Отчаявшийся взгляд Сергея… Выжил ли он? И если да, то как он живет с мыслью, что лишил жизни ту, которую любил?
В его глазах в те последние секунды бушевал ураган — любовь, перемешанная с бездонной пропастью отчаяния….
Любила ли я его? Сейчас, когда я узнала правду о его рода деятельности, что-то щелкнуло в груди, и я бы точно не ответила на этот вопрос однозначно: с таким человеком я бы не осталась и, выжив тогда, не сказала бы о своей беременности.
Нет, я бы не отказалась бы от ребенка — он же не виноват, что я слишком увлеклась мужчиной… и проглядела врага… а может, он не враг?…
Впрочем, каждый зарабатывает так, как может, как бы это не звучало цинично.
«Ой, Ольга, а ты его оправдываешь…. По-видимому, да…. Или я за своим оправданием скрываю свою любовь?… Но уже ничего не вернуть и не изменить….»
Впрочем, я никогда не промахивалась, и предчувствие подсказывает, что мы умерли в один день и в один час, как в доброй счастливой сказке.
В моём случае с печальным концом… Мой малыш — вот кто не заслужил смерти, так и не родившись.
А это уже моя вина. Нужно было сразу подать рапорт, а я решила последний раз сходить на задание.
«Вот и сходила…. Последний раз…. Пусто и больно сейчас от моего необдуманного решения на душе….»
На моих глазах появились слёзы, и одна из них тихо поползла по щеке, оставляя мокрый след.
Смахнув её рукой, рвано вздохнула….
Тогда как понимать, что всё время чувствовала себя Оликой? Её мысли были моими, её поступки — моими, словно это я проживала новую жизнь.
Может, проживала? Но тогда почему я не помню, что было до дня, когда Амия, по сути, вышла замуж….
Странные, правда, у них обычаи….
Совсем не помню себя маленькой… Словно сразу родилась взрослой.
«Постой, постой… Она же сорвалась с дерева и упала, сильно стукнувшись головой, и я точно помню это мгновение. Неужели моя душа могла вселиться… именно в тот миг? Бред какой-то, чистая фантастика. Но если все же… Возможно ли, что тогда от сильного удара она погибла? А душа…, а её душа не успела или не захотела покинуть тело, цепляясь за жизнь из последних сил, в то время как меня уже неумолимо увлекло в эту оболочку? Или… может быть, наши души — родственные искры, сплетенные невидимыми нитями судьбы, что просто растворились друг в друге? Переселение душ из одного тела в другое. Нет! Это уже за границей моего понимания. То тогда как всё это понимать? Ребус какой-то.»
Комнату постепенно заполняли лучи солнца, высвечивая утонченное убранство.
Я осмотрела комнату и направилась к одной из дверей, решив найти ванную комнату.
От всех мыслей кружилась голова, и одна очень настойчиво всплывала то и дело.
Ополоснув лицо водой, я взглянула в зеркало. Я не раз видела новое своё лицо, вернее сказать, лицо Олики.
Миловидная девушка с большой пышной черной косой, немного вздернутый носик, голубые глаза и брови с небольшим изломом.
Восточная красавица… стоп…
Изображение красавицы немного не соответствовал первоначальному образу.
Изменились глаза. На меня смотрели зеленые глаза взрослой женщины.
В зеркале была не Олика, а я — Ольга.
«Две души уже рядом, но одна лишь останется из них…» — эхом донёсся голос старой провидице.
На миг меня швырнуло назад, в ту самую секунду, и я ощутила на себе ее пронзительный взгляд, будто всё происходит наяву.
Холодная дрожь пронзила тело. Я отвернулась от зеркала, словно оно было окном в давно ушедшее время, и с трудом перевела дыхание от осознания, что душа Олики покинула этот мир навсегда.
Нет больше той нежной, хрупкой девочки, которая, возможно, была моей сокровенной частью, прожитой мною такое маленькое время.
Говорят, в глубине души каждого из нас живет ребенок, которого мы, взрослея, запираем за семью замками.
Замки эти ржавеют, ключи теряются, и порой мы забываем о нём или просто боимся выпустить на волю чувственную часть души.
А Олика — она как потаённая часть моей души…
А принц в своих сапогах, запачканных вседозволенностью и высокомерием, безжалостно втоптал в грязь самое чистое и нежное создание.
Чем провинилась перед ним семья Олики?
За что он так жестоко обошелся с Амией, словно она была сорняком на его пути?
По какому праву обломал крылья трепетной любви, что только-только распустилась в сердцах двух влюбленных?
Растоптал их надежды, унизил их достоинство, уничтожил их мечты. Развеял пеплом некогда достойную семью, оставив лишь горечь и отчаяние. За что он так поступил? За что?
Холодная вода коснулась разгорячённого лица, словно ледяной поцелуй, и в мутном зеркале отразился суровый взгляд зеленых глаз.
В них плескалась не скорбь и не утрата, а ярость — глухая, клокочущая лава, прорвавшаяся из глубин и опалившая душу.
Я выпрямилась, вцепившись побелевшими пальцами в край раковины. Вода стекала по подбородку, капала на тонкую ткань сорочки, но я не обращала внимания.
Ярость требовала выхода, она горела внутри, подталкивая к действию, к мести.
Зеркало напротив, казалось ранее врагом, отражая не моё истинное лицо, а маску, которую я носила столько лет — маску покорности и кротости.
И вот теперь, когда маска треснула, в глазах вспыхивали отблески пламени.
Я вспоминала каждое слово принца, каждый взгляд, каждую его ядовитую улыбку, которая появлялась на его лице.
Он думает, что я слабая, безвольная, пешка в его руках? Что буду его покорной рабыней и выполнять его любое желание?
Как же он ошибается.
Я не сдамся. Я не буду безвольной куклой, угождающая его похоть. Я буду мстить при первой же возможности.
— Буду молчать, буду затаиваться, но найду способ убить тебя, принц Роул Ивэз. И мне плевать, что ты неприкасаемый, сын Повелителя. Ты такой же человек, какой была Олика и её родители. Многие живые достойны смерти, а многие мертвые достойны жизни. Ты недостоин жить! — выплюнула с яростью.
Сейчас здесь, в ванной комнате, расправив хрупкие плечи, стояла Ольга Серёжкина, с вызовом глядя на свое отражение.
Вскоре в комнату вошли три женщины. Одна из них, облаченная в коричневое платье, сразу выдавала свой почтенный возраст.
Наряд, искусно расшитый узором по краям рукавов и подола, тщетно пытался скрыть полноту фигуры.
Шапочка, словно скромная корона, прятала лоб, а один конец объемной шали небрежно покоился на плече, добавляя облику величавое спокойствие.
Юные девы кутались в скромные длинные туники, чьи складки ниспадали на шаровары, а головы их были укрыты платками, прячущими шелковистые пряди волос от посторонних взглядов.
Старшая, окинув меня взглядом, цепким и оценивающим, словно придирчивый торговец выбирает лучший товар на рынке, проронила тихим, но властным голосом, в котором звенела сталь:
— Я — ункар, старшая в гареме. Зови меня ункар Ману. Эти девушки, Риза и Сара, отныне станут твоими тенями, служанками, готовыми исполнить любой твой каприз. И хотя сейчас ты купаешься в милости, удостоенная чести жить в покоях господина, помни: благосклонность его непостоянна, как мираж в знойной пустыне. Будешь покорна и угодлива, дольше удержишь его ускользающее внимание. Господин наш превыше всего ценит кротость, смирение…, а тайны наслаждения, секреты обольщения тебе откроет Амдар, наш евнух, хранитель запретных знаний. Он почтит тебя своим визитом позже. А сейчас девочки подготовят тебя к встрече, облачат в шелка и ароматы. Господин может явиться в любую минуту, словно знойный ветер, и ты должна быть готова предстать перед ним во всем своем великолепии. Приступайте!
Словно повинуясь незримому дирижеру, Риза и Сара возникли рядом и, словно две тени, подхватили меня под руки и потащили в купальню.
Я не успела вымолвить ни слова, да и зачем?
Они лишь марионетки, безвольные куклы, послушные винтики в безжалостном отлаженном механизме гарема.
Сопротивляться было бессмысленно. Доказывать что-либо этим девушкам — все равно, что пытаться удержать ветер в ладонях или спорить с неумолимыми волнами времени.
После освежающей купели, благоухая нежным ароматом, словно летний луг в росе, я удостоилась трапезы.
На изящном круглом столе, подобно сокровищам, сверкали всевозможные яства.
Запеченная курица с овощами, янтарный абрикосовый суп, тающий во рту щербет, хрустящие свежие овощи и экзотическая боза — густой сладкий напиток, похожий на пудинг, сваренный из пшена.
Всего было предложено понемногу, но изобилие яств поразили меня.
Неужели они решили, что я способна осилить такое количество еды? Или, быть может, просто не догадываются о моих скромных предпочтениях? Скорее всего, второе: ведь внимательные взгляды девушек неотрывно следили за каждым моим движением, с любопытством отмечая содержимое моей тарелки.
Я попробовала всего и помаленьку — воспитание удерживало меня в рамках, потому что мамин голос вновь зазвучал в памяти, предостерегая от чрезмерности.
И глаза непроизвольно наполнились слезами, видимо, за это время меня прочно связали незримые нити с этой семьёй, вплетая в их жизнь часть моей души.
Меня оставили наедине со своими мыслями, и вскоре в покои, словно диковинная рыба, вплыла дородная фигура.
Мужчина, невысокий, облаченный в пеструю рубашку и безрукавный халат, с чалмой, венчавшей его голову, двигался плавно, перетекая из шага в шаг, словно живое желе.
Его хитрые глазки, поблескивая, скользнули по мне, и вдруг лицо расцвело лучезарной улыбкой.
Он картинно развел руки в стороны, выражая восторг.
— Тц, тц, тц… — зацокал он языком, покачивая головой. — Какой дивный бутон появился в нашем саду! Вах, какой цветок предстанет пред очами нашего господина, услаждая его взор!
Он подошел ко мне, сложил руки на своём животе и, наклонив голову, прошелся вокруг меня и уже профессионально разглядывая товар, который будет радовать господина.
Я настороженно следила за его перемещениями вокруг своей оси, полагая, что это и есть евнух Амдар.