гочисленные бра, создавали ощущение театральной ложи. Говорят, любовь к театральности однажды привела к тому, что прежде, чем совершить казнь перед судьями, одернули бархатный занавес.
Тем не менее именно здесь находилось сердце правительства Серениссимы. В Суд инквизиторов поступали самые секретные внешнеполитические новости и отсюда исходили приказы о заключении в тюрьму подозреваемых в самых различных преступлениях.
У Повелителя ночи было одно отличие от других магистратов. Ему не нужны были разрешения для задержания виновных, вынесения приговоров и осуществления наказания. Но формальная ответственность перед инквизиторами существовала, хотя они ничем не могли ему помешать. Это была самая неприятная часть его профессии, особенно сейчас, когда ему не о чем отчитаться перед инквизиторами.
Государственных инквизиторов всегда было трое: двое избирались Советом Десяти и назывались «черными», третий назначался из числа советников дожа и назывался «красным». Все дело в цвете их тог, которые они продолжали носить, заняв этот пост.
Магистрат вздохнул и подошел к помосту.
Выслушав доклад три инквизитора переглянулись. Заговорил один из черных:
— Мы довольны тем, что именно вы взялись за это дело. Если вам понадобится помощь, всегда рассчитывайте на нас.
— Когда вы сможете передать дело в суд? — Рассеянно поинтересовался красный инквизитор.
— Понятия не имею. — Честно ответил магистрат. — Если бы речь шла об убийствах с целью грабежа, за три дня я бы уже предоставил вам все факты. Здесь все сложнее. Три убийства связаны. а значит у убийцы есть мотив, которого мы пока не знаем. Как только я выясню мотив, что бы это ни было, я представлю вам убийцу.
— Продолжайте. — Милостиво кивнул красный инквизитор. — И не волнуйтесь по поводу реакции церкви. Ваше дело найти убийцу.
Магистрат кивнул. Его предварительный визит к дожу оказался не напрасным.
***
Второе неприятное дело ждало магистрата в монастыре. Приор снова раскинул руки в благословляющем жесте.
Кого-то он напоминал, вот только кого?
— Какое стремление к земной справедливости снова привело вас в эти стены, ваше превосходительство?
— Нам стало известно, что отец Грегорио получил мешочек с тридцатью луидорами. — Он рассказал об обстоятельствах дарения. — рядом с телом ничего не обнаружено и, прежде чем предпринимать дальнейшие поиски, я хочу знать, доставил ли падре деньги в монастырь.
— Я понимаю… Вы полагаете, что нашего бедного брата убили с целью воровства. К сожалению, это возможно, потому что я впервые слышу об этих луидорах. Вы видите, к чему может привести человеческая жадность? К самому чудовищному преступлению!
— Это поспешный вывод, отец. Могут быть другие объяснения.
— Я уверен. Они убили его, чтобы ограбить! — вскрикнул приор, — Бог наказывает тех, кто лишает другого жизни из жадности, — он, поднял руки к небу, словно призывая его в свидетели своих слов. — Какой ужасный грех — жадность! Адское пламя накажет виновных! Бог не пощадит!
Устав от воплей приора, магистрат откланялся и вышел в коридор.
Даниэле поманил патрона в ботанический сад. По монастырской традиции он был разделен на четыре сектора двумя перпендикулярными аллеями, на пересечении которых виднелся колодец. Ухоженные клумбы окружены живой изгородью из розмарина и самшита.
В левом углу, самом солнечном, уже цвел боярышник, несмотря на холодный декабрь. На грядках пока еще робко прорастали ароматные растения тимьяна, мяты, базилика, мирта и майорана. Там- свежая зелень салатных листьев, тут — лук-порей, чуть дальше, похоже всходит морковка.
— Не иначе, как молитвами, — пошутил Даниэле, удивленный таким богатством посреди декабря.
В стене в конце аллеи, виднелась маленькая дверь.
— Настоящая аптека! — Восхищенно протянул помощник.
Дверь была полуоткрыта: на стенах на полках выстроились в ряд старинные альбарелли, кувшины, с загадочным содержимым, обозначенным готическими буквами, овальные деревянные ящики, предназначенные для хранения коры и корней деревьев, цветов, семян и лекарств. С потолочных балок свисали пучки сушеных трав; под огромным камином, к которому подвешивался на цепи котел, тлел огонь, из котла шел пар.
В центре верстак был уставлен ретортами, перегонными кубами, мерками и пестиками. В углу лежала раскрытая старая книга.
Когда они снова вошли в коридор, то услышали голос приора, казалось, он читал молитву, юные голоса, скорее всего те мальчики, которых магистрат встретил в прошлый раз, подпевали ему.
Наступила тишина и магистрат с Даниэле поневоле вслушались в голос приора:
— Именем Господа нашего Иисуса Христа повелеваю тебе, змей проклятый, противник рода человеческого, соблазнитель людей, источник боли, повелеваю тебе… — он вдруг возопил, — вырвать корни и бежать от сего творения Божия!
— Он что, проводит обряд экзорцизма? — Прошептал Даниэле.
— Не удивляйся, это их работа. Есть черт, приор с ним борется, а если его и нет, что плохого может случится?
В этот момент дверь лазарета открылась, и вышел монах, сопровождавший магистрата в прошлый раз. Он застыл, потом прыжком настиг визитеров, схватил за руки и быстро потащил их к выходу.
— Почему вы здесь? Здесь нельзя находиться! Да вы представляете, что скажет приор? — Тут до монаха дошло, с кем он разговаривает, он испугался. склонился чуть не в пол: — Ох, простите, ваше превосходительство! — И тут же добавил: — Но там нельзя находиться никому!
***
Таверна Ла Пергола на Дзаттере была еще пуста, мало кто из клиентов приходил на обед в такое раннее время. В окне открывалась длинная полоса острова Джудекка.
Даниэле хорошо спал в эту ночь, никто о не беспокоил его патрона, никаких чрезвычайных происшествий не случилось. Выспавшись, он почувствовал такой голод, что с тура заказал ризотто и белое вино и теперь наслаждался едой в ожидании гостя.
Он почти доел, когда в таверну вошел худенький, бедно одетый человек, осмотрелся, кивнул Даниэле и опустился на лавку напротив помощника магистрата.
В Венеции давно ходили страшные легенды о шпионах инквизиции, ты никогда не знал, кто из встреченных тобой или даже соседей, сообщал сведения за определенную плату. Но по большей части это было невзрачные личности, толкавшиеся среди торговцев на рынках, среди подозрительных личностей и рыбаков. Шпионы сообщали не только политические сведения, они е гнушались супружескими изменами и сведениями о делах купцов и торговцев. Совет Десяти поощрял их деятельность. Более того, самым страшным было то, что человека могли осудить на основании доноса, в котором говорилось, что «брат соседки сказал, что…» По большей части подтверждения сплетни не требовалось.
Один из таких шпионов сидел сейчас напротив Даниэли. Он не отличался ничем от своих собратьев, разве что никогда не сообщал непроверенных сведений, у него всегда имелись твердые доказательства. Именно поэтому помощник магистрата изредка к нему обращался, как в этом случае, когда без информации от шпиона инквизиции в этом случае не обойтись.
Даниэле кратко рассказал шпиону о трех убийствах.
— Мы видим связь между преступлениями, но не представляем мотив. Если в двух случаях мотивом могли стать деньги — луидоры, полученные священником и драгоценности из шкатулки монахини, то почти нищий дворянин сюда никак не вписывается. И зачем оставлять на месте убийства медальон со странными символами? Или медальоны принадлежали жертвам — членам какого-то тайного общества или связывали их другим образом и так убийца указывает на причину преступления?
Шпион задумался. — В Венецию со всех уголков Европы съезжаются карманники, мошенники, альфонсы, грабители, но обычно они не совершают таких жестоких преступлений. У каждого своя специализация и они знают, как жестко венецианское правосудие наказывает за убийства. А здесь преступление явно планировалось, за жертвами следили, знали где и в какой момент они окажутся. Вы говорите, хирург заключил, что монахиню убили несколькими кинжалами? Здесь прослеживается банда. Но организованной банды, способной на такие действия, в Венеции сейчас нет.
— В банде должна быть молодая женщина, и кто-то, возможно именно она, способен изготовить яд. Кто еще может это делать, кроме аптекарей?
Шпион рассмеялся. — Вы спрашиваете меня о том, что неизвестно, пожалуй, никому. Те, кто без разрешения готовит снадобья, не выставляет это напоказ. в Венеции все еще есть алхимики, есть стреги, есть женщины из простого народа, сохранившие рецепты матерей и бабушек, но эти обычно готовят недорогие снадобья от крыс или средства для прерывания беременности, или, — он снова рассмеялся, — кремы для роста груди. Их клиентура- венецианские женщины. Алхимики же заняты опытами и не рискнут навлекать на себя гнев инквизиции.
— Хирург получил консультацию аптекаря, который сделал необходимые исследования осколков чашки и изучил кровь убитого священника, представленную ему во флаконе. Аптекарь сделал вывод, что использован достаточно сильный яд, его получают из косточек вишен и персиков с добавлением горького миндаля и маскируют вкус сахаром. Найти ингредиенты очень просто, но надо знать способ получения яда.
— Это лишь подтверждает мои слова. Яд не изготовлен женщинами-травницами.
Выслушав доклад Даниэле, магистрат задумался.
— Помнишь аптеку, которую мы обнаружили в монастыре? Пора узнать, кто ею заведует.
***
— О, я польщен вашим визитом!
Седой монах, попросивший звать его братом Пьетро широко улыбнулся, от чего вокруг глаз образовалась паутинка морщинок. Он был такого маленького роста, что вставал на цыпочки и вытягивал шею, чтобы разглядеть лицо магистрата, казалось, он вот-вот потеряет равновесие и упадет.
— Вы, разумеется заметили. что сад используется для нужд монастыря. Дары Господа для пищи его созданий, — монах перекрестился. Но настоящие сокровища — это лекарственные растения. Чеснок не только придаёт вкус пище, но эффективно заживляет раны, листья тимьяна- настоящий дар Божий. Необходимо извлечь эссенцию, обладающую необыкновенными свойствами, это мощное глистогонное средство, я исцелил многих детей. Он успокаивает колики, помогает победить кашель, восстанавливает утраченную энергию и эффективен для заживления ран.