Его слова, сладкие как шербет, вызывали лишь настороженность.
Он приблизился так близко, что от него повеяло запахом сандала и чего-то приторно-сладкого, похожего на розовое масло.
Он обвел меня ещё раз оценивающим взглядом, задержался на моих руках, затем на волосах.
— Не бойся, красавица, — проворковал он, словно голубь. — Тебе здесь ничего не грозит. Господин наш добр и щедр. Он оценит твою красоту по достоинству. Тебе будут доступны лучшие шелка, лучшие яства и самые изысканные украшения.
Его пальцы, унизанные перстнями, коснулись моей щеки. Я отшатнулась.
Его улыбка померкла, уступив место выражению легкого раздражения.
— Не стоит быть такой пугливой, — прошипел он, — запомни: покорность — твой лучший союзник. Сейчас я прикажу принести тебе благовония и лучшие наряды. И до появления господина я научу тебя некоторым азам обольщения, которые помогут расслабиться тебе и принести удовольствие господину.
Он повелительным жестом призвал мужчину и девушку. Те, склонившись в низком поклоне, замерли в ожидании, словно тени, пока его милостивое соизволение не позволит им приступить к предназначенному уроку.
Я опустилась в кресло, будто подкошенная, и ощущение нереальности происходящего сдавило грудь.
Казалось, я попала на съемочную площадку фильма с пикантным сюжетом или в обитель безумия, где все границы приличий стерты начисто.
Я, конечно, не ханжа, и много раз видела постельные сцены, но там был просмотр в одиночестве, а здесь…, прилюдно…, и с комментариями….
Евнух, стоявший поодаль, наблюдал за происходящим с непроницаемым выражением лица, подсказывал и поправлял их.
В голове проносились обрывки мыслей. Где я? Что здесь происходит? Это сон? Или я сошла с ума?
Чувство нереальности происходящего только усиливалось, и я чувствовала, как мой разум постепенно отключается, не в силах воспринимать все это.
В общем, моё ледяное спокойствие дало трещину….
Холодный и пронзительный взгляд евнуха скользил по моему лицу и считывал мои эмоции, которые отражали мое отношение ко всему происходящему.
Я почувствовала, как по телу пробежала дрожь, когда наши взгляды встретились.
В его глазах не было никого сочувствия или понимания: как невинная девушка должна смотреть на всё это непотребство.
Во рту образовалась сушь, и я, словно путник, измученный жаждой, одним глотком осушила стакан.
Лицо горело багровым пламенем, объятое негодованием и бессилием.
— Ты все запомнила? Или повторить? — прозвучал голос, обжигающий холодом, как лезвие клинка.
От былой лучезарности не осталось и следа. На меня смотрел человек, способный заставить не просто смотреть, а заворожено вглядываться в каждую деталь, в каждый изгиб греховного танца.
А если я откажусь…, то он заставит. У меня не было сил говорить, и я просто кивнула в знак согласия.
— Запомнила, — прокаркала я сухим голосом.
Он окинул меня сомневающимся взглядом и удалился, всё так же перетекая из шага в шаг.
Как ни крути, а этот пикантный урок зажег желание и во мне. Словно одержимая, я поспешила в купальню и с упоением погрузилась в прохладную глубину бассейна.
Вода приняла меня в свои объятия, и я на миг задержалась в безмолвном подводном мире.
Вынырнув, я увидела перекошенные от тревоги лица моих служанок, заглядывающих в воду с неподдельным ужасом.
Я криво усмехнулась. «Не дождетесь! Рано хороните, глупышки. У меня еще с принцем счеты не закрыты, а там, глядишь, и для себя время найдется.»
Девушки переглянулись между собой и выдохнули. Я не знала, что если бы со мной что-то случилось, то девушек ждала бы незавидная участь.
Плети — самое лёгкое наказание за потерю миризы(наложница) принца.
Некоторое время они наблюдали за мной, а к ночи исчезли. «Вот и славно, а постараюсь сегодня сбежать».
В эту ночь сон бежал от меня. Я выжидала полуночный час. Сорвав простыню с ложа, я разорвала ее в клочья, сплетая из них подобие веревки.
Один конец привязала к ножке ложа, другой перекинула через балконные перила.
Сердце замерло в предчувствии, и я начала свой рискованный спуск в объятия ночи. Земля, такая желанная и близкая, манила прохладой и спасением, и была совсем близка….
Но вдруг, словно из тьмы крепкие руки сомкнулись на моём теле.
Вскинув голову, я увидела в тусклом свете луны джемата. Его лицо, как маска, не выражало ничего. Он держал меня в стальной хватке, не знающей ни нежности, ни жалости.
Любые попытки вырваться были тщетны. Безмолвно он снял свою чалму, укрыл ею мое лицо, скрывая от луны мой стыд и отчаяние.
И также в мертвом молчании, развернувшись, понес меня обратно во дворец, в золотую клетку моей судьбы.
Лишь его шумное дыхание выдавало в нем живого человека, а не бездушного истукана.
Тишина дворцовых коридоров дрожала под тихим стуком его шагов. У дверей моей темницы я увидела замешательство, застывшее на лицах стражников.
Под его взглядом, обжигающим хуже адского пламени, они съежились, словно приговоренные к неминуемой гибели.
Не их вина, что все обернулось именно так, но кого это тронет? Они упустили то, что считалось собственностью господина. Расплата неминуема, и я — причина их грядущего наказания.
Простите меня, мальчики, я не хотела вас подставлять. Но свобода — моя единственная цель, и я не виновата, что ваши законы, по которым вы живете, столь беспощадны.
Теперь путь к свободе был безвозвратно отрезан навсегда. Откуда он только взялся, этот страж?
Возможно, он просто таился в тени, поджидая кого-то, а тут ему прямо в руки падет мириза, или же бдительно обходил дозором территорию? И словно по злому року, я угодила прямо в его цепкие руки.
«Побег захлебнулся, — отчаянно пульсировало в висках. — Принц не оставит это без внимания, его гнев обрушится на меня, как беспощадная буря. Зная его изощренную жестокость, наказание не заставит себя ждать.»Что ждет меня? Неужели гарем, эта золотая клетка, где дни тянутся, словно века?
Или плети, оставляющие на теле огненные росчерки боли? А может, и вовсе смерть?
Плети…. Лучше плети, пусть останутся шрамы, как напоминание о свободе, как шанс на месть. Иначе как я смогу отомстить ему?
Даже нож в моих руках — жалкая игрушка. Память хранит приемы, отточенные до совершенства, но тело… оно предает. Слишком слабое, изнеженное….
Нужно время, чтобы вернуть былую силу, вдохнуть жизнь в уставшие мышцы….»
Мысли роились в голове, словно потревоженный улей, не давая покоя. В этой безумной круговерти ожидания я провалилась в беспамятство, и сон накрыл меня тяжелым покрывалом.
Принц появился эффектно: с шумом открылась дверь, будто он открыл её с ноги.
Взгляд не предвещал ничего хорошего, всё же ему доложили, что меня поймали.
Впрочем, это можно было ожидать. После моего побега я замечала из-за занавесок, выглядывая в сад, охрану, которая сторожила эту часть сада, не давая возможности мне повторить попытку.
У меня не было возможности даже погулять. Я была в золотой клетке, где меня мыли, кормили и сторожили. Мои служанки всегда находились рядом, как привязанные.
Принц быстрым шагом дошел до меня, стоящей около балкона, куда пододвинули седир(Наподобие дивана. Каркас слегка приподнят над полом, имел мягкую спинку или подушки, где люди сидели со скрещенными или подогнутыми ногами).
Здесь я могла наслаждаться свежим воздухом и красотой сада.
Даже на балкон я не решалась выйти, хотя он был совсем узким, всего-то два шага в ширину.
Но на мне было лишь легкое, почти прозрачное одеяние, слишком откровенное, чтобы предстать в нем перед чужими взглядами.
Он цепко схватил мой подбородок и впился взглядом. Его ноздри расширялись от ярости, а красивые губы источали гневную гримасу.
— Решила бежать? Глупая, самонадеянная рабыня. А ты знаешь, как наказывают за непокорность? Смерть! — выплюнул он.
В моих глазах промелькнул страх. Я не была готова вот сейчас расстаться с жизнью…
Прочитав моё смятение, он надменно улыбнулся.
— Вот так-то. Ты должна ответить за открытое неповиновение твоей сестры. Я выбью непокорность из твоих глаз. Ты будешь валяться в ногах, и просить пощады….
— Нет, — еле разомкнула сдавленные губы, но ответила ему.
Он глубоко вздохнул, словно подавился воздухом и ударил меня. Я повалилась на седир. Подушки смягчили удар.
В его руке змеей взвилась треххвостая плеть. И вот уже огненные полосы рассекают воздух, обрушиваясь на меня градом обжигающей боли, словно выжигая клеймо на самой душе.
Стиснув зубы, я молчала, сжимая рукам подушку. Каждая секунда казалась вечностью, а каждая полоса плети оставляла не только физический, но и моральный шрам.
Я видела в его глазах не гнев, не ярость, а какую-то холодную, расчетливую отстраненность, будто я была не живым человеком, а куклой, предназначенной для мучений.
Пелена слёз заполнила мои глаза, и если он ждал крика от меня, то только мог услышать моё мычание сквозь зубы.
Оставалось лишь терпеть и ждать, когда этот кошмар закончится.
Но он не останавливался. Плеть взлетала и опускалась с неумолимой регулярностью, словно маятник смерти.
Я чувствовала, как тело слабеет, а сознание меркнет. Вскоре боль притупилась, а вместо нее пришла какая-то странная отрешенная ясность.
Я смотрела на него, на его руку, на эту проклятую плеть, и понимала, что он не сломает меня.
Он может мучить мое тело, но мою душу он не тронет. Моя сила — в моем молчании, в моей непокорности.
И пусть он продолжает свою пытку, я буду всегда смотреть ему в глаза с непокорностью и презрением.
В конце концов, его движения замедлились, а взгляд потух. Он отбросил плеть, словно она внезапно стала слишком тяжелой.
Я осталась лежать на седире, разбитая, истерзанная, но живая. И в этой тишине, наступившей после бури, я услышала шепот своего сердца: "Ты выстояла".