ть слугу? Немота не защитит его секреты. И где ты окажешься, если они узнают о твоём?
Её лицо вспыхнуло. Всё это время, живя с Шилхарой и Гарном, она должна была понять, что у Шилхары есть веские основания позволить своему слуге и другу страдать от раны.
— Прости меня, Шилхара.
Его лицо смягчилось.
— Не нужно извиняться. Я не виню тебя за сострадание, только за твою неосторожность. — Он подошёл к столу, где её записи были аккуратно сложены рядом со старыми страницами, которые они спасли из Ивехвенна. — Если Конклаву придётся использовать провидца на Гарне, то только для того, чтобы собрать сведения обо мне, а не о тебе. Но если они обнаружат в его воспоминаниях намёк на твой талант, то начнут рыть. — Он бросил на неё потеплевший взгляд уголком глаза. — У тебя нет таких причин подозревать Конклав, какие есть у меня. Иначе я бы поразился твоей осторожности.
Плечи Мартисы облегчённо опустились.
— Меня больше беспокоит Гарн. Я бы никогда намеренно не заставила его страдать.
— Я знаю.
Древний пергамент зашуршал под пальцами, когда Шилхара осторожно перевернул его и уставился на строки.
— Хеленесийцы вознесли в герои того, кто хотел их облапошить.
Мартиса подошла и встала рядом с Шилхарой, озадаченная его загадочным высказыванием. К этому времени текст на хеленесийском уже прожёгся на её веках. Она десятки раз перечитывала документы, пытаясь найти в истории Амонсы хоть какую-то зацепку, которую можно применить для борьбы со Скверной.
— Не знаю, помогли ли мне эти бумаги. Древний Конклав, который первым изгнал Скверну, использовал очень похожий ритуал, но этого не хватило, чтобы убить его. Может, короли смогли уничтожить Амонсу, потому что он был не так силён.
Следующее заявление Шилхары поразило Мартису:
— Без этих бумаг сведения Кардука были бы бесполезны. — Он слабо улыбнулся на её широко раскрытые глаза. — Когда курманы были многочисленнее и могущественнее, ими правил один сарсин. Он занял этот пост путём братоубийства, а не избрания.
Мартиса заинтриговано ждала дальнейших слов. Она мало что знала об истории курманов, но находила её захватывающей даже без связи с хеленесийскими документами.
— Этот сарсин был могущественен и на короткое время объединил племена под своей властью. Кроме того, в магии он был столь же искусен, как и любой епископ Конклава, и не боялся призывать тёмные силы. Но таких даров ему оказалось мало. Он искал большего любыми средствами, посылал шпионов в дальние земли, дабы выведать секреты других народов. Он даже пожертвовал двумя своими супругами и полудюжиной детей ради большей власти.
— Боги.
Мартиса содрогнулась при мысли о таких чудовищных поступках.
Шилхара перевернул ещё один лист пергамента, остановившись на последней странице, описывающей смерть Амонсы. Длинный палец провёл по загадочному символу рядом с именем Бирдисана.
— Такова была его цель. Стать богом. Он ничем не отличался от лича Ивехвенна, если не считать того, что им двигало страстное желание править миром. Пожиратель душ был движим страхом смерти и принял гораздо худшую судьбу.
— Тогда почему он помог северным королям победить Амонсу?
— Для него ничего не осталось. Племена восстали, изгнав его вместе с оставшимися жёнами со своих земель. Им некуда было идти, кроме как на север. То, что сарсин искал большую часть своей жизни, он нашёл в изгнании и случайно.
Мартиса потёрла мурашки на руках.
— Курманы должны были убить его, а не изгнать.
Шилхара мрачно и невесело усмехнулся.
— Ты не одинока в этом мнении. Его звали Бердихан, и он обманул королей, заставив их поверить, что он странник-пилигрим, человек великой силы, который добивается их доброй воли, помогая уничтожить Амонсу.
Мартиса ахнула и выхватила у Шилхары стопку пергаментов. Она перелистала страницы и выложила те, где упоминалось имя Бирдисана.
— Бердихан. Бирдисан. Я это упустила. У хеленесийцев нет заднеязычных звуков. Например, имя Камбрия они запушит как Самбрия. Я должна была догадаться.
Он пожал плечами.
— Не понимаю, как. Ты путаешься в предложении, когда говоришь на курманджи, откуда тебе провести параллель между двумя языками? У курманов никогда не было письменности. Тебе не с чем было сравнивать.
Она оценила его поддержку, но всё равно проклинала себя за недогадливость. Один документ заставил её задуматься.
— В этом отрывке говорится, что он поглотил бога. Могу только предположить, что это было добровольно.
— Так и есть. Бердихан считал себя достаточно сильным, дабы не только обуздать божество, пока короли создают ловушку, но и овладеть его силой.
— Стать богом и уничтожить королей.
— Да. Но в этом отношении он переоценил свои силы и ум. Короли знали, что он задумал.
— И всё же, в этих пассажах его помнят героем, а не предателем. Почему?
Губы Шилхары изогнулись в слабой улыбке.
— Люди не стали бы превозносить королей, если бы поняли, что последних чуть не провели.
Впечатлённая Мартиса встретила его взгляд. Шилхара была проницательным наблюдателем человеческой природы. Один только этот талант делал его грозным соперником даже без магии. Она пролистала пергамент до последней страницы, на которой был изображён символ рядом с именем Бирдисана.
— Кардук что-нибудь знает об этом символе?
— Нет.
Она остановилась и пристально посмотрела на Шилхару. Ничто в поведении его не выдавало. Он спокойно встретил её взгляд, повернувшись всем телом и расслабив широкие плечи. Но инстинкты трепетали от беспокойства. Повелитель воронов лгал. Он что-то знал об этом символе и решил скрыть от неё.
Пока она придержала свои подозрения при себе.
— Что скажешь Конклаву?
Едва заметное изменение в позе свидетельство об облегчении, когда она оставила тему символа.
— Всё, что я тебе только что сказал. Какое бы омерзение мы ни питали друг к другу, я нуждаюсь в священниках, а они нуждаются во мне, если хотят победить Скверну.
Конклав определённо мог использовать Шилхару в ритуале. Он был не только талантлив, но молод и физически силён. Магия и сила зависят друг от друга в ритуальных заклинаниях. Однако Мартиса не верила, что Конклав доверится Повелителю воронов настолько, чтобы пригласить на убийство бога.
— Они откажутся от твоей помощи.
— Нет, не откажутся.
Она помогла ему сложить пергамент, размышляя вслух о ритуале.
— Самый сильный священник должен действовать как Бердихан и сдержать Скверну, дабы другие смогли его уничтожить. — Она озадаченно покачала головой. — Некоторые из молодых епископов достаточно могущественны, чтобы справиться с подобным, но я не знаю ни одного, кто готов принять мученическую смерть.
Брови Шилхары поползли вверх.
— Не будь такой самоуверенной. Всегда найдётся идиот, готовый пожертвовать собой ради известности и славы. Бессмертие через мученичество не так уж редко.
Он накрыл её руку своей ладонью, а она продолжила возиться с пергаментом.
— Достаточно. Мне нужно написать письмо корифею. Уверен, Гарн сможет занять тебя до полудня.
Странное беспокойство не покидало Мартису. Он что-то утаивал. Она слышала это в его голосе, чувствовала в напряжении тела.
— Шилхара…
— Позже, Мартиса.
Он выскочил из библиотеки, оставив её следовать за ним, испытывая тошноту от страха.
Отвлёкшись от мыслей о своём разговоре с Шилхарой, Мартиса почти словом не обмолвилась с Гарном, пока помогала ему по хозяйству. Желудок продолжало крутить от беспокойства. Шилхара ненавидел Конклав и не скрывал своего отвращения. Если быть честной, она понимала его чувства. Но если он захочет разделить участь Бердихана? Мыльная пена капала с рук, пока Мартиса сжимала грязную тарелку и невидящим взглядом смотрела на воду. Инстинкт самосохранения Шилхары слишком отточен, чтобы он добровольно отдал свою жизнь за такое дело, но маг вполне мог поддаться искушению отомстить. Может, он и не умрёт ради мира, но не примет ли смерть из-за собственной ненависти?
— О боги! — пробормотала Мартиса. — Что ты задумал, Шилхара?
Она явилась в Нейт с целью предать его, отправить на смерть. Но это тогда, когда соблазн свободы пересиливал совесть, и когда Шилхара из Нейта был не более чем средством для достижения цели. С тех пор всё изменилось. Даже если бы он никогда не обнаружил её дар или она стала бы свидетелем сотни предательских поступков с его стороны, Мартиса бы не предала. Своевольный и уничижительный, но в то же время щедрый и верный себе, Шилхара завладел её сердцем и заставил полюбить себя.
— Ты должен жить ради меня, — тихо произнесла она. — Не делай мою жертву напрасной.
Она поговорит с ним и будет умолять, если понадобится, если таковы его планы. Её надежда на священников. Шилхара мог предложить себя на роль Бердихана, но Конклав — не северные короли. Они не доверяют Повелителю воронов. Мысль о том, что они вообще позволят ему участвовать в ритуале, казалась неправдоподобной. О ключевой роли в сем действе не могло быть и речи.
В полдень Мартиса и Гарн отобедали на кухне без Шилхары. Уединившись в кабинете на первом этаже с самого утра, он не вышел из комнаты, соблазнившись восхитительным ароматом супа. Гарн поставил на поднос глубокую миску с похлёбкой, две буханки хлеба и кувшин вина. Отчаянно желая ещё раз поговорить с Шилхарой, Мартиса тут же вызвалась отнести поднос.
Дверь кабинета была приоткрыта, и по тёмным стенам коридора пробегали струйки света. Мартиса подняла поднос с едой на плечо и постучала, дабы объявить о своём присутствии, прежде чем переступила порог. Она увидела Шилхару, но не за письменным столом, а возле маленького окна, выходящего на рощу. Сухой западный ветер доносил запах пыли и цветов апельсина. Он кружил по комнате, перебирая невидимыми руками пергаменты на столе и играя с тёмными волосами Шилхары, прежде чем исчезнуть в нежном вздохе.
Мартиса, возможно, и не придала бы этому значения, если бы не приветливое тепло, которое принёс ветер. В комнате стоял ледяной могильный холод, напомнивший ей кладбище Конклава или что-то похуже — те короткие мгновения перед вызовом демона. Страх пробежал у неё по спине.