4
Эта новость наполнила меня двойной радостью. Во-первых, чаша сия миновала меня, пусть на какое-то время, во-вторых, я искренне радовалась за тётю.
Не каждой женщине в столь зрелые годы даруется шанс познать истинное женское счастье, а то, что у неё оно будет, не вызывало сомнения.
Из обрывков разговоров я узнала, что Ромхат давно одинок. Первая жена его покинула этот мир много лет назад, и с тех пор он не позволял никому войти в его сердце.
Оказалось, он был не просто нашим верным помощником, но и служил самому Повелителю, исполняя долг джемата, нашего защитника.
И как только появилась возможность, он, не медля ни мгновения, обратился к отцу с просьбой о союзе с Карой.
Отец, безусловно, был изумлен, но, видя его неподдельное стремление связать свою жизнь с ней, долго не раздумывал.
Тётя приняла предложение, хотя в первое мгновение на её лице отразилось неверие, сменившееся затем робким смущением.
Я и не подозревала, что для таких союзов не требуется пышных торжеств, а достаточно лишь торжественного ужина в присутствии мейна. После него молодожены могли спокойно отправиться в дом мужа.
Тёти, оживленно переговариваясь, хлопотали над столом, словно птицы, вьющие гнездо.
Кара и Ромхат стояли возле мейна, в руках невесты трепетала алая ленточка, вторую часть которой она передала мне со словами о счастье и благополучии.
— Пусть боги одарят тебя бесконечной любовью, терпением, взаимопониманием и крепкими детьми, — пожелала мне тётя, вкладывая ленточку в мою ладонь.
С тех пор каждое утро я доставала эту ленточку из шкатулки, улыбалась и предавалась мечтам.
Пролетали дни, приближая знаменательный и волнующий день, и никто не догадывался, что на пороге нашего дома стоит роковая встреча, перевернувшая привычный ход вещей.
Начало нового дня ознаменовалось ярким солнцем, суетой на кухне. Тётя с мамой уехали на базар, а мы с Амией потихоньку сбежали под тень вяза, где проводили последние дни вместе, вспоминая наши забавы и игры.
Мы просто хотели насладиться общением друг с другом. Вполне возможно, что я потом с Амией долго не встречусь, как-никак расстояние между нашими домами будет очень велико.
Появился ветер, пригнавший с собой тучи, и вскоре закапал дождь, постепенно превращаясь в ливень, который выгнал нас из уютного гнездышка и загнал под крышу дома.
На дворе послышались голоса, и в дом вошли промокшие мама с тётей, а за ними и Ромхат с корзинами.
Шум дождя, приглушенный стенами, не мешал нам наслаждаться тихим чаепитием.
Почти вся семья собралась за столом, но в воздухе витала едва уловимая тень пустоты. Отца снова не было дома, как это очень часто случается в последнее время.
Раньше его частые отлучки в лабораторию ощущались лишь как временное отсутствие, его незримое присутствие всё равно наполняло дом. Теперь же его отсутствие стало зияющей пустотой, безмолвной трещиной, которая отражалась на нашей жизни.
Мы все только и жили ожиданием его возвращения домой. И если я раньше гордилась, что он великий целитель, спасающий людей от болезней, то сейчас его признания и достижения вдруг стали ни так важны для меня.
Я ждала его самого. Его крепких объятий, его доброго взгляда, его простого человеческого тепла.
Внезапный оглушительный стук в ворота расколол тишину. Мы обменялись взглядами, и сердца наши замерли в предчувствии, пока Ромхат отворял створки.
Надежда, что это, наконец, вернулся отец, хрупкой бабочкой трепетала в груди, но вместо него во двор въехали всадники, и во главе их восседал принц.
— Девочки, по комнатам! — властно скомандовала мама.
Пока внизу суетились, принимая нежданных гостей, мы затаились в своих комнатах, стараясь не издать ни звука, и этот строгий запрет, казалось, касался в первую очередь меня: я бы не прочь подглядеть за гостями
Амия же вся сжалась от страха — испуг темной тенью залёг в глубине её глаз.
В моей комнате воздух наэлектризовался предчувствием чего-то дурного, неотвратимого.
Неужели их просто застал дождь, и они решили переждать непогоду в нашем доме? Или все же нет? Может быть, его приезд связан с чем-то другим…
— Папа, — невольно вырвалось у меня, — с ним что-то случилось?
Но тут же я одернула себя. Если бы с отцом стряслась беда, принц бы не приехал лично; о таком сообщают совсем другие люди и совсем иначе.
И все же я чувствовала, что витающая в воздухе тревога как-то связана с этими незваными гостями.
В глубине души еще теплилась наивная мысль: он же принц, что дурного он может нам сделать?
Когда шум внизу утих, я поняла, что гостей накормили, предложили нехитрую сухую одежду и предложили отдохнуть, пока за окном бушевал дождь.
Рано утром свита вместе с принцем отбыла, и я с облегчением выдохнула.
Спустившись вниз, я ощутила, как напряжение немного рассеялось, и увидела, что лица родных, хоть и тронутые усталостью, вновь обретали спокойствие.
Главное, что кошмар миновал. Принц со своей свитой уехал, и можно возвращаться к обычной жизни, к прежним заботам и радостям.
Не привыкли мы принимать таких высоких гостей, и среди нас иногда раздавался вопрос: сумели ли мы угодить ему или нет?
Мама держалась скованно, никак не могла отпустить напряжение. Пусть принц и не высказал недовольства ни едой, ни отдыхом, сомнение, словно въедливый червь, грызло её изнутри, не давая поверить его словам.
Мы сели завтракать, как раздался голос тёти:
— А где Амия?
Вопрос повис в воздухе, словно ледяная сосулька, мгновенно заморозив пространство предчувствием беды.
Тишина стала осязаемой, тяжелой, словно войлочная ткань, накинутая на наши плечи.
В глазах, устремленных друг на друга, читалось не только беспокойство, но и какое-то предчувствие неотвратимости беды.
Казалось, даже время замерло в ожидании ответа. Секунды тянулись мучительно долго, превращаясь в вечность.
Мама побледнела, ладонь судорожно прижалась к груди, словно пытаясь удержать застучавшее сильнее сердце.
Тёти синхронно выдохнули сдавленно, будто подавились невидимым комком, и замерли, обратившись в безмолвные каменные изваяния.
Мама взметнулась вверх по лестнице, и её торопливые шаги громом раскатились в тишине дома.
Никогда бы не подумала, что в её поступи столько тяжести. Вслед за ней мешая друг другу, в дверном проёме, метнулись тетушки, внося суетливый хаос.
Дверь в комнату сестры захлопнулась прямо перед моим носом, отрезав меня ото всех.
Сколько бы я ни давила на ручку, не дергала её, казалось, за той стороной дверь подперли грудой камней.
Прильнув ухом к холодной поверхности, я тщетно пыталась услышать хоть что-то.
Тишина… лишь едва уловимый приглушенный всхлип пробился сквозь толщу дерева.
Почему меня не пускают? Что с Амией? Отчего такая зловещая тишина и никто не выходит? Что произошло?
Ледяной коготь страха сжал мое сердце, а воображение уже рисовало самые жуткие картины.
Амия! — вопль сорвался с моих губ, полный отчаяния. — Мама! Тёти! Откройте! Умоляю, пустите!
Я билась в дверь, и она внезапно открылась, что, потеряв равновесие, упала в руки тёти Селим.
Она подхватила меня, словно хрупкую куклу, и вынесла в коридор. Дверь за нами захлопнулась с глухим стуком, отрезая от остальных.
.— Пустите! — я билась в её руках, захлебываясь криком… — Да пустите же меня.
Слезы отчаяния обжигали щеки, спутанные волосы хлестали по лицу. Я повисла на руках тёти Селим, обессиленная и сломленная.
— Пойдём, эврам, тише, тише, — шептала она, ее голос дрожал, как осенний лист на ветру. — Не кричи так громко. С Амией всё будет хорошо, она жива. Просто… просто немного приболела.
Она незаметно подталкивала меня в мою комнату. Я видела, как слезы блестят на её щеках в полумраке коридора.
Если с Амией всё хорошо, почему же она плачет? И почему волосы её не покрыты платком, как будто случилось непоправимое?
Я уцепилась за дверной косяк, вцепившись пальцами в дерево.
— Не врите мне! Я знаю! — хрипела я, чувствуя, как в горле поднимается ком, не дающий дышать. — Что случилось? Что с Амией? Где мама? Где все?
Тётя Селим обхватила мое лицо ладонями, большим пальцем вытирая слезы.
Ее взгляд был полон боли и отчаяния, зеркально отражая моё собственное состояние.
Она притянула меня к себе, крепко обнимая.
— Эврам, милая моя, все очень сложно. Мама сейчас там, она нужна Амии. А Амия… Амия нуждается в покое. Ей сейчас очень тяжело, и ей нужно, чтобы ты была сильной. Ты же моя умница, ты справишься. Пожалуйста, не кричи. Не делай ей ещё больнее. Пойдем, я напою тебя чаем, а мама потом всё тебе объяснит.
Так под тихий шепот тёти я оказалась в своей комнате. Меня усадили на постель, и тётя напоила меня чаем, вкус которого я не чувствовала.
Мои мысли все были в комнате Амии, моей сестрёнке, которой я не в силах помочь.
Я была в неведении, не понимала всего произошедшего и это меня больше всего угнетало.
Тётя выскользнула из моей комнаты, лишь тогда, когда я, окончательно обессилев, рухнула на кровать и смежила веки.
Слёз не осталось, лишь судорожные всхлипы терзали грудь.
Тишина, нависшая в моей комнате, звенела в ушах оглушительнее самых громких взрывов.
Она давила, словно вакуум, высасывая остатки ясности из сознания. Вопросы кружились хаотично, не находя ответов, сталкивались друг с другом, порождая лишь новые порции неразберихи.
Чувствовалось, что где-то рядом, совсем близко, кроется ключ к пониманию, но он ускользал, как вода сквозь пальцы.
Сон, целительный и милосердный, укрыл меня в своих объятиях, воздвигнув хрупкую преграду между мной и той всепоглощающей болью, что сдавливала грудь.
Но с первым лучом рассвета ворох неразрешенных вопросов вновь нахлынул, требуя ответов, словно голодные птицы.
Мать сидела рядом. В некогда лучистых глазах плескалась лишь выцветшая тоска.