— Умри, порождение земли!
Сияющее лезвие меча вонзилось в грудь закопченному человеку. Тот задохнулся, голова его задрожала, он с ненавистью глянул на хохочущего ученика. Одним резким движением он опустил свой кинжал, отсекая голову с зелеными глазами. Потом вытер лезвие, посмотрел на свои руки и растянулся на земле.
— Папа! — закричал Гевран и бросился к человеку.
— Джилли, Керен! — закричала Сувьель. — Быстрее отрежьте им головы!
Торговец удивленно покачал головой и рубанул мечом шею ближайшего врага, который уже пытался встать на ноги. Керен с усилием поднялась и двинулась вслед за последним, третьим, который потихоньку крался в сторону леса. Она настигла его и прикончила двумя взмахами меча.
Сувьель побежала за Гевраном и схватила его за руку как раз в тот момент, когда он уже хотел дотронуться до рукоятки меча, торчащего из груди отца.
— Нет! Его яд убьет тебя, дитя!
— Но его же нужно вынуть! — плакал мальчик. — Папа…
— Гев… — прошептал его отец, — Гев, не надо… — Он закашлялся, потом поднял глаза на Сувьель. — Они?..
Она кивнула:
— Откуда ты знаешь, как убивать их?
— Мой брат, — он скривился от боли, — был вместе с Гандерлеком, бежал из-под Ротаза. И рассказал мне перед смертью. Он получил стрелу в плечо. Такую же, как этот поганый меч. — Он взял мальчика за руку. — У меня в Бехарисе родственники, госпожа. Ради Матери, отвезите сына туда. — Другой рукой он вцепился в землю, глаза его затуманились. — Его песни были так хороши… они делали нас… счастливыми…
Потом руки разжались, голова упала, глаза остекленели. Гевран плакал, держа его мертвую руку. Сувьель печально вздохнула и заметила Керен, которая покачивалась, стоя рядом с ней.
— Ты меня слышишь? — спросила Сувьель.
Керен покивала:
— Немного.
— Присмотри минутку за мальчиком. Не позволяй ему трогать меч и сама не трогай.
Воительница кивнула, Сувьель поспешила к Храму, сделав знак Джилли, чтобы он шел следом. При алом свете догорающих огней деревня казалась залитой кровью, словно превратилась вдруг в вотчину какого-то божества смерти и боли. Сувьель нисколько не сомневалась, что эти трое учеников получили свою силу от Источника, особенно после того, как услышала об Истрегуле.
Она нахмурилась. «Что он там говорил об Огненном Дереве, которое было предано на плато Аренджи? Что это может быть, перевранный культ Древа-Отца, придуманный Истрегулом, чтобы одурачить простых людей, у которых не осталось ничего? Предсказатель, Жрец. Что все это значит?» И когда Сувьель оказалась внутри полуразрушенного Храма, все ее мысли улетучились от того, что она увидела и услышала там.
— Они идут, вершители судеб.
Громко и судорожно вздохнул Джилли.
— Авалти! — прошептал он.
— Уже нет, потомок Кордейлов. Я гляжу в вечность, и что вижу я там!..
…Шея, грудь и ноги человека были привязаны ремнями к бревну, установленному в центре алтаря, у задней стены храма. Сам алтарь казался сожженным, его камни были разворочены, и человека по имени Авалти закрывала пелена дыма и каменной пыли. Казалось, никаких внешних повреждений у него нет, одежда на нем цела, но вот его глаза, немигающие глазные яблоки заливало радужное свечение. Он уставился на них, и Сувьель не понимала, что это — агония или экстаз.
— Да, я… я вижу змею с двумя головами, сражающимися друг с другом насмерть. Я вижу зверя в цепях. Я вижу опустошенного Хозяина, ждущего, чтобы его наполнили. Я вижу… — Разноцветные глаза обратились к Джилли. — Я вижу железную безглазую лисицу, идущую по следу, — потом он посмотрел на Сувьель, — замерзшую птицу, бьющуюся подо льдом, — потом он взглянул куда-то за их спины, — и отброшенный сломанный меч.
Сувьель догадалась, что там стоит Керен. Она подняла руку:
— Замолчи! Мы не хотим тебя слушать…
— Я должен говорить! — В его голосе звучала невыразимая мука. Алтарь совсем догорел, и тут одежды человека начали дымиться, и его рот скривился от боли. — Я вижу, как пять становятся одним, я вижу торжество силы, я вижу грядущее опустошение, я вижу, как один становится двумя… — Бревно почернело и обуглилось, огонь начал пожирать тело Авалти, он обгорел уже до груди. — Я вижу мир, погружающийся в вечную ночь…
Языки пламени устремились в его открытый рот, бедняга завопил, испытывая невыразимую муку. И через миг от него осталась только бесформенная масса, которая тут же превратилась в пепел и рассеялась. Снизу хлынуло зеленое пламя, деревянный столб обратился в прах и осел горкой на каменный пол храма. Сувьель вздрогнула и повернулась к Керен, стоявшей за ее спиной. Гевран прижимался к ее бедру.
— Что он говорил? — спросила Керен. — Он смотрел прямо на меня и что-то говорил, но я слышала только нечто похожее на шум водопада.
— Ничего важного, — ответила Сувьель, делая вид, что сама верит в это. — Он обезумел от их гнусной магии. — Она не обратила внимания на недоверчивое выражение лица Керен и направилась к Джилли, который сидел на перевернутом бочонке, разглядывая закопченные стены храма.
— Это точно был Авалти? — спросила она.
Он кивнул.
— Я слышал его пение в День Ордена, за год до того как на нас обрушились враги. Я думал, что он погиб, — хмыкнул торговец и провел рукой по лицу. — «Железная безглазая лисица, идущая по следу», что это значит? — В его голосе звучало отчаяние. — Что он пытался сказать?
Вокруг них догорали последние огни. Деревня казалась уснувшей за дымовой завесой.
— Выброси его слова из головы, — посоветовала Сувьель. — Его захватила сила Источника, которая всегда лжет.
Но худшая ложь, о которой она знала, была полуправдой. Замерзшая птица, бьющаяся подо льдом. Заводь Вуйяда.
Какая половина правда, а какая — ложь?
ГЛАВА 8
Цепи Короля объединяют нас всех в империю…
Встреча состоялась в Королевстве Сумрака, под зеленовато-желтым небом, в душной низине, заполненной неисчислимыми спящими армиями. Снова одетый в блестящие доспехи, Бернак скакал по широкому проходу мимо рядов осадных машин, всадников и повозок, солдат и зверей, тысяч воинов, пойманных в незримые тенета сновидений. Слабый ветерок шевелил знамена и доносил запах кожи и железа. На краю низины, похожей на чашу, стояла огромная, окруженная башнями цитадель. Вторая такая же постройка возвышалась вдали темным силуэтом. Мертвое молчание висело над чашей низины, нарушаемое лишь стуком копыт Бернакова коня да хлопаньем флажков.
Пока он ехал, в глубине его души шевелилось воспоминание. Он видел могучих, облаченных в шкуры дикарей, вооруженных дубинами и копьями, существ, похожих на огромных волков в кожаной упряжи, высоких воинов с черными гривами волос, державших мечи из красного металла, кавалеристов с хищными птицами на плечах, рыцарей в рогатых шлемах, с драгоценными камнями на боевых топорах…
Полк за полком, состоящий из воинов-мужчин и воительниц, все они замерли в ожидании хозяина. И все они были знакомы ему, он был уверен, что какая-то часть его существа знает их. Та часть, что когда-то была богом. Он отринул эту мысль. «Я — это я, — подумал он сердито. — А не часть какого-то голодного призрака».
Бернаку почудился смех, но потом он понял, что это доносящееся откуда-то издалека конское ржание. Он оглянулся и замер.
Четыре всадника ждали его в центре огромной, заполненной войсками низины. Четыре Повелителя Теней. Трое были в доспехах, четвертый — в черно-красном одеянии.
— Это Черный Жрец, — пояснил его конь.
Бернак невесело улыбнулся. Второй раз он пользовался услугами Слуги Обакса, чтобы попасть в Королевство Сумрака, и хотя тот больше не вызывал в нем отвращения, все же несколько пугал его и заставлял чувствовать себя неуверенно. Бернак мог теперь управлять некоторыми магическими силами, о которых знал прежде лишь из легенд и преданий, но эти силы что-то забирали у него самого. Он мог забросать врагов огненными шарами, обрушить на их головы куски льда, мог обратить их в своих рабов, изменить их плоть, разум и дух, но и сам уже не ощущал себя прежним. Но место неведения, придававшего ему уверенности, постоянно замещали теперь судьба, сила и неясное знание, погребенное в нем.
Восемь голов, четыре в шлемах и капюшонах и четыре конских, повернулись в его сторону. Бернак остановил Обакса рядом с ними, откинулся назад и взглянул на них через отверстия собственного шлема, потом указал на неподвижные войска, обведя их закованной в доспех рукой:
— Что это?
— Сны бога, — ответил ему Черный Жрец.
— Наши сны, — добавил кто-то другой, со смешком.
— Это не мой сон! — резко возразил Бернак. Поддавшись внезапному порыву, он развязал ремни тяжелого, покрытого узорами шлема и стащил его с головы. Освободившись от тьмы перед глазами, он встряхнул головой и взглянул во внезапно пожелтевшие небеса. — И что теперь показывают в ваших снах?
Из-под алых складок ткани на голове Жреца донеслось глухое звериное ворчанье. Бернак усмехнулся.
— Смерть, — ответил Жрец. — Повсюду.
— Хватит! — прервал один из всадников. — Необходимо решить кое-что.
Бернак узнал этот голос. Он звучал чаше остальных в ту первую встречу. Обакс говорил, что обладатель этого голоса называет себя Сокрытым. Остальные двое именовались Трэлор и Гразаан. Сейчас он наблюдал их совсем близко и обратил внимание на различия в доспехах. Шлем Сокрытого был украшен змеями и ящерицами. На головном уборе второго были изображены морские чудовища (Трэлор, подсказал голос Обакса у него в голове), тогда как шлем третьего украшался пауками и скорпионами (Гразаан). Бернак посмотрел на собственный шлем, который он держал в руке: клыки и бивни, оскаленные рогатые морды.
— Смерть будет повсюду, — продолжал бормотать Жрец. — Мои ученики уже начали…
— Да, начали сеять ненужный страх, — перебил его Сокрытый. — Привлекать внимание к нашим планам раньше времени.
— Влияние этой Матери-блудницы должно быть уничтожено, — заявил Черный Жрец.