Именно так Фостер стала называть то, что она делала с воздухом. Они оба уже поняли, что способны различать воздушные потоки. Это могло показаться бредом, но и окружающее пространство, и небо над головой бороздили самые настоящие воздушные магистрали. Когда они оба сосредотачивались и взывали к своей стихии, эти трассы становились видимыми. Как-то так.
Тейт сделал глубокий вдох, мысленно представляя воздух… ветер… бриз…
И это случилось! Внезапно перед ним открылось завораживающее зрелище. Теперь он видел не только грациозные движения рук маэстро Фостер и колышущиеся им в такт длинные ивовые ветви. Он различал и мерцающие термические потоки, которые кружили в пространстве, обдувая деревья, Фостер, трепещущие травы – весь мир.
Тейт снова глубоко вдохнул.
– Воздух. – Он произнес это слово тихо, благоговейно, как тайную молитву, и легкая лента сверкающего потока изменила направление, устремилась к нему и принесла с собой голос Фостер.
Она пела! Хотя нет, Фостер скорее напевала себе под нос, и воздух колебал ивовые ветви в такт ее мурлыканью. Тейт уловил знакомые нотки мелодии и попытался вспомнить, что это за песня, когда Фостер разразилась трелью.
Фьють-ти-ли, ти-ли!
Фьють-ти-ли-ти!
Тейт округлил глаза и затаил дыхание. В голосе, сладком и сильном, звучала такая легкость, какой он никогда раньше не слышал у нее. Черт возьми, Фостер умеет петь!
Она дурачилась, импровизируя с мелодией, которую Тейт все еще пытался опознать, и воздух подыгрывал ей. А потом Фостер запела. Сначала очень тихо.
Она порхает по деревьям днями напролет,
Прыгает и пляшет, песенку поет.
И все птички на Джейберд-стрит
Любят слушать малиновки свист!
Ни фига себе! Фостер поет песню группы «Джексон 5»!
Погружаясь в мелодию, Фостер начала пританцовывать, ритмично вышагивая влево и вправо. И, словно по волшебству, вступил хор ивовых ветвей, нашептывая припев.
Порхай, малиновка, порхай!
Зажигай, птаха, зажигай!
Свисти, малиновки свисток,
Сегодня все танцуем рок!
Красивый голос Фостер звучал все увереннее, пока она танцевала и пела с ветром и ивами.
Тейт подумал, что она самая потрясающая девушка. Он мысленно поблагодарил свою бабушку (упокой Господь ее душу), фанатку «мотауна»[35], и деда, который заставлял его брать дурацкие уроки свинга[36], когда ему хотелось одного: играть в футбол. Но дед сказал ему еще в детстве, что для того, чтобы правильно обхаживать женщину – так и сказал, обхаживать, – нужно уметь танцевать. И, как заметил старик, танцевать по-настоящему – а не корячиться, сотрясая воздух, что сегодня выдают за танцы.
Так что Тейт вытер вспотевшие ладони о джинсы, глубоко вдохнул и, пытаясь излучать учтивость, которой славился его дед, направился к Фостер, чтобы вступить в танец на следующем куплете.
Каждая маленькая ласточка, каждая синичка,
На высоком дубе каждая птичка…
У Фостер перехватило дыхание, и она запнулась, повернув к нему пылающее лицо, но Тейт лишь усмехнулся и протянул ей руку.
– Ну же! Потанцуй со мной!
Она уставилась на его руку, и воздух между ними будто замер.
– Тебя ведь не волнует, что о тебе подумают другие, вроде меня, – произнес он с лукавой улыбкой.
– Нет, конечно! – Она взяла его за руку и запела во весь голос.
…Старый мудрый филин, черная ворона,
Взмахивая крыльями, подпевают хором…
Тейт легко подхватил ритм. Конечно, он хорошо знал старую песню, но дело было не в этом. Когда он закружил Фостер, воздух наполнился музыкой, и казалось, будто листья деревьев поймали, запомнили и заиграли мелодию вместе с ними.
Зеленые глаза Фостера широко распахнулись, и он притянул ее к себе и повел в свинге настолько безупречно, что почти ощутил одобрительный кивок деда.
– Ты это слышишь? – прошептала она.
– Ага! Продолжай петь! – Тейт снова крутанул ее, повторяя припев вместе с ней:
Порхай, малиновка, порхай!
Зажигай, птаха, зажигай!
Свисти, малиновки свисток,
Сегодня все танцуем рок!
Музыка разливалась в воздухе. Казалось, будто кто-то подключил природу к синтезатору, способному издавать триллионы самых разных звуков, но это было не электрическое, не рукотворное чудо – это их стихия, воздух, зажигала вместе с ними.
– Смотри, Фостер! Оглянись вокруг!
Фостер насвистывала мелодию в такт воздушному оркестру, танцуя в объятиях Тейта. Она откинула голову назад, и они оба залюбовались удивительным зрелищем – пляшущими вихрями чистейшего воздуха, в котором мерцала музыкальная радуга.
– Это невероятно! – воскликнула Фостер и запела заключительный куплет под аккомпанемент целого мира:
Милый черный ворон, дирижер оркестра,
Отстучал им ритм, и все рванули с места,
Начали отплясывать, и, господи помилуй,
Он в танце перещеголял грифа и иволгу!
Тейт провел Фостер через одно из своих любимых движений в свинге – претцель.
На ее лице зажглась улыбка, когда они снова исполнили хором припев:
Порхай, малиновка, порхай!
Зажигай, птаха, зажигай!
Свисти, малиновки свисток,
Сегодня все танцуем рок!
А потом он попытался выполнить классический «хип лифт», что закончилось эпическим провалом, поскольку Тейт споткнулся о неудачно подвернувшийся под ногу камень и упал на пятую точку, увлекая за собой Фостер, которая шлепнулась ему на ноги, истерически хихикая. Между тем ветер стих, и воздух снова наполнился привычным шелестом ивовых листьев.
Вытерев глаза, она встала и протянула ему руку, чтобы помочь подняться, и он вскочил на ноги, стряхивая с задницы траву и грязь.
– Откуда, черт возьми, ты знаешь эту старую песню? – произнесла она между смешками.
Он ухмыльнулся в ответ.
– Кто же не знает мотаун?
– Хм, многие. Во всяком случае, молодежь. Они не умеют так танцевать.
– Ну, у меня есть дед, который в свое время настоял на том, чтобы я научился танцевать по-настоящему.
– Твой дедушка заставлял тебя брать уроки танцев?
– Не просто уроки каких-то танцев – а уроки свинга. И, да, два раза в неделю на протяжении многих лет. Раньше я, типа, любил слэш и ненавидел это. Ужасно.
– А теперь? – Ее глаза все еще светились весельем.
– Я танцевал с тобой и рассмешил тебя, поэтому благодарен странной прихоти деда. А кто тебя увлек мотауном?
– Кора, конечно. Она обожала мотаун. И Крысиную стаю[37]. И то, что она называла настоящим блюзом. Я не думаю, что ей нравилось что-либо из того, что было записано не в прошлом веке. Она была довольно придирчива во всем, что касалось музыки.
– А ты здорово поешь, – сказал Тейт.
– Ты и сам ничего.
Повисла пауза, угрожая смениться неловким молчанием, и Тейт мысленно встряхнулся, заставляя себя отвести взгляд от ее глаз. Он почему-то вдруг вспомнил, что почувствовал, когда впервые заглянул в них и утонул в этом глубоком зеленом омуте.
– Слушай, то, что ты проделывала с воздухом и деревьями, – это было потрясающе.
– О, спасибо. Это вышло случайно. Ты тоже слышал и видел ее, правда? Музыку воздуха?
– Да. Это было… невероятно. Как будто земля играла музыку для нас.
– Не земля… воздух. Это началось еще до того, как ты присоединился ко мне, но потом, когда мы танцевали и пели, я… отвлеклась. – Она замолчала, и он заметил, как порозовели ее щеки. – Мне кажется, я поняла важную вещь. Чем меньше я думаю о том, чтобы заставить воздух делать то, что хочу, и просто расслабляюсь, отдаваясь во власть чувств, тем легче слиться со стихией. До меня дошло, что все приходит через чувство.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, как в тот раз, когда ты чуть не искалечил себя, выпрыгнув из машины, и потом, когда я ударила тебя своими ручными воздушными пушками, меня захлестывали отрицательные эмоции. В первом случае я разозлилась. В другой раз испугалась динозавра.
– Першерона, – поправил ее Тейт.
– Неважно. Суть в том, что мои негативные чувства пробуждают в воздухе зло. Но, когда я расслаблена или счастлива, я вызываю в нем добрые качества. Скажем, сегодня здесь было так красиво и солнечно, не слишком жарко и не холодно – и, что удивительно, не шел дождь, – и на мгновение мне показалось, что я слышу музыку в ветре, поэтому начала ему подпевать. Потом появился ты, закружил меня в танце, пел вместе со мной, и мне было весело – я не думала, просто была счастлива, – и ты сам видел, что получилось: музыка деревьев. – Она пожала плечами, и было видно, что она не знает, смущаться ей или нет. – Думаю, это не очень полезная штука – умение дирижировать деревьями. В том смысле, что это не поможет остановить следующий торнадо и не защитит от Суперчетверки или еще каких напастей.
– Не суди раньше времени. Речь идет о контроле, и ты показала, что можешь управлять воздухом. Гораздо лучше, чем я, это точно. Фостер, ты все круче справляешься с воздухом. А я совершенствуюсь лишь в закупке продуктов, – сказал он.
– Это отличный навык, а у меня его нет. Ненавижу ходить по магазинам. Я… э-э… хотела лишь сказать, как благодарна за то, что ты взял на себя эту обязанность. Это позволяет мне чувствовать себя здесь как дома. Так что спасибо.