Я закончил с детьми. Сейчас я мог развернуться и с чистой совестью и спокойной душой уйти тренироваться дальше, уже в одиночку. Но я все не уходил.
Раньше у меня не было никаких мыслей по поводу брата. То есть, вставать во главе рода я не желаю, и как в прошлой жизни, думал отдать это право Степану — единственная мысль, которая у меня была на его счёт. Но до совершеннолетия брата ещё далеко, что мне делать с ним сейчас?
Можно не делать ничего, пусть растет, как растет. Можно потихоньку зарабатывать репутацию хорошего брата, уделяя минимум денег и времени. Купить ему ящик дискет для приставки, пару раз в месяц в парк сводить, выдать денег на развлечения или купить ему собственный самолетик, вертолётик или квадракоптер.
А можно действительно стать хорошим старшим братом. Наверстать то, что упустил. Это сложнее, требует больше времени, но меня грызет ещё не до конца атрофировавшаяся совесть. Не за коррекцию воспоминаний, а за свои давние поступки. За то, что выплескивал на мелкого злобу. За то, что не был хорошим собеседником и другом.
Что я знаю о брате? Об этом парнишке — практически ничего. Я даже про его приставку вспомнил из-за диалога про дискету с дельфинчиком.
А вот каким Степан станет в будущем, я знаю больше. Отличный управленец, хороший глава рода, просчитывающий соперников гораздо лучше, чем я. Но сейчас меня интересуют его увлечения.
Степан увлекается военно-исторической миниатюрой. Покупает и раскрашивает оловянных солдат Европейской пехоты, Троянской войны. Собирает ополченцев Русского царства и юнитов Наполеоновской армии. Помню, в его кабинете ни одна полка была забита исторической литературой. Возможно, моему брату навык «полководца» подошёл бы гораздо лучше, чем мне. Если я выбрал навык, то он сумел бы выжать из этого максимум, я уверен. Планировал бы зачистку осколков тщательно и справлялся бы с превосходящим противником даже малыми силами. В то время как в обычном поединке я предпочитаю завалить врага мясом, либо — вдарить посильнее, а если соперник ещё стоит, вдарить еще раз, и еще сильнее. Просто когда в твоем распоряжении пространственный шторм, или — телепортация противника в небеса или в закрытый осколок, тебе больше не нужно выдумать всякие хитрые схемы по уничтожению врага. Я тоже умею планировать схватку и предугадывать действия соперника, но этот навык если ещё не заржавел, то изрядно запылился.
Но не факт, что брат сейчас захочет возиться с солдатиками, будь они настоящими или оловянными. До каких-то увлечений нужно расти. Возможно, сейчас он не обратит никакого внимания на мелкие фигурки, чтобы спустя пятнадцать-двадцать лет утонуть в этом увлечении.
В голове мелькают десятки идей, что можно предложить брату. Выбираю из них самую самую полезную.
А потом оставляю детей приходить в себя, разворачиваюсь и ухожу в душ. И до самого вечера не вспоминаю ни про брата, ни про тренировки. Скроллю, а уже вечером стучусь в дверь Степана.
В глазах ребёнка застыла опаска. Обычно мои визиты не добавляют ему хорошего настроения.
Только в этот раз все будет иначе.
— Чего? — испуганно спросил брат. Взгляд дернулся к приставке. — Я сделал уроки!
— Да расслабься, я тут по-другому поводу. Ты говорил, что станешь сильнее меня. Хочешь потренироваться?
— В чем?
— Я недавно выбрал у Алтаря Древних бонус к магии иллюзий, и теперь могу управлять ими. И отчасти могу научить тебя делать то же самое.
— Ты опять меня обманываешь, — уверенно говорит брат.
Закрываю глаза, вытягиваю перед собой ладонь. Минута на образ, и вот у меня на ладони лежит металлический брелок в виде дельфина.
Брат застыл ошарашенный. Он видел выступления фокусников и иллюзионистов по телевизору, на ютубе, даже вживую видел, но никогда ещё магия не оказывалась на расстоянии вытянутой руки Степана.
Перехватываю брелок за цепочку и протягиваю брату. Степа бережно берет вещь и рассматривает.
— Скажу сразу — я не смогу научить тебя подобному, потому что для такого нужно пройти посвящение у Алтаря и выбрать магию иллюзий. А отец наверняка будет против.
Во взгляде брата появляется обида, но я продолжаю, прежде чем Степа успел спросить, не издеваюсь ли я:
— Но кое-чему я могу тебя научить, если хочешь. Иллюзионисты могут видеть внутренний мир других людей, я же могу показать тебе твой, если ты согласен.
Брат все еще витает на волнах чуда, произошедшего на его глазах. Следуя наставлениям, он послушно садится на кровать, упирается спиной в стену и закрывает глаза.
Будь у нас сеанс классического гипноза, расслабиться у брата не вышло бы. Не рядом с человеком, который его несколько лет шпынял. Но у иллюзиониста с полувековым стажем получится преодолеть сопротивление не только согласного на фокусы ребенка, но и у защищенного всевозможными амулетами взрослого мужчины с закаленной волей.
Я закрываю глаза и появляюсь во внутреннем мире брата в своем реальном теле. Не стоит пугать брата призраком.
Мороз ощутимо щипал тело. Создаю себе валенки, шубу и ватные штаны. Стало потеплее, но все же мороз ощутимый.
А теперь — самое сложное. Нет, я не создаю в сознании брата его образ, потому как он ничем не будет отличаться от созданной мною куклы, и управлять ею смогу лишь я. Наоборот — мне нужно мягко выдернуть брата в его собственный мир.
— Представь себе заснеженную гору. Кругом лед, снег. Ты стоишь прямо в сугробе, но тебе не холодно — тут твой мир и он не причинит тебе вреда или неудобств. Тебе всегда будет в нем комфортно, ты не ранишься, если поскользнёшься на льду. Даже поскользнуться не сможешь, не пожелав этого — только ты здесь хозяин.
Одновременно с монологом погружаюсь на более глубокий уровень окружающей иллюзии.
Лед и снег темнеют, блекнут. Ступени исчезают. Я будто заглядываю на изнанку окружающего мира — ту, где нет снега, ветра, каменных столбов вокруг площадки и прочих визуальных образов. Кругом видны лишь золотые линии ассоциаций и смысловых связей. Все пространство усеяно этими нитями.
И пока я описываю окружающий мир, часть нитей подрагивает, получив отклик. Я перебираю их и слегка натягиваю. Сознание брата как огромный корабль, который я таким образом подтаскиваю поближе.
Можно просто влить побольше резерва, дернуть за ведущие вверх нити и притянуть брата сюда. Но такая встряска точно не добавит психологического здоровья. Не считая, что некоторые нити так и порвать можно.
Спустя десять минут осторожной буксировки рядом со мной появляется фигура брата. Он стоит по колено в сугробе. Глаза закрыты. Фигура брата колеблется и размывается: это я за десятилетия отточил свои навыки настолько, что даже не задумываюсь о их применении, а вот у Степы нет опыта визуализации. Вкладываю ману, чтобы стабилизировать его облик.
— Ну все, можешь осмотреться.
— Не получилось? — разочарованно спрашивает Степа и только потом открывает глаза. — Ничего себе! Где мы? И как мы здесь появились?
Вместо восторга в голосе легкая паника. Десять минут назад он сидел на кровати, а теперь стоит посреди снегов с братом, которого боится. Спешу успокоить парнишку.
— На самом деле ты все еще в своей комнате, сидишь на кровати. Просто у каждого есть свой внутренний мир, и твой выглядит вот так. Ты в любой момент можешь его покинуть, стоит тебе сосредоточиться на этом.
Здесь я не соврал. Погрузиться во внутренний мир сложно, особенно если изначально этого не делал — некоторые энтузиасты по году медитируют, прежде чем у них получается, причем выбивает их резкая эмоция, падение или даже попытка себя ущипнут. А вот покинуть его легче простого: стоит сосредоточиться.
— Ты не врешь?
— Сам подумай. Ты стоишь по колено в снегу, но тебе не холодно. Это полностью твой мир, — за исключением всего, что я в нем создам. Но говорить об этом не стану, чтобы не нервировать.
Брат слепил снежок, подержал на ладони, хмыкнул.
— Пока я не думаю о том, каким он должен быть холодным, ладонь не мерзнет. Будто во сне.
— Попробуй сделать брелок в форме снежного кома, — предложил я. — Просто поверь, что это возможно, и представь результат.
С первого раза не получилось, как и с десятого. Брат напрягался, но максимум, что у него получалась — аморфная туманная масса.
Если на нахождение внутри своего пространства мана не тратилась, то на попытки создать что-то — вполне уходила. Степа давно уже исчерпал свой крохотный резерв, и держался за счет влитой мною манны, и на попытки расходовал ее.
Зачем я вообще все это затеял? Пожалуй, расскажу Степе.
— Хочешь узнать, чем тут можно заниматься?
— Создавать иллюзии?
— Это не совсем иллюзии. Все, что окружает тебя — твое подсознание, память. Меняя окружающий мир, ты немножко меняешься сам. Пошли, проведу тебе маленькую экскурсию.
Степа прекратил попытки создать брелок и послушно пошлепал за мной по каменным ступеням. А я продолжал:
— Хорошее воображение — это самое простое, что ты получишь. Во-первых, когда ты сможешь попадать сюда самостоятельно и создавать простейшие предметы, ты сможешь менять свой внутренний мир. Например, если ты создашь себе спортивную площадку, скакалку или гири, тебя потянет к спорту. Если ты сможешь создавать живых существ, сможешь сотворить ручного монстра, который станет охранять твои владения от любителей проникнуть в чужой разум. Если создашь себе книгу, стойку с книгами или даже библиотеку — сможешь в любой момент цитировать любую строку из этой книги.
— То есть я могу сделать себе таблицу умножения и стать умнее? — смотрит на меня с недоумением. — Почему тогда так не поступают все?
— Просто? — Усмехаюсь. — Сколько ты пытался создать брелок, полчаса? И у тебя пока ничего не получилось. Для создания таблицы умножения нужно приложить еще больше сил.
Братишка слушал меня внимательно, до тех пор, пока мы не поднялись и он не увидел гигантский шар, в котором летали образы воспоминаний.
— Что это?
— Это ядро твоей личности, в котором собраны все твои воспоминания. Если хочешь — засунь внутрь руку и поймай что-нибудь.