— Харан, вы тоже способны создавать големов, — перебил я.
— Только оболочки, пустые скорлупки, в которых нет ни грамма жизни, — грусть и сожаление на лице эльфа были натуральными. — Я хочу для своего народа, чтобы он вернул себе жизнь, вернул это, — он провел ладонями по своему лицу и подергал бороду. — Этого не смог сделать я, но сможете вы.
— А зачем мне делать это? В чем выгода?
— А вы откажете? Честный ответ, будьте добры.
— Нет, — сознался я. — Но только…
— С женщиной все будет в порядке, не беспокойтесь. Она выживет, будет вспоминать вас, но со временем забудет.
— Умеете вы утешить, — вздохнул я.
— Это правда. Век человека недолог, он не может всю жизнь печалиться. Но она выживет, доживет до глубокой старости и будет счастлива. Не так, как с вами, но достаточно, чтобы умереть без сожаления.
— Почему я должен верить? Это только слова.
— А зачем мне врать?
— Тоже касается и правды, — я ухмыльнулся.
— В моем состоянии врать нельзя, вы и сами заметили, что и вы говорите откровенно. Чтобы врать, вам надо ощутимо влиять на мир. У меня нет на это сил и средств, я просто дух.
Харан не врал, я только тянул время, уводя разговор в другую сторону. Не знаю почему, но его слова казались мне правдивыми. Окружающий нас мир преобразился за время разговора, сказано было столько, что краски обрели форму. Я огляделся, пытаясь понять в сюрреализме окружающего пространства хоть что-то. Хотелось отвлечься и поразмыслить, но Харан не давал.
— Вы допустили небольшую ошибку, изменив этот мир, — с мягкой улыбкой проговорил он.
— Какую же?
Мне не хотелось с ним разговаривать, но и молчать я не мог. Каждое слово, фраза удивительным образом требовала ответа. Слова втягивали в разговор, сплетались, Харан объединялся со мной, я чувствовал его мысли — простые и прямолинейные желания для своего народа. Он, уверен, ощущал мою тревогу за судьбу Асани, сомнения в правдивости происходящего и правильности своих поступков. Мы не сливались в один организм, мы лишь обменивались мыслями. Вот почему я не мог не верить ему.
— Этот мир стал плоским, понимаете? — Харан говорил со мной, как с маленьким ребенком, — законы небесной механики тут не будут работать. Не будет неба, планет, звезд, не будет времени. Это место хоть и обрело плоскость, осталось статичным.
— Долго, что ли, изменить, — фыркнул я.
— Долго, очень, но с другой стороны в бесконечности будут востребованы и подобные миры. Тем более, мой народ достоин того, чтобы вернуться домой.
— И где же ваш дом? — не сказать, чтобы мне было интересно.
— Далеко, — грустно ответил Харан. — В том мире процветает магия. Вы и сами видели его, во сне.
— А, точно, — я припомнил, вот где я встречался с настоящим Хараном. — Теперь я вспомнил вас. Довольно дурацкое место для дома, замечу.
— Но это наш мир, мы там жили, творили. Там до сих пор покоятся наши предки, работают созданные мастерами механизмы. Я прошу лишь стать нашим богом, помочь вернуться назад.
— И как я это сделаю? Отдам тебе свою силу? Ты же хотел сам стать богом, а тут такая удача, какой-то дурак…
— Не мелите чепухи! — возмутился Харан. — Эта сила разорвет меня, уничтожит.
— Почему же?
— Все дело в ее основе. Наше искусство, как я говорил, было основано на уничтожающем жизнь начале, оно нас и разрушило. Ваше же искусство основано на другом — на жизненном начале. Вы даруете нам жизнь и завершите цикл своего преобразования. Вы вдохнете жизнь в нас так же, как и в своего голема.
— Звучит-то как.
— Прошу не иронизировать. Это очень важно для нас. Мы хотим жить, хотим вернуться! Я обещал своему народу.
— И что для этого необходимо сделать?
— Стать нашим богом.
— Еще двести раз повтори, тогда я пойму, — поморщился я.
Харан моей иронии не оценил, он исправно повторил двести раз. Я даже не успел его остановить, он не врал, время тут стояло на месте.
— Хорошо, хорошо, я понял, — замахал я руками. — Но что я могу сделать? Как я могу вам помочь? Сидеть собирать каждому твоему родичу тело? Так да?
— Этого не требуется, — улыбнулся Харан.
Надо же, его улыбка была вполне милой, я бы сказал, человечной. Она была эмоциональной.
— А что же требуется? — но я насторожился.
— Чтобы переродиться, необходимо отбросить старое. Вы должны сознательно идти по своему пути, сделать окончательный выбор.
— Я же уже пришел. Вот он я. Вы говорите, я бог!
— Но вы не верите в это!
— А как в такое можно поверить?! — расхохотался я. — Я стою тут и разговариваю с тобой. Может быть, я просто умер, а это посмертная галлюцинация! Я не чувствую в себе божественной силы, не чувствую и все!
— Вы и не способны ее ощутить, ваша сила в ином.
— В чем же?
— Разум, — Харан погрозил мне пальчиком. — Чувства вам только мешают. Вот это и есть последний шаг, завершение преобразования. В вас есть место, в котором сконцентрировано ваше человеческое "Я". Оно вам больше не пригодится, постарайтесь избавиться от него.
Я схватился за сердце, которое кольнуло болью.
— Смеешься?!
— Ни в коем случае.
Нет, он не смеялся. Он говорил правду, сердце тянуло меня назад, требовало вернуться. Разуму же было комфортно в новых условиях, он оценивал происходящее в перспективе, строил планы по преобразованию, размышлял о проектах по восстановлению народа Харана. Раздвоенности не было, просто ощущалась помеха в принятии решения.
— Ваш страх и есть та самая помеха, — сказал Харан.
— Но как я могу избавиться… Как же Асани?!
— Она будет жить, как человек. Ее жизнь будет трудной, но насыщенной. Если вас волнует вопрос о ее здоровье, то могу сказать — ей уже оказали помощь, она идет на поправку. Что касается безопасности, то ее никто, ни в чем не обвиняет. Я позаботился об этом, вы же видите.
Я видел, Харан был открыт для меня. Через свои механические тела он смог скрыть участие Асани в той бойне, ее ни в чем не обвиняли. Мгновение позже я увидел и ее, Харан был соединен с Городом через сеть энергий, что давали жизнь механистам-эльфам и их творениям. Асани уже поднялась на ноги, но выглядела бледной, она о чем-то разговаривала с Кижем, но суть разговора я не мог уловить. Я простился с ней, в очередной раз, чем быстрее она меня забудет, тем лучше для нее. Я сомневался, что смогу вернуться назад. Сложно повернуть реку вспять, практически невозможно.
У меня не оставалось сомнений в правдивости этой картины, мои разум и сердце подтверждали это. Харану выгодно было успокоить меня, чтобы я мог принять решение.
— Вот видите, — сказал он, закрываясь. — У вас осталась только боль, она будет отвлекать вас от созидания.
— Боль? — прошептал я.
— Да, только боль. Вы не сможете ее забыть никогда, она будет разъедать вас и со временем уничтожит. Ржавчину следует удалить.
— Ты хочешь сказать, что чувства это лишнее?
— Да, они мешают вам, — предельно ясно сказал он.
— Но как я могу избавиться от них?! Ты понимаешь, что предлагаешь?!
Я испугался, потерять то, что было обретено с таким трудом, забыть Асани?! Не могу…
— Понимаю, но эта боль уже отравляет вас, не теряйте времени, иначе ваше существование не будет совершенным! — торопил меня Харан. — Вы бог, вы понимаете, что требуется идти вперед, воспоминания о прошлом будут тянуть вас только назад! Отдайте сердце, оно отравляет вас.
— Я не могу…
— Можете, подумайте, оцените свои возможности. Боль она убьет вас, уничтожит мой народ. У вас есть шанс помочь нам, это огромная ответственность и огромное счастье. Вас будут любить тысячи, миллионы детей. Ваших детей! Вы же об этом мечтали, любовь моего народа — для вас. Возьмите ее.
— Но…
— Никаких "но", — Харан протянул руку, его глаза загорелись, — просто отбросьте лишнее. Вы достойны покоя, боль отвратительна!
В его словах была правда, прошлое будет тянуть меня назад, а боль постепенно убивать. Нет ничего хуже, чем невозможность физической смерти, если ты не уравновесил свое состояние. Сердечная боль перевешивала, я не хотел превратиться в монстра, каждый шаг которого рождает страдание. Харан вторил моим мыслям:
— В мире, из которого мы родом, один великий мудрец так же ушел в божественную высь с болью. Со временем он забыл, зачем обрел эту силу. Он хотел вернуть свою любовь, но боль извратила его. Он стал чудовищем! Повелителем мертвецов! Вы хотите этого? Хотите превратить мой народ в гнилое отребье, в армию смерти?! Или вы хотите даровать счастье?
— Я не знаю, — прошептал я.
— Подумайте! Решение на поверхности. Отдайте свое сердце! — нетерпеливо потребовал Харан. — Сделайте уже шаг, я устал ждать, мой народ устал ждать! Мы устали от боли, спасите нас!
— Но Асани… как я могу забыть о ней?
— Вы не забудете, вы будете помнить! И вкладывать свою любовь в каждого из нас, мы будем рождены вашей любовью. Это же прекрасно!
Харан шел ко мне, похожий на нищего с протянутой рукой. Он выглядел оголодавшим волком, его жажда была ясна и понятна. Он хотел вернуть то, что у него когда-то было. Я мог сделать это, мог бы вернуть им жизнь, но… что-то останавливало меня. Боль в сердце останавливала, она кричала об опасности. Мое сердце сжималось с каждым шагом Харана, мои чувства страшились, но разум воспринимал происходящее спокойно. Разум ждал неизбежного.
— Не томите, умоляю! — вопил Харан, потрясая костлявой рукой с изящными пальцами. — Отдайте мне сердце, отдайте!
— Не могу, — пробормотал я.
— Можете! Можете! — орал он.
Его трясло от нетерпения, глаза сияли черно-алым, он тяжело и глубоко дышал. Я не видел мольбы в его взгляде, только требование. Он требовал мои чувства, мое сердце! Требовал мое прошлое. Я не мог все это отдать, что-то меня испугало в такой настойчивости.
Я развернулся и побежал прочь, увлекая за собой Куколку. Харан вопил и пытался меня преследовать, но у него это не получалось. Мой страх оказался сильнее, чувства были сильнее, разум же продолжал спокойно наблюдать за происходящим.