лся будущей жене и всем ее родственникам служить до самой смерти. Пятый изготовил статую невесты из цельного куска малахита. Шестой сложил песню, посвященную своей любви и красоте избранницы; седьмой прилетел на железной, сияющей огненными сполохами птице; восьмой…
Последним был Тилен. В простой одежде, с пустыми руками он подошел к невесте. Вокруг все замерли, готовясь взорваться насмешками.
— Я люблю тебя, — просто сказал гном.
Вечерний воздух задрожал от смеха. Солнце давно зашло, женихи старались перещеголять друг друга целый день, и у многих уже просто не оставалось сил удивляться. Тилен взял возлюбленную за руку и повел сквозь толпу на открытое пространство. Им не заступали дорогу — всем захотелось узнать, чем все закончится. Тилен остановился и, продолжая держать невесту за руку, поднял другую руку вверх. Смех и шутки замерли на устах. Из черноты ясного неба, обрамленный сверкающими звездами, на гномов, печально и ласково улыбаясь, смотрел лик прекрасной Сюмбике.
…Говорят, что иногда майар Тилион печалится, вспоминая своего друга Тилена. Тогда на время диск Луны скрывается, будто завешенный неведомой тенью…
Силверлаг выбрала Сили. Множество гномов, богатых и знатных, опытных мастеров и талантливых умельцев, принесли в тот день богатые подарки к ногам Силверлаг и ее прадеда — великана Тори, который в тот день исполнял обязанности «блюстителя традиций». Именно Тори после выбора Силверлаг провозгласил сочным басом: «Последнее слово за невестой!» Никто не решился вслух оспорить традицию. Со старейшиной Тори вообще никто не спорил. Старик говорил мало, но рука у него, несмотря на возраст, оставалась такой же тяжелой, как и в молодости. С приходом Тори в Совет старейшин авторитет последнего поднялся до немыслимых высот. Молодые гномы перестали звать его «скопищем стариканов», а сами старейшины завели правило рассматривать многие вопросы только после того, как с возмутителем спокойствия с глазу на глаз переговорят два неразлучных друга — Синьфольд и Тори. Бывали случаи, когда после таких «переговоров» очередного гнома приходилось выносить на носилках. Даже Даин, Царь под Горой, всегда будто невзначай поднимал руку и потирал ухо, когда маленький гном «под прикрытием» великана зачитывал очередное решение Совета. Балину пришлось совсем туго. Ведь Совет старейшин Казад Дума состоял всего лишь из двух гномов — все тех же Синьфольда и Тори. Но неожиданно для себя государь Мории понял, что Синьфольд, несмотря на въедливость и возраст, говорит очень разумные вещи. Ну а если этой парочке поручить совершенно невозможное дело (например, восстановить газовые фонари, а затем проверить все глубинные горизонты Мории на предмет скоплений горного газа) — то они даже не возразят в ответ.
Так или иначе, но многим, недовольным выбором Силверлаг, пришлось прислушаться к ее мнению. Она не могла иначе ответить своему сердцу. Стоит ли добавлять, что уже год как она тайно от всех встречалась с Сили! Но когда в молодой семье родилась девочка, изумлению родственников не было предела. Силверлаг еще дважды радовала свой род девочками, а потом начала рожать мальчиков. Одного за другим, крепких, горластых малышей, по одному, а не двойняшками, как обычно рожают остальные. Все вокруг называли Сили и Силверлаг «благословленными Махалом». Чужие бабушки с отвислыми животами и явными бородами радовались за малышей, как за своих.
Но гномы-мужчины Сили все равно не жаловали. Многие считали, что гном с такой внешностью не может быть верным мужем. Прекрасно зная об этом, Балин постоянно до прибытия в Морию Силверлаг держал молодого гнома «под рукой», в оруженосцах.
И вот снова им выпало прощание. Силверлаг понимала, что скорее всего прощается с мужем навсегда.
— Смотри не простудись. Не забывай вовремя есть, совсем худой стал. — Она говорила только ради того, чтобы не молчать. Мысли убивали ее, все внутри холодело, и оттого…
Она сказала, совсем как в детстве отцу, который укладывал ее спать, а сам, чтобы уйти, придумывал разные смешные и ненужные дела. И всегда обещал ей: «Я скоро вернусь». Уходил и… может быть, приходил, когда она засыпала.
— Приходи поскорей.
Она всегда была такой. Серьезной, умной, гордой и безумно красивой. «Моя семья», — с гордостью думал Сили, а сам чувствовал на щеках губы и кудри младшего сына, Тилена. Сили смотрел им вслед, не замечая, как промокают ноги. Маленький караван только еще выбрался на ровную дорогу по вершине холмов. Вода почему-то не успевала уходить из долины по Привратному потоку, скопилась и поднялась даже выше уровня ворот. Широкие круги возникли почти на середине разлившегося озера.
И тут женщины закричали. Им вторили дети, тонко, на грани слышимого звука. Старая Вандит, широко расставив ноги, взмахнула мечом — и исчезла под тугими черными кольцами. Маленькие фигурки стали разбегаться в разные стороны, но одна, побольше, с ребенком на руках, бежала очень медленно, ведь Тилен такой тяжелый…
Сили показалось, что тело потеряло вес и беззвучно скользит над землей. С удивлением посмотрел он вниз, на свои ноги. Чувства обострились, он ощущал каждую мышцу, дыхание мерно и мощно вырывалось из груди. Он успеет, он должен успеть. Расстояние сокращалось так быстро, что глаза перестали следить за мелочами, происходящими вокруг. Черные руки оплетают мягкое и податливое тело, высоко взлетает над землей головка с копной мягких кудряшек. Но они живы, конечно же живы! Сейчас он просто обрубит эти щупальца, и они отпустят, отдадут ему любовь и свет, чтобы жить дальше.
Но что это? Почему этот черный клубок ползет к озеру? Зачем? Биться надо на берегу.
Сили вбежал в воду, почувствовав, как сразу стало тяжело идти. Гном остановился, высоко поднял топор. Сердце его гулко билось, поддавая куда-то в горло, и каждое мгновение Сили ожидал предательского удара в ноги. Многорукое извивающееся чудовище было прямо перед ним, но Сили ничего не мог сделать: дальше начиналась глубина. По горло в воде он будет беззащитен как ребенок, если прежде его не утащат на дно тяжелые доспехи.
Гном с ненавистью рассматривал тварь, которая сейчас должна была убить его. Он видел в кишении щупалец массу, точнее, часть тела, которую предположительно можно было назвать головой из-за черных глаз, смотрящих, казалось, прямо в душу, бестрепетно и даже с неким подобием любопытства. И вдруг что-то изменилось в этих глазах. Что-то похожее на тревогу и беспокойство пробудилось в немигающих зрачках. Сили почувствовал, что теперь может отвести взгляд. Гигантские щупальца, каждое не тоньше торса Сили, пришли в движение. Сили сделал шаг назад и повернулся боком То, что он увидел, повергло его в шок. Оин, более коротконогий и не такой быстрый, как Сили, резким пружинистым шагом приближался к ним. Страх внезапно сковал сознание молодого гнома. Потом Сили долго расспрашивал сам себя об этом моменте — и каждый раз вспоминал новые и новые подробности, чудовищные изменения, произошедшие с Оином на берегу озера.
Борода Оина не поседела. Изо рта, окрашивая ее в белый цвет, медленно стекала пена. Корявыми побелевшими пальцами, больше похожими на когти, Оин, входя в воду, продолжал срывать с себя остатки кольчуги. Прочнейшая проволока рвалась, как простая дерюга. Сначала Сили не мог понять, что так сильно изумило и даже напугало его в лице Оина. Только потом, оправившись от увиденного, Сили вспомнил, что глаза Оина потеряли свой цвет. Обычные темно-карие (у гномов других не бывает) глаза изменились так, будто зрачок вдруг растворился в белке, и светились ярким, нереальным светом — это было до того жуткое зрелище, что к Сили вдруг вернулась надежда. Неистовый Оин вернет женщин и детей, Сили снова увидит Силверлаг и Тилена. Чудовище не может убить такого стража ворот Мории.
Еще на берегу, приближаясь к монстру, Оин запел. Сили узнал песню, но с трудом — до того жутко было слышать эти яростные и малопонятные звуки из уст родственника и друга, в мгновение ока ставшего чудовищем не менее страшным, чем сам Подгорный Ужас. Это была песня Дагор Браголах:
Мы вышли на смерть безымянными —
Отцами, сынами и братьями.
Лишь долгая сотня на орочьи тьмы.
Надежда мертва и мосты сожжены.
Деревья и люди — трава-сухостой —
Сгорели, но казад приняли свой бой.
Продолжая петь, Оин вошел в воду. Казалось, что земля продолжает нести безумного гнома, потому что там, где Сили было по пояс, Оин прошел, погрузившись по колено.
Вода вокруг места схватки превратилась в струи урагана. По-звериному ловко увернувшись от всех змеящихся рук, метнувшихся к нему, Оин поднял топор и вонзил его в тушу, где начиналось сплетение всех щупалец. Страж ворот и Страж озера сошлись в смертельной схватке. Сили еще успел заметить, как Оин с ужасной силой и ловкостью выдернул топор и ударил еще раз, опершись рукой на склизкое тело. Резкая сила хлестнула Сили под водой. Гном упал, сразу хлебнул воды и принялся бешено разить топором, не понимая, что происходит. Когда Сили вынырнул, он понял, что находится на том же месте, по пояс в воде. Чудовища и Оина уже не было. Далеко от берега глубина рождала тяжелые круги, расходившиеся по всему озеру. Только теперь Сили закричал, срывая голос, чувствуя как горячие слезы хлынули из глаз. Где-то глубоко, опутанный щупальцами, продолжал сражаться Оин. Сили выбежал на берег. Уже не стесняясь слез, он смотрел, как вода дрогнула еще раз, уже тише. Потом еще, совсем тихонечко, как от плеска ладони. Не веря, Сили продолжал смотреть в мутно-зеленую глубину. Он прождал еще полчаса, не мигая, чуть дыша, всматриваясь до рези в глазах. Когда понял, что никто больше не покажется из воды, — упал на землю и громко, как в детстве, заплакал навзрыд.
Ори выслушал этот рассказ, бессильно опустив руки. Книга Мории раскрытой лежала у него на коленях.
— Надо было его убить. Это случилось на пятый день, как мы ушли отсюда к Западным воротам, — продолжал бесцветным голосом Сили. — Я не смог никого найти, все погибли. У этого чудовища много рук, и оно быстро передвигается. Оно может завораживать и вселять ужас… Но его надо убить. Я думаю, оно сторожит озеро… чтобы мы не могли выйти через ворота. Надо его убить…