ы.
— Желтка есть не дам! — объявил Добран и насупился.
Гусак тут же фыркнул и дёрнул головой, словно понял смысл этих слов, а мы с Ясной одновременно рассмеялись.
— Не бойся, — сказал я мальчишке сквозь смех. — Желток в этом плане в безопасности. Он теперь член команды, а своих мы не едим. Я имел в виду уход с дороги и плутание по лесам в поисках дичи, которую точно можно есть.
Добран улыбнулся и пошёл отвязывать гусака, чтобы отвести того к воде. Когда пацан вернулся, мы принялись завтракать холодным вчерашним мясом и запивать его ледяной водой из горной реки. И я, как обычно по утрам, снова подумал, что надо было взять с собой хоть какой-нибудь котелок в дорогу. Желудки наши сырую воду из ручьёв и рек принимали нормально — организмы, видимо, были привычными к таким вещам, но выпить чего-то тёплого очень хотелось. Пусть не кофе и не чай, но трав каких-нибудь точно заварить можно было. Те же листья малины хотя бы.
После завтрака погасили костёр и двинулись в путь. На гусака взвалили поклажу и посадили Добрана, а мы с Ясной — пешком. Сразу же взяли хороший темп — не имело смысла днём экономить силы, когда стоянки на ночлег длятся примерно по десять часов и дают возможность хорошо отдохнуть. Надо было пройти как можно больше, пока светило солнце.
По мере нашего движения уклон становился всё ощутимее, а растительность вдоль дороги потихоньку менялась: становилось всё меньше лиственных деревьев и кустарников, вместо них пошли в основном ели, сосны и можжевельник. При такой динамике в скором времени о малине можно было забыть.
В какой-то момент уклон усилился до такой степени, что идти стало тяжело. Добран даже слез с гусака. Как по мне, выносливый ящер мог и меня спокойно тащить в гору, но мальчишке стало жалко Желтка. Впрочем, несмотря на то, что темп замедлился, мы были полны решимости пройти в этот день как можно больше и желательно без остановок.
Однако остановиться пришлось. Дорога вела не ровно на север, а постоянно извивалась, обходя различные холмы и ущелья, и после очередного холма, который мы обогнули, нас ждал сюрприз: дорога раздваивалась. Хотя раздвоением это можно было назвать лишь условно: дорога как таковая резко поворачивала налево, строго на запад, будто тот, кто строил её, вдруг передумал прокладывать путь по склону и свернул. И сколько было видно, она шла прямо, параллельно горам.
А в северо-восточном направлении от дороги отходила небольшая тропа.
Не дорога, даже не дорожка, а именно тропа: узкая, заросшая травой, местами едва различимая. Не тропинка — шире, но и не дорога. Колеи на ней не было, а густая трава указывала на то, что ходят по этой тропе не так уж и часто. Уходила эта тропа почти сразу же совсем в крутой подъём, и вела, скорее всего, именно туда, куда нам было нужно — через горный хребет к Велиграду.
Мы остановились. Я смотрел то на дорогу, то на тропу, Ясна с Добраном — на меня, а Желток воспользовался случаем и принялся щипать траву.
— Что скажешь, Владимир? — спросила Ясна. — Куда пойдём?
— Хотелось бы по главной дороге, — ответил я. — Там больше шансов встретить по пути какое-нибудь поселение, где можно купить еды. Но я боюсь, что она со временем уйдёт на юг или будет тянуться строго на запад до самой границы Черногорья. И тогда нам придётся давать совсем уж большой крюк и идти в Велиград через земли златичей. А тропа может привести нас к нужному перевалу, обозначенному на карте. Но может и закончиться через пару дней у края пропасти или уткнуться в отвесную скалу. А сойти с этой тропы будет сложно или вообще невозможно — в горах не пройти по бездорожью, то горные реки, то неприступные скалы, то обрывы.
Я достал карту и показал её Ясне.
— Видишь? — сказал я. — Сам перевал обозначен, а путь к нему — нет. Ведёт ли к нему эта дорога — неизвестно.
— Но зачем указывать перевал, но не указывать к нему дорогу? — удивилась юная княгиня.
— Хотел бы я знать ответ на этот вопрос. Как и ответ на вопрос, куда ведёт эта тропа, если не к перевалу.
— Может, к деревне горанов? — предположила Ясна. — Кто-то же её протоптал.
— Может, и к горанам, — согласился я. — Кстати, что вы вообще можете о них сказать? Насколько опасно к ним попасть? Как они ведут себя по отношению к людям?
Ясна с Добраном на это лишь пожали плечами, а мальчишка сказал:
— Я видел их на рынке в Гардове. Их почти все сторонились. Многие боялись, что с них не всю скверну сняли, близко не подходили.
— Не думаю, что после такого гораны особо хорошо относятся к людям, — сказал я. — Но деваться нам особо некуда. Надо готовиться к встрече с ними.
— Может, нам повезёт, и мы их вообще не встретим, — предположила Ясна.
— Я бы не назвал такой расклад везением, — заметил я. — Нам нужно у кого-то купить еды и тёплых вещей, чтобы не замёрзнуть, когда мы поднимемся совсем высоко. На перевале, возможно, снег лежит.
— Ты уже точно решил идти по тропе? — спросила Крепинская княгиня.
— Понимаю, что это опасно, дорога явно будет постоянно ухудшаться, и путь по этой тропе предстоит однозначно нелёгкий, но я предлагаю рискнуть, — ответил я.
— Как скажешь, — улыбнувшись, произнесла Ясна. — Я готова идти через перевал.
— Если вы в горах не съедите Желтка, то я тоже готов, — сказал Добран.
— Да не съедим мы твоего Желтка, — успокоил я мальчишку. — И пойдёмте уже, хватит время попусту терять.
— А малину собирать не будем? — удивился Добран.
— Какую малину? — хором спросили мы с Ясной.
Пацан указал пальцем на огромный малинник, расположенный совсем рядом с дорогой — буквально в двадцати метрах. Загрузившись проблемой выбора пути, я просто не заметил его. Ясна, видимо — тоже.
— Будем, — сказал я. — Ещё как будем. Желтка привяжи к дереву, пусть тоже поест пока травку.
Добран быстро выполнил поручение, и мы отправились к малиннику. Примерно за полчаса обобрали все кусты и неплохо так подкрепились. Не то чтобы наелись, но при дефиците провианта это был просто замечательный обед. Поэтому остатки мяса мы решили оставить на ужин.
Покончив с малиной, мы отвязали гусака и отправились в путь. Первое время идти можно было нормально, но примерно через час подъём стал настолько крутым, что приходилось наклоняться вперёд, чтобы удержать равновесие. Я понял, что ещё немного и мышцы ног начнут гудеть. А взбираться в гору нам предстояло, как говорится, отсюда и до вечера.
Нужна была опора. Приметив лежащую на склоне возле тропы вывороченную с корнем старую, засохшую сосну, я объявил небольшой привал. Ясна с Добраном тут же плюхнулись на траву, а я направился к дереву. Подошёл, выбрал подходящую ветку — сухую, но крепкую, почти прямую, толщиной с черенок от лопаты. Потрогал её, убедился, что не трухлявая.
Достал меч, отрубил ветку, отсёк лишние сучья, стесал кору там, где она отслаивалась, и заострил нижний конец, чтобы удобнее было втыкать в грунт. Проверил вес: не слишком тяжёлая, но надёжная. И в руке лежала удобно. Быстро сделал ещё одну такую же для Ясны и чуть поменьше — для Добрана. Вернулся к своим спутникам, выдал им наспех сделанные посохи и сказал:
— Опирайтесь на палки, переносите часть нагрузки на руки, а то ноги с непривычки от долгой ходьбы в гору так устанут, что завтра вообще не сможете идти.
Ясна с Добраном кивнули, взяли палки, и мы продолжили путь. Идти стало значительно легче, хоть скорость немного и замедлилась. А примерно через час тропа сузилась настолько, что идти по ней стало неудобно — одна нога постоянно норовила соскользнуть. Хорошо хоть внизу была не пропасть, а просто крутой склон — в случае падения можно было прокатиться несколько метров, но всё же вскарабкаться назад.
В какой-то момент Желток начал выражать недовольство и отказываться идти. Понять его было можно. Мы, люди, еле шли по узкой тропе, а ему места требовалось намного больше. В итоге пришлось его чуть ли не силой заставлять идти дальше — скорость снизилась ещё сильнее.
Но деваться было некуда — не возвращаться же. Хотя и такая мысль меня время от времени посещала. Но всё же, преодолевая соблазн вернуться, ругая осыпающуюся под ногами тропу и уговаривая Желтка, мы преодолели совсем уж узкий участок, и тропа снова немного расширилась. А ещё через час уверенного и крутого подъёма она уткнулась в другую тропу или, скорее, горную дорогу — узкую, но утоптанную. И эта дорога расходилась в разные стороны, словно огибала скалу. Можно было пойти на запад и на восток. Разумеется, мы двинулись на восток.
Так как мы обходили гору, то уклон уменьшился, практически исчез, но зато через какое-то время по правую руку появилась пропасть. Самая настоящая, в которую даже смотреть было страшно. А нам нужно было не просто смотреть, но ещё и идти вдоль этой пропасти неизвестно сколько. И упирающегося гусака за собой тащить.
Но мы всё равно пошли. Через какое-то время даже привыкли и к пропасти, и к осыпающимся в неё из-под ног камням. Даже Желток привык: он всё ещё недовольно фыркал, но шёл.
Как долго нам предстояло шагать вокруг скалы, я не представлял. Но очень надеялся, что до наступления темноты нам всё же удастся выйти на широкое место, где можно будет найти дрова и развести костёр.
Ещё через час горная дорога немного расширилась. Пропасть никуда не делась, но нам теперь не нужно было идти по самому её краю — это радовало. А спустя ещё какое-то время мы подошли к пещере. Заметили её по странному излому скалы: будто кусок горы срезали прямым ударом гигантского ножа. Сперва я подумал, что это просто ниша, углубление в скале, но затем увидел темноту — плотную, неподвижную, без просвета.
Мы подошли к входу. Края его были неровные, как обломанные. Высота пещеры у входа была не менее трёх метров. Я зашёл внутрь примерно на пару метров. Воздух в пещере был прохладный, неподвижный, не сквозило. Дальше идти я не стал — было неприятно, мало ли что могло там меня ожидать.
— Ты хочешь здесь заночевать? — спросила меня Ясна.
— Рановато ещё для ночлега, — ответил я. — И чтобы ночевать в пещере, её сначала надо обследовать. Не удивлюсь, если окажется, что в глубине живут мглецы, и сейчас они спят. Хотя если пещера небольшая, и в ней никого нет, то переночевать внутри будет безопаснее, чем под открытым небом. Но костёр в любом случае нужно будет развести, а дров я поблизости не вижу.