Мгновение Ева отдыхала в уютном окружении плодородной земли, черпая утешение в красоте таинственных недр. Почувствовав, что готова, Ева воззвала к своей стихии. Всеми фибрами души и каждой молекулой измененной ДНК, которая связывала ее с землей, Ева сосредоточилась на том, что искала. Она заговорила, не открывая рта, и голос странным эхом возвращался к ней от листьев глицинии, а лозы покачивались под тяжестью ее просьбы.
Приди ко мне, сердолик.
Мне нужна твоя защита от
Зависти
Страха
Ярости.
Мне нужна твоя ясность.
Побуждай
Мой ум
Мою любознательность
Мои инстинкты.
Мне нужен ты, чтобы развеять
Апатию и пассивность.
Взамен я отдаю тебе свое тело, ибо ты принадлежишь мне, а я – тебе.
Иди ко мне, сердолик!
Ева с радостью откликнулась на прилив ощущений, раскрывшихся в ней подобно первоцвету. Ее наполнило внезапной ясностью, и разум забурлил от возможностей, и, хотя все это сопровождалось болью – от набухающего под кожей на правом плече идеального красновато-коричневого кристалла, – Ева приветствовала этот дар, принимала его и ценила. Сила земли была бальзамом для ее измученного тела и истерзанной души, и она отчаянно хотела остаться там, на глубине, общаться со своей стихией, чувствовать себя защищенной и просветленной.
Но она не могла там остаться. Что будет с братьями? С отцом? С ее миром?
Ева открыла глаза и быстро встала, убрала подушку обратно в коробку и поспешила вон из беседки.
Почему она раньше не подумала об этом? Все так просто на самом деле.
Им не стоит продолжать поиски Фостер. Это тупик. Кора наверняка сделала все, чтобы надежно спрятать от них девчонку.
И поиски Тейта тоже напрасны. Он не появился, чтобы похоронить своих родителей, не вернулся домой – к тому, что осталось от его прежней жизни, – и это значит, что Фостер убедила его скрываться вместе с ней. Если мальчишка хочет сыграть в эту игру, им нужно это принять. Тейту придется залечь на дно. Раз он готов вести себя так, будто его не существует, возможно, он и перестанет существовать, по крайней мере легально. Тейт на поводке у Фостер, но он просто следует за ней. Он не такой, как Фостер. Его не воспитывала умная и мудрая Кора Стюарт. Всего несколько дней назад он еще был обычным ребенком. Теперь у него нет ни родителей, ни дома.
– Он не захочет потерять весь свой мир, – вслух сказала Ева колышущимся пальмам и травам. – И не захочет потерять последних близких людей, оставшихся в его мире. Поэтому сместим фокус и сосредоточимся на хорошем мальчике Тейте, будем присматривать за его родней. Он наверняка сломается. Рано или поздно он свяжется с ними, и вот тогда мы заполучим и Тейта, и Фостер – двоих по цене одного!
Преисполненная ясности сердолика, Ева продолжала беседовать с внимающими ей травами и пальмами.
– Мы не можем допустить ту же ошибку с детьми воды. Их нужно привлечь друг к другу. Один уже в Заливе[22]. Второй должен быть в пути, но Матфею нужно проверить это. Он уточнит маршрут по следам кредиток. А Марку – моему водному брату – необходимо придумать что-нибудь такое, соблазнительное, перед чем они не смогут устоять…
Удовлетворенно улыбнувшись, Ева направилась к коттеджу братьев, охваченная приливом сил и решимости. Возможно, сказывалось внезапное просветление, или проявлялись защитные свойства камня, но, по мере того как ее шаг становился легче, притуплялась и боль в плече, где под кожей жил кристалл сердолика. Ева нежно и благодарно дотронулась до камня.
Марк прав. Мне это было необходимо.
Словно ей в ответ начал накрапывать дождь, благословляя Еву теплом своих мягких прикосновений.
13
Август на Глубоком Юге[23] был горячим, душным, зеленым, пропитанным ароматом магнолий, утомленным москитами, наполненным жужжанием насекомых, дружелюбным к аллигаторам и еще – жарким. По-настоящему жарким.
Шарлотта Дэвис ненавидела в августе все, кроме аромата магнолий. Эта часть ей нравилась. Ну, и жару она готова была терпеть, но лишь потому, что жара означала пот, а пот был соленым и влажным, как океан. Океан она любила больше всего на свете.
Автострада I-85 «Юг» не переставала удивлять. В больших городах она превращалась в невзрачную скучную магистраль, но в окружении необитаемых с виду лесов казалась Шарлотте почти живописной.
Она опустила стекло своего изрядно подержанного «Форд-Фокуса» и высунула руку из водительского окна, позволив горячему, влажному воздуху холить ее кожу, как это делают в косметических салонах, когда накладывают на лицо теплое полотенце.
– О боже, чего бы я только не отдала сейчас за хорошую процедуру для лица, – со вздохом произнесла Шарлотта. Мягкий южный протяжный акцент проступал отчетливее в ее речи, когда она оставалась одна. Шарлотта по-настоящему расслаблялась только наедине с собой. В шестилетнем возрасте она узнала, что откровенничать с людьми опасно. Она дорого заплатила за эту ошибку.
Оставив окно открытым, Шарлотта глубоко вдохнула влажный воздух и не заметила, как проскочила щит с приветственной надписью: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ЮЖНУЮ КАРОЛИНУ, ШТАТ ПАЛЬМЕТТО»[24]. Ее губы с блеском безупречного розового оттенка изогнулись, и с намеренно преувеличенным северокаролинским акцентом Шарлотта произнесла:
– Благослови тебя Господь, штат Пальметто, но о чем мы говорим – о деревьях или тараканах?[25]
Ее мелодичный смех наполнил машину, когда она подняла стекло и прибавила громкости радиоприемнику, заслышав первые ноты блюза «Наконец» в исполнении Этты Джеймс. Приятный альт Шарлотты гармонировал с голосом Этты, но тут в их дуэт вклинился рингтон «Под водой»[26]. Впрочем, ее это ничуть не расстроило, потому что звонил самый любимый человек на свете. Она коснулась кнопки «Ответить».
– Я это сделала, бабушка Мирти! Я официально покинула штат Северная Каролина. Навсегда-а-а! – воскликнула она, подражая интонациям Скарлет О’Хары.
– О, Шарлотта, дорогая моя! Молодец! Где ты сейчас? – Тягуче-сладкий голос бабушки напоминал о домашних карамельках, которыми она уже прославилась на веки вечные, свято храня их рецепт в тайне от мира.
– Кажется, я где-то за пределами Спартанберга, что в Южной Каролине. Почему названия всех городов этого штата звучат как боевые посты?
– Потому что, моя дорогая, множество южан полагают, что жизнь есть вечный бой. И это единственная причина твоего бегства с Юга.
– Но можно ли считать бегством переезд в Техас?
– Ты не просто сбегаешь в Галвестон. Ты едешь учиться в Техасский аграрно-технический университет, чтобы пустить там свои влаголюбивые корни и приобрести профессию на всю жизнь, – твердо сказала бабушка Мирти.
– Я должна еще раз поблагодарить тебя, бабушка Мирти.
– Шарлотта, в этом нет необходимости, но, как всегда, я ценю твою вежливость.
– А я всегда буду ценить то, что ты шантажом заставила моих родителей позволить мне быть собой.
– Шарлотта! Я не шантажировала их. Просто объяснила твоей матери, что, если она не даст тебе того, что тебе нужно, она не получит от меня то, что нужно ей.
– Трастовый фонд. – Шарлотта закатила глаза.
– Именно. Вообще-то управление семейными финансами – для меня как адская заноза в пятой точке, но иногда это приносит огромное удовлетворение. Как в тот раз, когда я воспользовалась этим рычагом, чтобы заставить твою мать поступить правильно. Признаться, я частенько радуюсь тому, что твои родители оказались такими болванами. Будь они как все, мы с тобой, возможно, и не стали бы… как ты там говоришь, лучшими подружками?
Шарлотта тихонько хихикнула.
– Да, бабушка Мирти. Мы определенно лучшие подружки. Но спасибо тебе. Ты спасла меня, так и знай.
– Дорогая моя, мы спасли друг друга. В конце концов, ты – моя любимая внучка.
– Я – твоя единственная внучка.
– Это точно. Когда, ты говоришь, официально начинается осенний семестр?
– Двадцать девятого августа.
– Прекрасно! У тебя будет достаточно времени, чтобы устроиться и осмотреться. Просто помни, что в городе много других интересных мест, помимо Залива.
– Не волнуйся, бабушка Мирти. Я буду учиться хорошо, и ты будешь мною гордиться. Никто не сможет сказать, что ты зря потратила на меня свои деньги.
– Шарлотта Миртл Дэвис, о каких деньгах ты говоришь? Милая моя, ты бесценна.
– Мама тебе звонила? Что-нибудь сказала после разговора со мной? – Шарлотта ненавидела себя за то, что все еще пытается добиться маминого одобрения, хорошо зная, что никогда его не получит.
– Дорогая, ты же понимаешь, что воспитание не позволяет мне повторять всякую чепуху, которую несет твоя мама, благослови, Господь, ее непутевое сердце. Лучше сосредоточься на себе и на том светлом, прекрасном будущем, что простирается перед тобой, – сказала бабушка Мирти.
– Ты права. Как всегда. Спасибо, что напомнила.
– Вот для чего я торчу на этом свете – чтобы напоминать тебе, какая ты особенная.
Голубые глаза Шарлотты наполнились слезами, но она выпрямила спину и вскинула голову. Это был первый день ее новой жизни. Она не позволит своей матери испортить его.
– Я люблю тебя, бабушка Мирти.
– Я тоже тебя люблю, моя дорогая.
Придорожный указатель сообщал, что в миле впереди – придорожное кафе и заправка. Шарлотта бросила взгляд на датчик топлива, показывающий почти пустой бак, и перестроилась в крайнюю полосу.
– Слушай, бабушка Мирти, тут скоро стоянка, и мне нужно заправиться. Потом созвонимся, ладно?