– Подарок для меня? – прошептал он, будто с трудом осознавая саму идею. – Зачем?
Ханна протянула ему письма. Какое-то мгновение Кадеирн всматривался в ее лицо, потом взял коробку, словно она была драгоценной, и сел на диван, поставив картонную упаковку на колени. Проведя пальцем по своему имени, наспех написанному много лет назад, он взглянул на девушку и осторожно открыл крышку. Склонив голову набок, посмотрел на аккуратную стопку конвертов и сложенных листков.
– Это мои письма. Ты сохранила их? – В глубоком голосе прозвучал оттенок удивления.
– Не только твои. Мои тоже. – Она вытащила первую пару писем, конверт и сложенный листок с ее почерком.
– Ты отвечала? – Кадеирн поднял на нее удивленный взгляд. Слова он произносил шепотом, будто не мог набрать достаточно воздуха в легкие. – Я никогда не думал… – Он снова опустил глаза и нервно сглотнул. – Можно я возьму их почитать?
– Я бы хотела оставить те, что адресованы мне. – Ханна улыбнулась и на мгновение положила руку на плечо друга по переписке. Под ее пальцами мускулы дернулись, и она поспешила отстраниться, сгорая от смущения. – Но все ответные – твои. Я бы отправила их, если бы знала, как.
– Конечно. Надо было сказать Каре… – Мужчина отрывисто кивнул.
– У меня еще четыре коробки. – Он снова поднял на нее взгляд, который пылал нечеловеческим огнем. – Я могу помочь отсортировать их, если хочешь. – Девушка вскочила, принесла остальные коробки и поставила их на кофейный столик.
– Не нужно. – Кадеирн провел пальцем по краям конвертов, изящно взмахнул рукой, и в углу появилась другая коробка. Мгновение спустя она наполнилась аккуратно сложенными листами бумаги, в то время как старые наполовину опустели. – Это очень ценный подарок. Спасибо. – Он выпрямился, и глубокий голос зазвучал немного напряженно. – А как же ты? Мой подарок кажется… неуместным теперь. Позволь, я придумаю что-нибудь другое.
– Тебе не нужно придумывать ничего другого. – Он резко наклонил голову набок, напомнив большую птицу, и пристально всмотрелся ей в лицо. Ханна сглотнула, чувствуя, как ее лицо полыхает под проницательным взглядом. – Я всегда думала, какой ты, должно быть, смелый и творческий, раз придумываешь такие истории. Читая описания войны, я представляла, что за этой историей скрывается развод твоих родителей и чувство одиночества. Я считала, что ты вырос и стал одним из учителей, воспитывающих маленьких хулиганов из неблагополучных семей, о которых снимают кино, и думала, что ты называешь их гоблинами, чтобы не позволить своим собственным мечтам угаснуть, пока ты исполняешь чужие желания. Твои слова и рисунки отражали натуру художника, и я дорожила каждым посланием. Мне казалось ужасно милым, что ты продолжал писать мне, когда я только и делала, что фотографировала красивых людей в красивой одежде, хотя мне наплевать на моду. А ты даже ни разу не получил ответ! И теперь выясняется, что все это было настоящим, а я не… я даже не поняла, что ты действительно король. Потому что с какой стати настоящему королю отправлять мне письма? – Она вдруг обнаружила, что из глаз льются слезы, но она не могла отвести взгляд от лица Кадеирна.
– Война была очень даже настоящей. Не знаю, смелый ли я. И не такой уж и творческий, раз просто описывал правду. Но твой дар мне… – Он мягко вздохнул, и взгляд его раскосых глаз устремился вдаль на мгновение, затем снова вернулся к девушке. Гость словно обдумывал слова. – Милосердие… не слишком распространено… среди моего народа. И все же его отсутствие дорого обошлось моему отцу. Я хотел бы быть другим, но при каждом случае, в каждое мгновение каждого дня меня учили быть безжалостным. Отец погиб на войне. Я никогда не сообщал тебе подробностей. – Его лицо напряглось, и он перевел дыхание, затем сжал и разжал одну руку. – Я занял трон, когда мне было шестнадцать. Война на тот момент еще не закончилась. Я не желал… идти старым путем. Хотел перемен, если угодно. И воспользовался возможностью, так как оставалось мало людей, способных мне противостоять. – Тонкие губы сжались в линию, когда Кадеирн продолжил: – Сначала ты была для меня другом детства, но потом стала совестью. Я обладаю огромной силой, которую легко использовать во зло. Но я представлял твою реакцию, так как писал только правду, не сглаживая свои слова фальшивыми оправданиями. Был бы мой друг разочарован? Заставило бы это тебя разувериться во мне? – Его взгляд устремился на девушку с неожиданной тревогой. – Моего отца боялись. Меня… уважают, я думаю, и любят, по крайней мере, многие из моих подданных, если не все. Благодарю тебя за это.
– Но я ничего не сделала, – прошептала Ханна. От значимости произошедшего перехватывало дыхание.
– Ты читала мои письма. Кара рассказывал об этом. Этого было достаточно. Благодарю тебя! – прошептал он, устремив взгляд на ее лицо, и торжественно поклонился. Молчание затянулось, пока Кадеирн наконец не пробормотал: – Я должен идти.
– У меня есть желание! – выпалила Ханна. – Я знаю, чего хочу, если, конечно, это не окажется чрезмерным. – Она неуверенно нахмурилась.
– Проси. – Он с любопытством посмотрел на нее, сверкнув глазами.
– В одном из писем ты писал, что никогда не имел места, где мог бы быть самим собой. Я хочу, чтобы мой дом стал таким местом. – Она проглотила ком в горле, наблюдая, как отблески свечей танцуют на скулах и узком носе гостя.
– Это все? – он недоуменно моргнул.
– Я желаю, чтобы ты продолжал приходить ко мне. – Она собралась с мыслями. – И чтобы мы могли стать лучшими друзьями.
– Когда? – Едва заметная улыбка тронула его губы.
– Завтра?
Ослепительная улыбка Кадеирна могла бы осветить всю комнату.
Глава 2
На следующее утро Ханна проснулась с тем же чувством ожидания и волнения, которое она испытывала в детстве. Рождественское утро! Утро подарков, домашнего печенья из пахты[27], яичницы с беконом, свежих апельсинов, оберточной бумаги, мишуры, домашнего тепла, позирования для фотографии в новых рождественских пижамах и потрескивающего в камине огня.
Она вылезла из постели, приняла душ и теперь стояла перед шкафом, раздумывая, что надеть. Вчерашний визит Кадеирна был неожиданным, и ей было недосуг думать о своих потертых джинсах и изношенной футболке с длинными рукавами. Теперь же, при свете дня, она залилась краской. Король! Ее воображаемый друг был не только настоящим, но еще и благородных кровей. И еще она знала его по почти тысяче писем, написанных за эти годы. Девушка остановила выбор на самых красивых темных джинсах, мягком зеленом свитере почти такого же цвета, как камзол вчерашнего гостя, и любимых коричневых сапогах.
Недоставало некоторых ингредиентов, необходимых для настоящего рождественского завтрака, но и оставшегося было достаточно. Яйца и бекон, печенье с корицей из банки, замороженный апельсиновый сок. Ханна все приготовила и расставила на маленьком кофейном столике. Затем нашарила в стенном шкафу скатерть, но решила, что лучше не станет, и положила ее обратно. Наполнив водой стеклянную вазу, девушка бросила туда несколько маленьких свечек, а потом долго сражалась с длинной зажигалкой, пока не зажгла их все, после чего взяла несколько веток остролиста с каминной полки и положила вокруг вазы.
– Неплохо, – пробормотала она.
Оставалось лишь ждать. Яйца остывали на сковороде, и Ханна бросала на плиту недовольные взгляды. Ничего, она приготовит еще, когда Кадеирн появится.
Если он появится.
«Может, я должна пожелать, чтоб он появился здесь?» – задумалась она. Не будет ли это наглостью? А если она помешает чему-то в этот момент? В животе у Ханны урчало, но она продолжала ждать. Печенье с корицей остыло, а бекон теперь плавал в собственном жире. Она взяла книгу и попыталась читать, но было сложно сосредоточиться на словах, когда Кадеирн мог появиться в любой момент.
Миновал полдень. Когда пробил час дня, она решилась.
– Хочу, чтоб Кадеирн появился, если он сам этого хочет, – произнесла она осторожно.
Ничего не произошло.
Живот продолжал урчать от голода, и спустя долгую минуту ожидания она разочарованно вздохнула.
В дверь постучали.
Ханна подпрыгнула столь стремительно, что ударилась ногой о кофейный столик и вскрикнула от боли, после чего неуклюже поковыляла в прихожую. Она глубоко вздохнула, заменила гримасу на лице улыбкой и открыла дверь.
Кадеирн стоял на крыльце, приподняв одну бровь.
– Что случилось?
– Ничего! – Девушка почувствовала, как лицо заливает краска, неловко улыбнулась и, поморщившись, отступила назад.
– Я… надеялся, что мы не будем лгать друг другу, Ханна. – Он не сдвинулся с места.
– Э-э… – Недоуменно захлопала она глазами.
– Наверно, мне лучше уйти. Я… сейчас не в лучшем настроении для лжи. Это было долгое и утомительное утро, и я не хочу сказать что-то, о чем я буду потом сожалеть. Прощай. – Ноздри Кадеирна слегка раздулись, и он резко поклонился.
– Стой! Подожди, пожалуйста. – Ханна была поражена. – Ты серьезно собираешься так уйти? Я ударилась ногой о кофейный столик. Вот и все. Я не хотела придавать этому слишком большое значение. Прости.
– И ты хочешь, чтоб я остался? – Он уставился на нее своими абсолютно непроницаемыми блестящими голубыми глазами.
– Конечно! Я приготовила тебе завтрак. Хотя уже прошло время обеда. – Ее голос затих, и она внимательно посмотрела на собеседника. Интересно, у нее просто разыгралось воображение или сегодня он действительно выглядел еще бледнее? Что-то изменилось в его лице. Оно еще больше заострилось, возможно. Холодное зимнее солнце, отражаясь от снега, делало его кожу почти прозрачной. Разве эти темные круги были вчера у него под глазами? Как можно было их не заметить?
– Как пожелаешь, – прошептал он наконец.
Ханна держала дверь распахнутой, и Кадеирн вошел, подтянутый и грациозный. Вышивка на его темно-синем плаще придавала ткани плотность, будто та была сшита из парчи, хотя узоры отличались от тех, которые ей доводилось видеть на подобных материалах. Казалось, вода нежного сапфирового оттенка менялись в такт его движениям.