Фостер фыркнула.
– Кто-то? Тейт, мы и есть этот кто-то.
– Но как? Мы – отстойные супергерои.
– А, так ты уже сдаешься? Серьезно? – Уперев руки в боки, она сверлила его прищуренным взглядом.
И тут она снова почувствовала это. Теплый, успокаивающий ветерок закружил над ней, лаская ее разгоряченное лицо, а потом подхватил бумаги, беспорядочно разбросанные по столу, возвращая их на свои места, кроме одной – страницы с отмеченными на ней странными датами. Потупленные глаза Тейта устремились к этому листку, на который посмотрела и Фостер, и они оба потянулись за ним и даже заговорили одновременно.
– В этом что-то есть, – сказала Фостер.
– Эй, кажется, я понял! – воскликнул Тейт.
Тейт вскочил с коробок, хватая все еще порхающий листок, пока Фостер следила за ним взглядом.
– Проверяй. 1821-й – год, когда Миссури стал штатом! И именно там я родился, – сказал Тейт.
– Откуда такие познания?
Красивое лицо Тейта расплылось в широкой мальчишеской улыбке.
– Государственное образование, Земляничка.
Фостер нахмурилась и втянула в себя воздух. Земляничка? Никто меня так не называет, только Кора!
– А ты где родилась?
– А, что?
Он выпятил подбородок и сердито выдохнул.
– Где. Ты. Родилась. В смысле, в каком штате?
– Калифорния.
– А в каком году она стала штатом?
Фостер затруднялась с ответом. И почему эти даты так вдалбливали в школе, что даже Тейт запомнил? Разве не полезнее знать, как выращивать собственную еду, заполнять налоговые декларации или поменять колесо?
Тейт кивнул на открытый лэптоп на столе Коры.
– Ладно, – буркнула она. – Я погуглю. – Ее пальцы заскользили по клавиатуре, и, вполне предсказуемо, в ответ на запрос: «В каком году Калифорния стала штатом?» поисковик выдал число «1850». – Черт! Ты прав.
– Погугли остальные даты! – Тейт вытянул шею, заглядывая ей через плечо. – Я думаю, что мы на пути к разгадке, Фостер, но нам нужно найти других ребят и сделать это как можно быстрее.
– Конечно, мы этим и занимаемся. Кора оставила нам метки, и мы по ним идем. Мы можем им помочь, – сказала Фостер с напускной уверенностью. – Мы обязательно поможем. Должны помочь. Больше некому. В конце концов, – она бросила в его сторону дерзкую улыбку, – мы – спасатели Планеты.
12
Ева улыбнулась, подходя к Марку, который сидел на залитом солнцем пляже, закатав до колена широкие льняные брюки и погрузив ступни в воду и песок. Он был без рубашки, и длинные темные волосы свободно развевались у его широких плеч. Марк уже давно был взрослым мужчиной, но когда Ева смотрела на него, особенно если они были на пляже, она видела милого, впечатлительного мальчика, каким помнила его с детства.
– Я так и думала, что найду тебя здесь.
Он даже не взглянул на нее, лишь похлопал по песку рядом с собой, приглашая присесть.
– На этом острове довольно легко найти любого из нас, и это не случайно – как все мы знаем.
Ева устроилась рядом с ним, осторожно скрестив ноги, чтобы даже пальцами ног не коснуться соленой воды.
– Ты так и не полюбила океан? – Тоном легким и дразнящим он повторил их семейную шутку. Если они бывали в центре страны – как совсем недавно, – Марк донимал их вопросом: «Мы еще надолго здесь?», намекая на то, что пора возвращаться на побережье. Это напоминало нытье, которым он, еще ребенком, изводил отца, когда тот увозил его с острова. Ева, разумеется, была полной противоположностью и чувствовала себя по-настоящему умиротворенной, только когда ее окружали бесконечные мили свободной от океана земли.
– Никогда его не любила. И никогда не полюблю, – твердо сказала Ева. – Ты – единственная вода, которая мне по душе.
Как будто рассердившись на ее заявление, блуждающая волна подкатила слишком близко к ее ногам. Быстрым, легким движением руки Марк угомонил свою стихию, отправляя ее назад.
– Так лучше? – спросил он.
– Конечно. И спасибо.
– Конечно. И пожалуйста. – Марк вздохнул, отдыхая взглядом на бирюзовых волнах. – Где он?
– В своей лаборатории, смотрит в пустоту, как обычно. Матфею не удалось отследить платежи по кредиткам кого-нибудь из детей? – спросила Ева, заранее зная ответ. Если бы братья нашли хоть одну зацепку, она бы первой об этом узнала.
– Ничего. Родители мальчика погибли на стадионе. Он числится пропавшим без вести, и его считают мертвым, как и пару десятков других подростков. Они по глупости побежали к своим машинам, а не в школу, где оборудовано специальное убежище на случай катастрофы. Одна из воронок засосала автомобили, а потом выплюнула, и они взорвались, что затруднило идентификацию останков. – Марк покачал головой. – Идиоты эти подростки.
– Но ты уверен, что это он был с Фостер в том пикапе, да?
– Абсолютно. – Марк подобрал разбитую морскую раковину и швырнул ее в волны. – Меня так бесит, что никто из нас не удосужился запомнить номер этого чертова пикапа.
– Эй, не казни себя. Вы бы поймали их, если бы они не вызвали еще один смерч. И никто из нас – даже отец – не мог предположить, что у них так скоро и с такой силой проявится власть над воздухом.
– Насколько он плох сегодня?
Ева прикусила нижнюю губу, прежде чем односложно ответить:
– Плох.
– Черт, прости меня, Ева. Я могу что-то сделать?
– Найди тех ребят. Он так же одержим ими, как и моими кристаллами. А я возьму на себя отца.
– Ему с каждым днем все хуже и хуже. Мы все это видим, – сказал Марк. – Ты никак не можешь его остановить? Отучить его, что ли?
– Думаешь, я не пыталась? – огрызнулась она. Он поморщился от ее резкого тона, и она тут же раскаялась. Еще не хватало, чтобы братья боялись меня так же, как они боятся отца. Она мягко коснулась его руки. – Эй, прости меня, я не хотела. Сама не знаю, что на меня нашло.
Марк посмотрел ей в глаза. Уже не в первый раз Ева подумала о том, как же красив ее сильный, одаренный брат. Если бы только его не терзали эти видения…
– Ева?
– О, извини. Ты что-то сказал?
– Я сказал, что, может, стоило бы устроить ему передоз?
Ева в ужасе уставилась на Марка, прижав палец к губам, чтобы заставить его замолчать, и быстро огляделась по сторонам. Только пальмы и трава. Некогда зеленые, тщательно ухоженные лужайки за последние десять лет превратились в неопрятные заросли сорняков. Как и все на их острове – то, что прежде радовало глаз своей красотой и очарованием, теперь выглядело диким и заброшенным. Всегда осторожная, Ева закрыла глаза, уперлась ладонями в песок, и сосредоточилась, потянувшись к земле, прислушиваясь к траве, покачиваясь и наблюдая вместе с пальмами…
Она открыла глаза и придвинулась ближе к Марку, понизив голос до шепота.
– Ты не должен говорить такое.
– Я устал скрывать свои чувства, Ева. – Волны вторили настроению Марка, беспорядочно громоздились и пенились вокруг его лодыжек.
– Это не поможет, если до его ушей долетят твои слова.
– Но его здесь нет. Он там, в доме, возится со своим лабораторным оборудованием, и все впустую, потому что этот гребаный наркоман одержим только следующей дозой. Поэтому я повторю: может, тебе стоит устроить ему передоз?
– Говори тише, – шепнула ему Ева. – Марк, и что, по-твоему, случится потом, после передоза?
– Если нам повезет, он умрет. Или впадет в вегетативное состояние. Если он умрет, я похороню его в море. Станет овощем – мы потратим часть припрятанных им миллиардов на хорошую лечебницу, где он и проведет остаток своих дней, пока тело не сдохнет.
– Повезет? – чуть ли не прошипела Ева. – Как ты можешь говорить, что нам повезет, если единственный человек на земле, который в состоянии сделать нас нормальными, умрет или станет овощем? – Она намеренно умолчала о миллиардах, которых, судя по всему, у них больше не было. Зачем давать Марку еще один повод для злости?
Марк повернулся к ней лицом и произнес медленно, отчетливо:
– Ева, он не может сделать нас нормальными.
– Конечно, может!
– Тогда почему не делает?
– Ему нужны эти дети. Он должен изучить их и использовать результаты исследования для создания вакцины, которая нас вылечит. И ты это знаешь. Он только об этом и говорит. – Ева старалась не повышать голос, чтобы не выдать своего отчаяния. Марк был самым сильным из братьев, самым здравомыслящим. Но это не значит, что он был совершенен. Они все были с дефектами.
– А что, если он лжет?
– Он не лжет.
– Откуда ты знаешь? – Он жестом остановил ее, когда она хотела было ответить. – Нет, ничего не говори. Просто послушай для разнообразия. Что, если отец нас обманывает? Может, не всю жизнь. Может, когда-то он действительно верил в то, что ему удастся вылечить нас. Но шли годы. Почти два десятилетия прошло. И он понял, что не может нас исцелить. Никто не может. Что, если он хочет, чтобы мы привезли сюда этих детей не для нашего спасения, а нам на замену?
Ева почувствовала, как глубоко внутри зарождается дрожь и пробирается наружу, как маленькое землетрясение. Она уперлась кулаками в песок, пока они не стали ходить ходуном.
– Тогда он был бы чудовищем. – Она пристально посмотрела Марку в глаза. – Ты действительно думаешь, что он – чудовище? Ты думаешь, наш отец, человек, который нас создал, заботился о нас, любил нас всю жизнь – монстр? – Когда Марк промолчал, Ева подумала, что все в ней готово съежиться и умереть. Она перестанет быть землей, темной, плодородной и богатой. Превратится в пустыню. Ева знала, что не сможет существовать сморщенной, высохшей, треснутой изнутри. В отчаянии она спросила брата:
– Ты его больше не любишь?
Темный взгляд Марка вернулся к воде, но на последний вопрос он ответил, снова отыскав глазами ее глаза:
– Я люблю его. Он мой отец. Я всегда буду любить его. Но, Ева, от этого он не становится меньшим злом. Единственное, о чем ты должна спросить себя: когда придет время уничтожить монстра?