— Можно и здесь, но лучше пойти в каминный зал.
— Хорошо, пойдём, — согласился я, решив, что усугублять ситуацию не стоит, и ничего со мной не случится, если я разок разведу огонь.
Я взял свою сумку, закинул в неё нож, не пригодившийся во время завтрака, и мы, покинув горницу, отправились в путь по длинным и тихим коридорам королевского дома. Шли довольно долго, пока не оказались в большом зале — том самом, куда попали, когда впервые переступили порог этого дома. Из этого помещения другим коридором — коротким и широким пошли к каминному залу. Дверь, ведущая в него, располагалась в самом конце. Когда мы подошли к ней, Горек взялся за массивную бронзовую ручку и толкнул дверь. Та со скрипом отворилась. Королевич вошёл первым, я — за ним.
Каминный зал оказался больше и просторнее, чем я ожидал. Я сделал несколько шагов, огляделся. Высокий сводчатый потолок подпирали массивные мраморные колонны, стены были облицованы глухими панелями из чёрного дерева, через каждые два метра на них располагались светильники с магическим огнём. Но горели они все довольно тускло, и это создавало в помещении мрачноватую атмосферу.
Пол был выложен гладким каменным плитняком, на нём не было ни ковров, ни шкур, ни половиков. Конечно, как бывший пожарный, я мог только похвалить хозяев за такое соблюдение правил противопожарной безопасности, но, надо признать, с той же медвежьей шкурой на полу, зал выглядел бы уютнее.
У дальней стены располагался сам камин — массивный, глубокий, выложенный из тёмного, почти чёрного камня. Внутри тлели угли. Совсем мало — видимо, остатки горевших ночью дров. Перед камином стоял низкий резной стол из красного дерева, рядом с ним — пара деревянных кресел, крайне неудобных на вид.
Горек подошёл к камину, указал на площадку перед ним и сказал:
— Вот! Здесь можешь показывать.
Я кивнул, подошёл к камину, поставил сумку на площадку и присел на корточки. Достал из сумки трут, кусок промасленной тряпки, кварцит и нож. Веточками и щепками озадачиваться не стал — моей задачей было не костёр развести, а показать, как я добываю огонь. Горек тем временем уселся в кресло и с интересом наблюдал за моими действиями. А я разложил на камне трут, расправил его, распушил, после чего взял в руки кусок кварцита и нож.
Несколько коротких ударов, и куча искр засыпала трут. И тут же от него пошёл тлеющий дымок. Я нагнулся и осторожно подул. Почти сразу же появился первый язычок пламени. Я дал огню немного разгореться и поднёс к нему промасленную тряпку. Пламя тут же за эту тряпку ухватилось, перешло на неё и стало разгораться.
— Вот так я добываю огонь, — произнёс я, положив горящую тряпку на каменный пол. — Когда нужно развести костёр, заранее собираю мелкие веточки, траву, кору, щепы, чтобы на них пламя перекинуть. Ну а дальше уже ветки, дрова. Но ты этот принцип и без меня знать должен, раз вы пользуетесь обычным огнём.
— Знаю, — ответил горан, вставая с кресла.
Он подошёл ко мне, тоже присел на корточки и протянул ко мне руки. Я молча отдал ему кусок кварцита и нож. Горек постучал ножом по камню, высек кучу искр, усмехнулся и сказал:
— Гораны раньше, очень-очень давно, тоже так огонь добывали. Или примерно так. Но это тяжело и долго. Хотя идея со специальными тряпочками мне понравилась. Надо будет запомнить.
— А как вы сейчас огонь разводите?
— Огнявками. Это самый лёгкий способ.
— Чем?
— Не чем, а кем! — поправил меня горан, усмехнувшись, и вышел в небольшую едва заметную дверь, что вела в какое-то смежное помещение.
Вернулся он почти сразу же и нёс в руках нечто среднее между аквариумом и клеткой — коробку из металлических прутьев со стеклянными стенами и деревянным полом. И судя по тому, что внутри сидела ящерица, это был такой своеобразный террариум.
Ящерка была странной — я таких раньше не видел. Строение тела у неё было самое обычное, размеры тоже не впечатляли — в длину около пятнадцати сантиметров, половина из которых — хвост. Но вот цвет меня поразил: ярко-оранжевый, ровный, без каких-либо оттенков и пятен. Лишь зелёные глазки-бусинки да чёрные коготки выделялись на этом ровном оранжевом фоне. И обруч из какого-то синеватого металла, покрытый непонятными знаками и закрывающий рептилии почти всю шею.
— Огнявка! — представил мне Горек ящерку, да так официально, что я уже ожидал и ответного представления меня зверюшке, но обошлось.
Королевич осторожно достал ящерку из террариума, нежно погладил её по голове и обратился ко мне:
— Достань свою тряпочку, положи на пол.
Я выполнил просьбу горана, и он тут же поднёс свою ящерку к тряпке. Так, что мордочка рептилии находилась буквально в пяти сантиметрах от неё. А затем королевич надавил ящерице на шею, туда, где заканчивался обруч. Бедная зверушка тут же громко и пронзительно запищала, а из её пасти вылетел поток огня — самого настоящего огня, который я называю обычным, гораны — живым, а все остальные жители Девятикняжья — диким.
Такого я не ожидал. Увиденное пламя и услышанный писк ящерицы в комплексе аж заставили меня вздрогнуть. И видимо, температура у выпущенного огнявкой пламени была очень высокой, потому как моя тряпочка вспыхнула мгновенно и сразу вся. Действительно, неплохой способ — живая зажигалка.
— Это называется «последний крик», — пояснил Горец. — В обычной жизни, когда огнявка понимает, что ей не убежать от врага и не победить его, она все свои силы тратит на крик, который часто оглушает врага. Пока тот приходит в себя, огнявка убегает. Пустые огнявки до сих пор так и делают.
— Пустые?
— Не каждая огнявка может огонь извергнуть. Только особенные, те, что живут в местах силы, там, где чары настолько сильны, что часть их переходит в огнявку. Другие звери в такие места даже не заходят, а огнявкам там хорошо.
— Ящерицы, владеющие чарами — о таком я раньше даже и не слышал, — признался я.
— Они не владеют чарами, — поправил меня Горек. — И пользоваться они ими не могут. Точнее, могут, но всего один раз в жизни, потому что чары убивают особенных огнявок. Точнее, не чары, а огонь, который они извергают. Когда особенная огнявка сталкивается с врагом, она, как и пустая, кричит, только для неё этот крик становится последним, так как вместе с ним выходят и все чары, что накопились в ней. Почему они выходят именно в этот момент и почему в виде огня, никто не знает. Но так происходит, поэтому крик и назвали последним.
— Но твоя огнявка прокричала, подпалила тряпку, и ничего с ней не случилось, — заметил я. — Дело в обруче?
— Да. Он блокирует часть действия огня — его температуру. Если поднести палец вплотную к морде огнявки, ничего не почувствуешь. Огонь выходит из её горла холодным и лишь на расстоянии пары вершков начинает обжигать. Это сохраняет огнявкам жизнь и даёт нам возможность их использовать.
— И как часто это можно делать?
— Раз пять подряд — легко, а потом придётся подождать какое-то время, когда она поднакопит чары. Но в целом ограничений нет, огнявкам не больно и не страшно.
— Один минус у вашего способа, — усмехнулся я. — Тихо такой огонь не разведёшь.
— Это да, — согласился Горек. — Но мы по ночам очаги и камины не разжигаем, а днём нам эти крики не мешают.
— И как сильно они у вас распространены? В каждом доме своя или одна на несколько домов?
— Конечно, в каждом доме своя. Это же удобно.
— А где вы их берёте?
— Ведуны разводят. Их же надо не просто вырастить, но ещё и обруч каждой сделать, да менять эти обручи по мере роста, надо научить не боятся последнего крика. Непросто это. Но хорошо, что живут огнявки по десять — пятнадцать лет, так что ведуны справляются, успевают выращивать новых по мере надобности. Хочешь попробовать?
Предложение было неожиданным.
— Не откажусь, — ответил я и сложил ладони лодочкой.
Королевич переложил мне в руки ящерку, я крепко взял её левой рукой, чтобы не убежала, а правой, как и Горек тоже погладил животинку по голове.
— Потихоньку надави ей на шею, сразу за обручем, — сказал горан и, усмехнувшись, добавил: — Только не выпусти со страху, когда она заорёт.
— Не выпущу, не переживай, — произнёс я, отворачивая морду огнявки в сторону.
Промасленную тряпку я доставать не стал — в этом не было смысла. Мне не нужно было разводить огонь, мне лишь было интересно заставить уникальную ящерицу его извергнуть. Я осторожно надавил на нужное место, совсем несильно, и огнявка тут же запищала. И выпустила из пасти струю огня. Такой удивительный мини-дракон — это было очень необычно.
— Удивительно, конечно, — произнёс я, возвращая огнявку Гореку. — Людям бы таких.
— Ты же знаешь, что людям нельзя, — сказал горан.
— Знаю. И меня это удивляет.
— А меня нет. Меня удивляет другое, но я не имею права с тобой это обсуждать. Хоть ты и…
Королевич осёкся, словно в последний момент понял, что сейчас сболтнёт лишнее.
— Что я и? — поинтересовался я, желая развить эту тему.
— До тебя я ни разу не видел людей, которые не боятся живого огня, — признался горан. — И не слышал про таких. Те, которых, называют погаными, не в счёт, но у них за рекой свои порядки.
— Мне кажется, огневики не боятся живого огня, — заметил я.
— Так огневики и не люди.
Это было сильное заявление, и Горек понял, что всё-таки сболтнул лишнего, поэтому снова замолчал.
— А кто они, если не люди? — спросил я, сделав вид, что не заметил, как смутился мой собеседник.
— Я не могу с тобой это обсуждать, ты уж прости, Владимир. Но нельзя горанам с людьми об этом говорить, мы клятву дали во время перемирия…
И снова Горек осёкся. Каждой фразой разговорчивый королевич приоткрывал часть завесы над какой-то большой тайной, с каждой фразой становилось всё интереснее. Что это за клятва такая? Что за перемирие было? Между кем и кем?
— Заболтались мы, идти мне пора, — деловито произнёс королевич, усаживая огнявку в террариум.
— Погоди! — остановил я горана. —