— Спасибо, — сказал он. И еще раз, с оттенком приятного удивления: — Спасибо!
— Теперь мы во как заживем сами, — сказал Хрюшка. — Это все из-за них согласия не было. Мы сделаем маленький костер, такой жаркий…
Ральф вспомнил о том, что его беспокоило.
— Где Саймон?
— Не знаю.
— Как думаешь, не полез ли он на гору?
Хрюшка шумно рассмеялся и взял себе еще несколько плодов.
— А что? Может, — сказал он с набитым ртом. — Он же чокнутый.
Саймон прошел через рощу с плодовыми деревьями, но сегодня малыши были слишком заняты костром на берегу, и за ним никто не погнался. Он продирался сквозь заросли, пока не добрался до того места, где лианы сплелись огромным ковром, завесившим выход на опушку, и заполз в самую гущу. Снаружи все заливал солнечный свет, и посреди лужайки бабочки исполняли свой нескончаемый танец. Саймон опустился на колени, и сверху на него упала солнечная стрела. Как и в прошлый раз, воздух, казалось, вибрировал от жары, но сегодня в нем было что-то угрожающее. Вскоре из-под шапки жестких длинных волос Саймона побежали струйки пота. Он попробовал спрятаться от солнца, но оно проникало всюду. Потом ему захотелось пить, потом жажда стала нестерпимой. Он продолжал сидеть.
В нескольких милях дальше по берегу перед небольшой группой мальчиков стоял Джек. Он весь светился от счастья.
— Охотиться будем, — оказал он, окидывая их оценивающим взглядом. У каждого на голове была изорванная черная шапочка. Казалось, века минули с той поры, когда кроткие мальчики эти стояли в церкви и пели ангельскими голосами.
— Будем охотиться. Вождем буду я.
Они кивнули, и все решилось легко и быстро.
— И потом — насчет зверя.
Они вздрогнули и оглянулись на лес.
— Вот что я скажу. Мы о нем вовсе думать не станем. Да, да.
— Забудем про него — и все.
— Верно!
— Забудем про зверя!
Если их восторженность и удивила Джека, то он этого не показал.
— И еще одна вещь. Здесь, внизу, нам не будут сниться такие сны по ночам. Здесь конец острова.
Они соглашались со всей горячностью своих измученных страхом душ.
— Так слушайте. Потом мы, может, пойдем к скальному замку. Но сперва я сделаю так, чтобы все большие бросили заниматься этой ерундой с рогом и пришли ко мне. Мы убьем свинью и устроим пир. — Он помолчал, затем заговорил уже медленнее: — И еще насчет зверя. Когда убьем свинью, будем всякий раз немного оставлять ему. Может, он тогда нас не тронет. — Он резко выпрямился. — А теперь — в лес, на охоту.
Повернувшись, Джек пустился рысцой, и остальные, чуть помедлив, послушно двинулись за ним.
В лесу они пошли развернутым строем, нервно озираясь по сторонам. Почти сразу Джек нашел вырытые и разбросанные корешки — свидетельство того, что здесь была свинья, — и вскоре вышел на свежий след. Джек подал сигнал всем остановиться и пошел вперед. Он был счастлив и чувствовал себя в сыром мраке леса так же привычно, как в своей старой одежде. Он пополз вниз, к скалам и редким деревьям у моря.
Свиньи лежали под деревьями, словно набитые жиром мешки, и сладострастно наслаждались тенью. Ветра не было, и животные не подозревали об опасности, а Джек научился подкрадываться бесшумно, как тень. Так же неслышно он вскарабкался обратно и обратился с наставлением к притаившимся охотникам. Они осторожно двинулись вперед, потея от напряжения и жары. Под деревьями лениво шевельнулось ухо какой-то свиньи. Немного в стороне от остальных лежала самая большая свинья, погруженная в материнское блаженство. Она была черная с розовыми пятнами, к ее огромному вздутому брюху припал рядок поросят: одни спали, другие возились и попискивали.
Ярдах в пятнадцати от стада Джек остановился, и его рука, протягиваясь вперед, указала на свинью с поросятами. Он обвел всех взглядом, чтобы удостовериться, что его поняли, и мальчики кивнули ему. Их правые руки медленно замахнулись.
— Давай!
Стадо свиней сорвалось с места, и с расстояния в десять шагов в выбранную Джеком свинью полетели копья с закаленными на огне наконечниками. Один поросенок, волоча за собой копье Роджера, с сумасшедшим визгом бросился в море. Свинья издала какой-то сдавленный стон и поднялась, шатаясь, с двумя копьями, застрявшими в ее жирных боках. Громко крича, мальчики бросились вперед, поросята разбежались, а свинья, прорвав кольцо, понеслась напролом через заросли.
— За ней!
Охотники окружили кусты, но свинье удалось вырваться, и она помчалась по лесу, унося в жирном боку жало еще одного копья. Волочившиеся древки мешали ей бежать, а зазубренные острия причиняли мучительную боль. Свинья налетела на дерево, еще глубже вогнав в себя одно из копий, и теперь путь ее бегства был помечен свежими каплями крови. Медленно тянулся полдень, мглистый и зловещий от влажной духоты; обезумевшая свинья спотыкалась и истекала кровью, а охотники, взволнованные долгим преследованием и пролитой кровью, гнались за ней с вожделением. Они уже видели ее, почти настигли, но свинья, рванувшись из последних сил, снова оказалась впереди. А когда они снова уже почти настигли ее, она, шатаясь, выбежала на лужайку, где росли цветы и в горячем неподвижном воздухе плясали пестрые бабочки.
Сраженная жарой, свинья рухнула, и на нее навалились охотники. Обезумев от этого нападения неведомых существ, она завизжала и забилась; шум, пот, кровь и страх наполнили воздух. Роджер бегал вокруг груды тел, тыча копьем всюду, где на секунду показывалась шкура свиньи. Джек сидел верхом на свинье и ножом наносил удар за ударом. Копье Роджера впилось в плоть, и он, проталкивая его глубже и глубже, навалился на древко всем телом. Копье продвигалось дюйм за дюймом, и испуганный визг превратился в пронзительный вопль. Между тем Джек добрался до горла, и по его рукам хлынули потоки горячей крови. И свинья обмякла под охотниками, отяжелевшими и удовлетворенными. А посреди лужайки все так же самозабвенно плясали бабочки.
Дело было сделано, и мальчики расступились. Джек встал, разводя руками.
— Гляньте-ка.
Он хихикал и тряс руками, а мальчики, глядя на его дымящиеся ладони, смеялись. Джек вдруг схватил Мориса и измазал ему щеки кровью. Роджер принялся вытаскивать копье, на которое только теперь все обратили внимание.
— В самый зад всадил! — пояснил Роберт, вызвав общий восторг.
— Слыхали?
— Слыхали, что он сказал?
— В самый зад!
На этот раз Морис и Роберт вдвоем устроили представление, и Морис так смешно изображал попытки свиньи увернуться от копья, что все завизжали от хохота.
Наконец и это им надоело. Джек обтер окровавленные руки о камень. Затем, принявшись за свинью, распорол ей брюхо, и на глазах у всех вытащил мотки горячих кишок и свалил в кучу на камни. Работая, он говорил:
— Пойдем с мясом по берегу. А я схожу на площадку и позову их пировать. Чтобы не терять времени.
— Вождь… — заговорил Роджер.
— А?
— А как мы огонь будем разводить?
Джек присел на корточки и хмуро посмотрел на свинью.
— Нападем на них и возьмем огонь. Вас будет четверо: Генри, ты, Бил и Морис. Раскрасимся и подкрадемся. Роджер выхватит головню, а тем временем я скажу им, что нужно. А вы, остальные, — вы отнесете мясо туда, где мы были. Там мы разведем костер. А после… — Он помолчал и встал, глядя на тени под деревьями. Когда он снова заговорил, его голос был намного тише. — Но часть добычи мы оставим для… — Он снова опустился на колени и принялся орудовать ножом. Мальчики толпились вокруг. — Возьми какую-нибудь палку и заостри ее с обоих концов, — сказал он Роджеру через плечо.
Джек встал, держа в руках окровавленную голову свиньи.
— Ну, где палка?
— Вот.
— Забей ее одним концом в землю. Стой, здесь камень. Туда, в трещину.
Джек приподнял свиную голову и насадил ее на острый конец палки, которая прошла насквозь и вышла через рот. Он отступил на шаг и голова повисла, вниз по палке потекли струйки крови.
Мальчики тоже инстинктивно подались назад. В лесу было очень тихо. Они прислушались; самым громким звуком было жужжание мух над вываленными кишками.
— Берите свинью, — прошептал Джек.
Морис и Роджер насадили тушу на палку, подняли мертвый груз и приготовились идти. В тишине, стоя над высохшей кровью, они почему-то выглядели воровато.
— Эта голова — для зверя, — громко сказал Джек. — Наш дар.
Молчание приняло дар и вселило в них страх. Голова осталась там — мутновзорная, чуть ухмылявшаяся, и между зубами ее чернела кровь. А мальчики уже бежали прочь по лесу в сторону берега.
Саймон остался на месте — неподвижная маленькая фигурка, скрытая листвой. Даже когда он смыкал веки, явственный образ свиной головы не исчезал. Полузакрытые глаза тускло смотрели на него с безграничным взрослым цинизмом. Они убеждали, что жизнь — ужасно скверная штука.
— Я знаю.
Саймон обнаружил, что сказал это вслух. Он быстро открыл глаза: освещенная странным дневным светом, голова насмешливо ухмылялась, не обращая внимания на мух, на сваленные в кучу кишки и даже на то, что сама она недостойнейшим образом насажена на палку.
Он отвел взгляд, облизывая сухие губы.
Дар зверю. Значит, зверь может прийти за этим даром? Голова, думал он, как будто соглашается. Беги отсюда, вернись к остальным. Это была всего лишь шутка — так чего тебе беспокоиться? Ты малость не в себе, вот и все. Затылок напекло, а может, съел не то. Возвращайся к ним, дитя, — молча внушала голова.
Саймон поднял глаза и, чувствуя тяжесть мокрых волос, поглядел на небо. Там впервые за все время были тучи — огромные разбухшие башни, разраставшиеся во все стороны над островом, серые, кремовые, медно-рыжие! Тучи давили; возникая одна за другой, они уплотняли и без того душную мучительную жару. Даже бабочки покинули лужайку, где ухмылялась эта мерзость, с которой капала кровь. Старательно жмурясь, Саймон опустил голову, отвернулся, прикрыл глаза ладонью. Под деревьями не было теней, все застыло, залитое жемчужным светом, и то, что существовало на самом деле, казалось иллюзорным и неопределенным. Груда кишок превратилась в черный клубок мух, жужжащий, как механическая пила. Некоторое время спустя мухи нашли и Саймона. Объевшись, они теснились у ручейков пота и пили. Щекотали ноз