её слой бересты — тонкой, но сухой, как бумага. Отличный трут — натёр её до волокон. Затем собрал сухие листья, мох, мелкую сухую траву, тонкие сухие веточки. Сложил это всё кучкой.
Потом нашёл две подходящие ветки: одну тонкую, твёрдую, другую широкую, трухлявую с небольшим углублением. У первой заточил ножом край, вторую вставил между колен. Всё было готово, осталось только тереть.
Минут через десять, когда уже даже мои ладони было готовы воспламениться от трения, наконец-то пошёл дым. Сначала едва заметный, затем более менее нормальный. Я быстро поднёс к дымящейся ветке прозрачную бересту. Дунул. Второй раз. Третий. На четвёртый вспыхнуло.
Береста загорелась, и я быстро положил её на подготовленный трут. Огонь перекинулся на него. Загорелись собранные мной сухие листья, иголки, кора и веточки. Я утёр пот со лба и принялся докладывать в пока ещё небольшой костерок веточки побольше.
И вот уже через каких-то десять — пятнадцать минут на полянке горел настоящий костёр. И теперь в него уже можно было закидывать нормальные дрова, греться у него и сушить возле него одежду.
Я нашёл подходящие ветки и соорудил у костра некое подобие сушилки, на которую развесил всю свою одежду, оставшись нагишом и босиком. Сапоги, вылив из них воду, поставил поближе к огню.
Развязал котомку, достал припасы. Кроме хлеба, ничего особо не пострадало. Хорошо, что я пряники ещё на крыше съел. Ещё не сильно намок плотно свёрнутый кафтан Воропая. Я расстелил его на земле у костра, уселся сверху, разломил на несколько частей промокший хлеб и принялся его подсушивать. Когда подсушил, взял бутыль с остатками молока и решил перекусить, раз уж это всё достал.
Вдыхая запах подгоревшего на костре хлеба, я сделал первый укус, запил молоком. Неплохо. Вкусно. Хотел укусить ещё раз, но услышал, как за спиной что-то щёлкнуло. Или хрустнуло. Я быстро обернулся и чуть было не выронил из руки бутыль с молоком.
На меня смотрели два ящера. Невысокие — чуть выше колена, но крепкие, мускулистые и очень зубастые. У них были вытянутые большие морды, длинные и тонкие, как плети, хвосты, зелёная с бурым отливом шкура и хищные жёлтые глаза. И что самое неприятное, смотрели эти глаза на меня как на еду. До такой степени неприятно смотрели, что я невольно поёжился.
Эти твари очень походили на троодонов из книжки моего сына. Но хоть они и были относительно мелкими, но драться с ними одному, да ещё голому и босому, мне категорически не хотелось. На моей стороне, конечно, были сообразительность и сила, но на их — скорость и зубы. И ещё неизвестно, чья бы взяла. Поэтому мне очень захотелось, чтобы слова Долгоя о том, что все звери боятся дикого огня, оказались правдой.
И похоже, так оно и было. Ящеры остановились примерно в трёх метрах от костра, смотрели на меня голодными глазами, облизывались, поводили носами, клацали зубами, но дальше не шли. Я же, держа в руке меч, обошёл костёр и встал так, чтобы огонь оказался между мной и хищниками. Ящерам такой расклад не понравился, и они тоже решили обойти костёр, чтобы быть поближе ко мне.
Так мы ходили примерно полчаса, но звери так и не рискнули приблизиться ко мне. Ящеры были дикие, но не глупые — видимо, они знали, что такое настоящее пламя. В конце концов один из них фыркнул, потеребил лапой мох, развернулся и убежал, крывшись среди деревьев.
А вот второй продолжал стоять и смотреть на меня. Это меня достало, я вытащил из огня длинную ветку, конец которой ярко горел, и сделав резкий выпад в сторону ящера, махнул огненной палкой у него перед мордой. Зверь отскочил, зарычал и убежал. Я же, окончательно убедившись, что обычный огонь работает, как защита от ящеров, окончательно успокоился. Теперь можно было подбросить дровишек и отдыхать не нервничая.
А ещё мне окончательно стало понятно, почему здесь никто не ходит по лесам ночью. Если днём вот так запросто можно на ящеров нарваться, то что здесь происходит с заходом солнца, когда толком ничего не видать?
Я подкинул побольше дров в костёр, нацепил на себя слегка подсохшую рубаху — как-то неприятно было голым в лесу спать, расстелил кафтан Воропая у огня во всю длину, и улёгся, чтобы вздремнуть.
Лёг спиной к костру, чтобы тепло от него волнами обдавало спину. Было приятно, уютно, потрескивание сучьев успокаивало. Это был мой привычный огонь. Хоть я с ним и боролся почти всю свою сознательную жизнь, работая в пожарной бригаде, но он был мне намного милее местного — стерильного, неживого. Он был сейчас для меня словно тот самый старый враг или соперник, с которым ты всю жизнь воевал, а потом вдруг встретился, спустя годы. И ты неожиданно понимаешь, что рад его видеть. А он тебя от ящеров спасает. С этими мыслями я и уснул.
А проснулся я от жуткого рычания или даже рёва — громкого и настолько низкого, что оно пробирало насквозь, до мурашек. Рычало явно что-то большое и очень близко. Я сразу вскочил, открыл глаза и увидел… мраго́на. Он стоял буквально в трёх шагах от меня. И это был не такой мраго́н, что попались нам по дороге в Крепинск. Нет, там была какая-то мелюзга — мраго́нчики, а сейчас возле меня стоял мраго́нище! Раза в полтора, если не в два здоровее тех, что пришибли Долгой с Любором и Влоком.
И я сразу понял, что он не уйдёт. Эта тварь считала меня своим обедом и была крайне раздосадована, что костёр мешает ей к обеду подойти. Ящер приоткрыл пасть, демонстрируя жуткие, острые зубы, облизнулся, с языка на землю закапала слюна. Похоже, мысленно он уже начал меня жевать.
Я невольно приблизился к костру ещё ближе. Зверь расценил это как то, что еда хочет убежать, и несмотря на страх огня он шагнул ко мне. Пока ещё он не был готов броситься на меня, но он явно над этим работал — страха в его глазах я не заметил. Там были лишь голод и ярость.
Мрагон смотрел на меня ещё примерно минуту, после чего сделал ещё один небольшой шажок в мою сторону. Это мне уже совсем не понравилось, и я, как в случае с предыдущей парочкой, обошёл костёр, чтобы спрятаться за пламенем. Мрагон тоже принялся обходить.
Глядя на поведение ящера, я понял, что текущая тактика — опасна. В один прекрасный момент у мрагона в башке что-то переклинит, и он бросится на меня. Коротким некачественным мечом я от него не отобьюсь. Значит, надо было действовать на опережение и отгонять зверя.
Достав из костра подходящую палку, похожую на факел, я сделал резкий выпад в сторону мрагона. Зверь зарычал и попятился. Он боялся огня — это хорошо. Но отступать не собирался — это плохо. Ящер отскакивал, когда я махал в его сторону горящей палкой, рычал, грёб лапами землю, но не уходил.
Надо было прижечь ему шкуру. После этого он должен был железно испугаться и убежать. Только вот как прижечь? Реакция у зверя отменная, скорость фантастическая. Попасть по такому горящей веткой — задача не из лёгких. И не просто попасть, а ещё и не быть при этом укушенным.
Но вариантов не было — не ходить же кругами вокруг костра до самой ночи. Да и ночью в любом случае пришлось бы сначала избавиться от мрагона, а уже потом уходить из безопасного места.
Я сжал покрепче ветку и сделал резкий выпад — почти попал по морде, но зверь в последний момент отскочил. Ещё один выпад, и снова мимо. Отошёл к костру, вытянув на себя мрагона, и снова начал атаковать. И так три раза.
А на четвёртый раз, когда я подумал, что уже вот-вот я изловчусь и ударю-таки ящера по морде, мрагон меня удивил: после моего выпада, зверь не отскочил, а лишь увернулся и сразу же бросился на меня. И тут уже я сам еле успел отскочить. А мрагон уже снова атаковал. И мне опять пришлось отступать.
Что это было, я не понял: ветка ли, корень или ещё что-то. Но зацепился я за это пяткой хорошо. Настолько хорошо, что споткнулся и отлетел прямо в костёр. Я упал спиной прямо в его центр — громко матерясь и поднимая столп искр.
Такого мрагон не ожидал и отбежал довольно далеко — метров на десять. И смотрел на меня с этого расстояния. А я лежал на спине в самом центре костра, в куче раскалённых углей, получая ожоги. Это было ещё нелепее, чем провалиться в болото. Рассказать бывшим коллегам — засмеют.
Но что самое ужасное, пламя меня обхватило так же, как ранее болотная грязь. Оно тоже было вязким и плотным. Либо это я так реагировал на болевой шок от многочисленных ожогов.
С огромным усилием я повернулся на бок и, вдыхая запах горящей кожи — моей горящей кожи, разбрасывая угли, выкатился за пределы костра. Приготовился к боли, так как знал, чем чревато такое падение на угли. Однако боли не было. Но её не могло не быть, возможно, это был такая реакция на шок. Опять же болевой.
Испугавшийся ранее мрагон пришёл в себя и снова начал приближаться. И тут меня словно переклинило: адреналин зашкалил, кровь вскипела в жилах, я схватил горящую ветку и бросился на зверя. Никаких больше осторожных выпадов — я подбежал к ящеру вплотную и наотмашь врезал ему горящей веткой по зубастой морде.
Мрагон зарычал, завертел головой, словно пытался сбросить с морды прилипшие к ней куски углей от ветки. А потом вдруг замер, раскрыл пасть и зарычал. И мне показалось, что это была реакция защиты. Зверь не нападал, он пытался меня напугать, чтобы я отступил. Непонятно, почему он не стал убегать, видимо, сработали какие-то алгоритмы, заложенные в его зубастую голову. И этим надо было пользоваться.
Я сделал резкий выпад и засунул горящую ветку прямо в пасть ящеру, протолкнул её насколько мог, после чего бросился за мечом. Когда я вернулся с клинком, мрагон хрипел, мотая в разные стороны головой, пытаясь избавиться от застрявшей в горле ветки.
В анатомии динозавров я не силён, но сердце у мрагона явно должно быть в груди и, скорее всего, слева, поэтому, недолго думая, я вонзил меч туда, где по моему предположению оно должно было находиться. Ящер дёрнулся и принялся мотать головой ещё сильнее. Похоже, в сердце я не попал, но ранение нанёс значительное. После него зверь ещё какое-то время вертел головой, а затем упал, несколько раз дёрнулся и затих.