Выброшенные с двух рук огненные сгустки попали удачно: один в шею зверя, второй в его грудь. В отличие от пламени згарника, мой огонь не прилип к шкуре шептокрыла, но, видимо, сам удар пылающим снарядом оказался довольно болезненным. Ящер взвизгнул и сразу же взмыл вверх — тяжело хлопая крыльями.
Взлетев, самка шептокрыла принялась носиться в воздухе, задувая остатки пламени на своей шкуре. Это у неё получилось довольно быстро, после чего она взлетела ещё повыше и принялась нарезать круги над гнездом. Я же подошёл к горящей плетёной чаше и заглянул внутрь.
На дне гнезда лежали три яйца — гладкие, беловато-серые, вытянутые, как у рептилий. Стало понятно, почему так отчаянно бились ящеры — они защищали не только гнездо, они оберегали своё потомство. Имели на это полное право. Как и гораны — право расчистить тропу, по которой они ходили столетиями.
Я отошёл от гнезда и выпустил в него ещё несколько огненных сгустков. Надобности в этом никакой не было — гнездо и так бы сгорело, но мне просто хотелось немного потренироваться. Впрочем, злоупотреблять не стоило, ещё не хватало потратить все силы и свалиться на тропе. Я знал, что Ясна обязательно вернётся за мной, если я сам не приду, но лучше было до такого не доводить.
Впрочем, сил осталось достаточно, я решил рискнуть и провести ещё один небольшой эксперимент. Вытянув руки перед собой, глядя на охватившее их пламя, я принялся мысленно сдвигать огонь к кистям. Медленно. Осознанно. Сначала правая рука, потом левая. Я чувствовал жар и в кистях, и в предплечьях, и в плечах, но потихоньку я двигал его, я пытался сконцентрировать его весь в ладонях.
Получилось не сразу, но всё же получилось: кисти рук охватило совсем уж яркое пламя, а вот предплечья и уж тем более плечи, уже почти не горели. Тело сильно напряглось, но я сдержал импульс, не дал пламени выйти за пределы запястий. Похоже, я сделал очередной шаг в освоении своего навыка.
Но не успел я толком порадоваться, как обычное пощипывание в ладонях переросло в очень неприятные ощущения — руки щипало так, словно их облили кислотой. А потом мне показалось, что ладони вспыхнули по-настоящему, по крайней мере, ощущение было такое, будто они горят — очень болезненное.
Я невольно дёрнул руками, словно пытаясь избавиться от этой боли, и с ладоней тут же слетели два огненных сгустка — небольшие, на намного более яркие, чем раньше. Я интуитивно несколько раз повторил это движение. Каждый раз с рук слетал огонь, и потихоньку ощущение, что ладони горят по-настоящему, прошло.
Расслабив кисти, я мысленно направил сконцентрированную в них силу огня в предплечья и далее до самой груди, позволяя внутреннему теплу вновь наполнить все руки. Стало ещё легче, но я почувствовал слабость. Это однозначно было лишним, и я принялся гасить внутреннее пламя: медленно и уверенно. И едва я перестал ощущать его внутри себя, исчезло и пламя на руках.
Я опять стоял голый, босой и какой-то опустошённый — словно что-то сгорело ещё и внутри меня. Очень неприятное было ощущение. Но зато теперь хоть не морозило, и голова не кружилась. Небольшой озноб, конечно, был, но по сравнению с прошлым разом — ерунда. И ещё я не рухнул обессиленным на землю, как после боя с мглецами, что тоже радовало.
Впрочем, небольшой отдых мне всё равно требовался. Сил не осталось, даже чтобы одеться — эксперимент с направлением всего внутреннего огня в ладони однозначно был лишним. Я присмотрел подходящий камень, стряхнул с его поверхности грязь, уселся на него голым задом и закрыл глаза. Камень был холодным, но это меня нисколько не смутило — наоборот, после ощущения внутреннего огня, было самое то.
Так я просидел минут пятнадцать: не думал, не двигался, только слушал, как потрескивают сучья в догорающем гнезде. Когда силы вернулись в объёме достаточном, чтобы одеться и пойти к моим товарищам по рейду, я поднялся с камня; бросил взгляд на гнездо — от того уже почти ничего не осталось; посмотрел наверх — ящер всё ещё был в небе. Гигантская зверюга медленно кружила над местом, где было её гнездо, словно не могла никак поверить в то, что его уже нет. Но через пару минут, похоже, поверила. Либо ей это всё просто надоело.
Так или иначе, после очередного круга самка шептокрыла развернулась и улетела — сначала она направилась вдоль склона, а потом ушла вверх, за перевал. И я очень надеялся, что она улетела навсегда. Проводив её взглядом, я отправился за своей одеждой. Достал её, быстро оделся, нацепил амулеты и поручи и пошёл к Ясне и горанам.
Пока шёл, думал о том, что со мной произошло, и почему было так больно ладоням. Пришёл к выводу, что это, скорее всего, из-за того, что я направил в кисти намного больше внутреннего огня, чем они могли вместить. Я был уверен, что тренировками можно добиться многого, в том числе и возможности концентрировать в различных частях тела большое количество магической энергии. Но пока мой ресурс был таким, что рисковать не стоило.
А вот тренироваться имело смысл при любой подходящей возможности: в мире, где правит магия, сильнее тот, кто её хорошо освоил. А в средневековом мире, как впрочем, и в любом другом, кто сильнее, тот и прав. И раз уж мне повезло, попав в этот мир, оказаться одним из тех, кому магия доступна, то нужно было приложить все силы к её изучению. Чтобы быть сильным и правым.
И ещё благодаря проведённому эксперименту, я узнал, что при определённом навыке вполне можно воспламенять одни лишь ладони, концентрируя в них всю свою силу. И я раньше об этом догадывался, но теперь был уверен. И этот навык нужно было отточить до совершенства, чтобы не искать каждый раз, куда спрятать одежду.
До места встречи я добрался довольно быстро, всё же дорога назад хоть и с небольшим уклоном, но вела под гору. Первой меня увидела Ясна. Она тут же бросилась мне навстречу, прыгнула на шею, так что я чуть не упал, крепко обняла и закричала мне в самое ухо:
— Ты это сделал, Владимир! Ты его уничтожил! Я знала, что у тебя получится!
— Уничтожил, — негромко произнёс я. — И теперь еле держусь на ногах.
— Прости! — воскликнула юная княгиня, отпуская меня. — Я не подумала об этом.
— Всё нормально, я уже прихожу в себя. Но от глоточка каменной воды не откажусь.
— Её нельзя пить часто, — сказал Крушек. — И вообще, она для лечения. Для восстановления сил используют другие зелья.
— Жалко, так и скажи, — пошутил я.
Крушек ничего не сказал, он лишь кивнул в сторону Горека, который лежал у скалы и выглядел совсем грустно: лицо королевича стало серым, глаза впали. При этом от него не ускользнул жест Крушека.
— Мне плохо не из-за того, что я выпил много каменной воды, — недовольно пробурчал королевич.
— А от чего? — ехидно поинтересовался Крушек.
— Не знаю, — огрызнулся Горек и обратился ко мне: — Как всё прошло, Владимир? Ты убил шептокрыла?
— Нет, — ответил я. — Но я его немного подпалил и сжёг гнездо с яйцами. Шептокрыл улетел, и я не думаю, что он ещё вернётся. Это была самка, она явное не захочет снова гнездиться в месте, где уничтожили её кладку.
— Но как ты это сделал?
— Это было нелегко.
— Расскажи, — попросил Горек. — Интересно же.
— Пусть это останется моей маленькой тайной, — ответил я. — Не хочу раскрывать все свои секреты.
Королевич приподнялся на локте, внимательно посмотрел на меня, усмехнулся и произнёс:
— Так я и думал. Хотя, конечно, это всё очень странно.
— О чём ты думал? — спросил я.
— Да так, ни о чём, — Горек улыбнулся. — Это останется моей маленькой тайной.
Сказав это, королевич снова лёг на землю. Сил, чтобы идти до Дрекбора, у этого парня однозначно не было. И учитывая, что ему становилось всё хуже и хуже, вряд ли имело смысл ждать, пока Горек восстановится.
— Я так понимаю, идти ты не можешь, — сказал я, глядя на королевича.
— Пока нет, — с сожалением ответил тот.
— И неизвестно, когда сможет, — произнёс Крушек. — Нести его надо. Или кому-то бежать за ведуном. Но лучше нести, вдруг шептокрыл вернётся.
— Значит, понесём, — сказал я и принялся превращать наш щит в носилки.
Долго возиться не пришлось. Щит был довольно крепким, я опасался лишь за его середину, что она проломится. Но я крепко укрепил её идущей в комплекте к щиту верёвкой, после чего на этих носилках вполне можно было тащить даже двоих таких, как Горек одновременно.
— Снимай амулет, — сказал я королевичу.
— Какой? — уточнил тот.
— А сам-то как думаешь? Наверное, «Притяжение земли» лучше снять. Вряд ли мы тебя поднимем, пока оно на тебе.
— Поднимем, — сказал Крушек. — Но будет тяжело.
Горек быстро снял амулет, протянул его мне и сказал:
— Лучше, чтобы его кто-то другой нёс. Чтобы он точно на меня не действовал.
Я положил амулет в поясную сумку и обратился к Ясне и Крушеку:
— Вы берите спереди, а я — сзади.
— Почему ты один, а мы вдвоём? — спросила юная княгиня.
— Потому что у Крушека одна рука не рабочая, а ты девчонка, — ответил я. — И хватит болтать, берите и понесли!
Ясна с Крушеком тут же взялись за импровизированные носилки, я тоже подхватил их, и мы понесли его королевское высочество Горека Лучезарного в славный город Дрекбор. Тропа была неровная, я постоянно спотыкался от усталости, щит покачивался, Горек охал, но ничего не говорил.
Дорога обратно, несмотря на то, что мы шли под гору, показалась мне длиннее. Ясна с Крушеком держались неплохо, а вот я уже шёл из последних сил. Руки держали носилки крепко — поручи хорошо помогали, а вот ноги подкашивались всё сильнее и сильнее. Голова начала кружиться, глаза почти не фокусировались, я шёл практически на автомате, ступал, не глядя, благо направление движению задавали идущие впереди.
Из всех мыслей в голове осталось лишь одна: только бы никто не напал. Ни шептокрыл, ни проснувшийся днём мглец, ни какой-либо другой дикий зверь — мало ли кто ещё в этих горах водился. Я знал, что отбиться в таком состоянии не смогу, на Крушека и Ясну тоже особо не стоило полагаться: все были на пределе.