и осведомился, могу ли я проследовать далее. Уверен, что этот вопрос его удивил. Я не стал развивать свои мысли и проследовал в дом, внутреннее убранство которого могло поразить любого своей изысканностью и роскошью. Настоящее искусство — показать свое богатство не вызывая зависти или иных темных чувств у гостя!
И естественно ничего похожего с тем сновидческим бредом.
На стенах замерли картины, на полу распластались ковры, диваны и кресла надежно утвердились в каждом удобном им углу. Вазы, шкафы, портьеры, охранники чего тут только не было, я находился словно в музее, и мраморный пол только усиливал это впечатление. И все это великолепие было выражено в легких светлых тонах, создавалось впечатление невесомости окружающего пространства.
Неудивительно, что мечты Асани не могли зацепиться за подобное убранство, не сомневаюсь, она бы свой дом заполнила всевозможным полезным хламом до самого чердака. Наверное, подобную красоту тут навел папа моей хладнокровной подруги, и его незримый дух до сих пор восседал на троне этого замка. Вот почему наглая Асани не решилась тут все кардинально изменить, готов поспорить, ее лет пять должны были мучить кошмары только из-за того, что она передвинула вон ту вазу.
— Как вас подать?
Я вздрогнул. Дворецкий или кто тут за него, невнятного вида пожилой мужчина, внезапно объявился рядом со мной.
— Я тебе, что бокал вина? — негодуя, произнес я. — Зови сюда хозяйку или я начну лапать тут служанок.
— Будет немедленно исполнено, гражданин Феррат.
Это точно шутка Змеи, кто бы еще мог надоумить этого олуха так приветствовать уважаемых гостей. Маловероятно, что неуважаемые гости к Асани захаживали, по крайней мере, через главный вход. И зная любовь к не самым аппетитным шуткам, я готов был побиться об заклад, что этот дворецкий мог одной рукой согнуть подкову. Служанок, что удивительно в ближайшем пространстве не наблюдалось, врут сплетни, врут! Пришлось без помощи обитателей дома пройти в гостиную таких размеров, что весь первый этаж моего обиталища мог бы поместиться в этом зале, да еще бы место осталось для камина с двумя подсвечниками. Я топал по мраморному полу, периодически морщась от навязчивых воспоминаний. Уверен, что Асани ненавидит эту часть своего дома даже больше, чем почившего папочку.
О, да тут еще развесили картины, на которых были изображены все величайшие отпрыски семьи Асани. До чего же унылые рожи. Все банкиры, ростовщики и богатые торговцы какие-то унылые, лишенные жизни. Я давно это отметил, неудивительно, что Асани так угнетала эта обстановка, не хотела она топить свою природную непоседливость и свободолюбие в сундук с золотом? Я ее понимаю, но она оказалась заложником чужих желаний, ей не удаться пробить ледяную стены состоящую из этих укоряющих взглядов с картин великих предков. Если конечно ей никто не поможет, например, развеселый и разудалый кузнец, а точнее — я.
Ирония в том, что я находился в точно таком же положении, как и Асани. Вот только это был мой личный выбор и, да, я доволен этим выбором! Редкий случай, когда желания человека совпали с реальным положением вещей. Жаль не знаю, как я этого добился, подсказал бы Змеюшке… а вот, кстати, и она.
— Привет, — не оборачиваясь, произнес я.
Женщина у меня за спиной остановилась, удивленная тем, что я сумел почувствовать, как она подкрадывается ко мне. Если бы она спросила, как я это сделал, я бы сказал, что увидел ее отражение в глазах… "Иеремия Аквилон Третий"… надпись под картиной такая неразборчивая, что я не рискну утверждать в правильности своего прочтения. Да и семейное имя у Асани не Аквилон, неужели некая прабабка этой веселой семейки порезвилась на шелковых кроватях с разорившимся аристократиком. Титул то всем хочется купить как можно дешевле.
— Привет, ты меня удивил.
Да, удивление Асани можно было потрогать руками, так явственно оно ощущалось, словно было соткано из лунных лучей.
— Чем же я могу удивить столь многоопытную особу?
— Прекрати!
— Что-то ты не в духе, я помешал?
— Нет, просто… я не в духе! Могу я быть не в духе?!
— Можешь, ты все можешь, только не забывай, что я могу и ответить.
Я игриво подмигнул, это возымело действие, она постаралась взять себя в руки. Впрочем, мне показалось или Асани не была разозлена, скорее она была… не в своей тарелке… словно ей выбили почву из-под ног. Даже могу сказать, кто виноват в этом ее состоянии, именно по этой причине я не смел злиться на соседку.
— Так что случилось? Расскажи доброму дяде, он все поймет и не будет смеяться!
— Очень надо! — она фыркнула и высокомерно вздернула свой нос. Потом сменила праведный гнев на милость: — Раз пришел, придется тебя кормить, ты в гости просто так не ходишь…
— По правде сказать, я просто так пришел, без особой на то причины.
Я пожал плечами и задумчиво поскреб между ушей. Прикосновения к гладкой коже черепа помогали сосредоточиться. Боюсь, я втайне страшился того, что мои неосторожные действия могли вызвать необратимые, даже фатальные перемены в душе Асани. И я маскировал свой страх даже от самого себя. К счастью, не смотря на легкую растерянность, Асани оставалась сама самой и не пыталась меня соблазнить или начать проповедовать.
Ее легкая растерянность скорее проистекала из иного русла, вот только интересно какого?
Меня накормили сытным завтраком и светской беседой, Асани оказалась удивительной мастерицей по части ведения застольных разговоров. За все то время пока я опускал ложку в тарелку с супом, она ни разу не заикалась о политике, экономике и других "особо приятных" тем, вызывающих стойкое желание опорожнить кишечник. Я был благодарен за это, мало приятного есть вкусную (на самом деле) еду и при этом слушать очередную особо пикантную сплетню про то, как некий судья поковырялся в зубах на званом обеде.
— Тебе с таким красноречием надо у трибуны речи вести, а не за столом сидеть, — погладив ощутимо округлившийся живот, заметил я.
— Я так понимаю, это завуалированное "спасибо", очень рада ты как всегда душка!
— Не стоит, достаточно только хорошо меня накормить и я буду лапочкой.
— А лапочка так и будет сидеть тут или изволит пошевелить ножками?
Сарказма в голосе Асани хватило бы на целый полк бравых мечников, да вот беда они все сплошь неприлично разговаривают.
— Изволит, изволит, а то твои слуги, уверен, надломились, пока этот гигантский стол тащили в гостиную.
— О моих слугах не волнуйся, я им для того спины и разминаю розгами, чтобы они тяжести, не надрываясь, таскали. Пошли! Мне не нравится этот зал, опротивело тут уже сидеть.
Асани устало потерла виски, на миг я ее пожалел, только на миг, я тоже бываю порядочной сволочью.
— Чем же тебя не устроили лики благородных предков? — спросил я, отрывая свой отяжелевший зад от мягкого кресла.
— Быть может тем, что они такие же, как я. А я терпеть не могу посягательств на свое превосходство, — пожав плечиками, ответила Асани и пошла к выходу из зала.
— Честный ответ…
— А какого ответа ты ожидал? — спросила она на ходу. — Я же торговка и знаю цену на любой товар и даже на дружбу.
Я задумчиво приподнял брови, она права, мы рабы своего устоявшегося мировоззрения и не в силах его изменить. По крайней мере, большинство из нас и еще меньше тех, кто могут перестать быть рабами и стать хозяевами своих привычек.
Может Асани иногда такую бурю размышлений породить одной своей случайно оброненной фразой! Можно даже обсудить с ней эти мысли, уверен, она найдет их очень забавными, она не осознает себя рабой судьбы. А жаль, такой талант, такая сила пропадает!
Надо будет с ней хорошенько поработать, чтобы она вырвалась из этого многовекового семейного болота. Ни много, ни мало. Умею я ставить себе умопомрачительные цели! А пока прогуляемся по этому особняку, ознакомимся с местными шедеврами, раз он мне напомнил музей, то пусть хозяйка преобразится в экскурсовода. Это у нее неплохо получится, она и так живет тут, как посетитель.
Мы прошли несколько ничем не примечательных комнат. Я даже в тайне разочаровался, кажется, Асани решила, что меня совершенно не интересует история жизни ее семьи, которая была щедро представлена в виде всевозможных предметов быта. Я только мельком замечал, например, вазы, созданные в те времена, когда об эльфах никто даже не слышал, или мебель, столь древнюю, что она уже превратилась в живые экспонаты. Использовать ее по назначению не рискнул бы ни один добропорядочный коллекционер древностей, а захоти я расположиться на одном из этих диванчиков, как тот жалобно заскулит, настоятельно рекомендуя найти иное место для лежки. Так что мне оставалось только поспешать за широким, совсем не женским шагом Асани и по пути оглядывать окрестности.