— Да, уссстраивают, посссле того, как ты попыталсссся что-то сссоздать и ничего толком не получилосссь. Мир, где в реках вмесссто воды течет вино, а в таверне ты сссам разливаешь пиво сссвоим друзьям….
— …да, и на деревьях листья играют веселую музыку, а им подпевают….
— … лягушки в прудах из не забродившей браги. Голо, пустынно, сссловно все свои мозги потеряли…
— ….да что понимаешь ….
— … ничего путного….
— …нет там никого….
— …гномы…
— …полуорки….
Полемика между ними напоминала скорее спор. Каждый стремился переговорить другого, словно боясь упустить ускользающую нить истины.
Казалось, они существуют в разных плоскостях, их слова пролетали мимо, не находя отклика друг у друга.
И лишь изредка, словно случайное эхо, обрывки фраз совпадали в этом хаотичном танце словесности.
— Зато там весело, а здесь что? Зелень, цветочки, которые скоро засохнут. Нет раздолья. Развернуться негде. И вообще, такого мира, как у меня, ни у кого нет. Вот немного доработаю его, и тогда и увидите, на что я способен, — он резко развернулся, отчего его кудрявые волосы взметнулись, и исчез.
— Иллюзию нельзя доработать, которая скоро пропадет, — последние слова Сурры юноша уже не слышал.
— Сурра, ну почему ты его не любишь? Пусть создает свой мир, какой ему нравиться, — раздался мягкий голос.
— Мир должен быть садом, цветущим и плодоносящим, а не безжалостной пустыней, иссушающей тело и душу.
— Ну, а как же искры радости, мимолетные мгновения беззаботного веселья? Без них жизнь была бы скучна, — возразил голос, стараясь смягчить суровый тон.
— Искры радости хороши, как кратковременный дождь в засуху. Но если вся жизнь — лишь погоня за этими искрами, то сад превратится в выжженную землю, где ничто не сможет прорасти. Радость, не подкрепленная трудом и созиданием — лишь мираж в пустыне, обманчивое видение, которое исчезает, как только ты пытаешься его коснуться….
Видение исчезло на миг, и вновь я увидела землю, когда-то зеленеющую и цветущую, покрытую слоем песка.
— Бахус! Зачем ты это сделал? — кричал отчаянный голос, а затем послышался плач.
— Прости, сестра. Я не хотел, чтобы так получилось. — Но вот смешливая улыбка на его лице говорила совсем о другом: раскаяния не было.
— Малолетний сссорванец! — прогремел голос Сурры, и она попыталась схватить хвостом верткого мальчишку, но тот ускользал от неё и весело смеялся.
— Сестра. Я верю в тебя, — веселый смех и прыжок от метнувшегося хвоста. — Ты все исправишь….
И я вынырнула из сна.
— Хмм, сделать хотел грозу, а получил козу….Тот ещё недоделанный волшебник, — подытожила свой сон, который, скорее всего, что-то и хотел приоткрыть, но вот только что?
Не думаю, что я Богиня Алаиса. Ну, как-то не верилось пока в эту теорию змеи. Пока.
В одном из сундуков нашла одежду, хотя мое голое тело не вызывало у меня ни смущения: я тут одна и некому бросать оценивающий взгляд на мои телеса, ни стыда за мой неподобающий вид.
Холода я не чувствовала, хотя воздух был прохладный: все же меня вокруг окружали камни, и они, вернее всего, отдавали тепло от раскаленного солнца наверху. Так что мне было комфортно, но обследовать свой найденный уголок тишины все же лучше в одежде.
И я занялась обустройством, тем более Сурра мне посоветовала пока остаться здесь, в приготовленном мною когда-то месте.
Наши желания слились воедино, ведь мне требовалось восстановить силы, обрести покой, а уж потом решать, как выбраться на поверхность и продолжить свой путь сквозь безжалостную пустыню.
Раз уж голос подсознания так настойчив, стоит к нему прислушаться — интуиция не раз выводила людей из самых безнадежных ситуаций.
Убрав из зала камни, расчистила пол от песка, используя лоскуты моего когда-то платья.
Маленькое пространство заиграло цветной палитрой уложенной плитки. И если представить всю картину целиком, то это было бы просто потрясающий вид.
Вскоре в зале появились цельные вазы, которые нашла, осматривая залы и закоулки.
Они, словно чудом уцелевшие свидетели былой роскоши, прятались в нишах, в отличие от изваяний и бюстов, принявших на себя основной удар при разрушении.
Заглянув в каждый сундук и ларец, я с трепетом перебирала свои сокровища. И если интуиция не обманывала, если ощущения не лгали, все это богатство принадлежало мне по праву.
Точь-в-точь как Алладин, нашедший пещеру, искрящуюся неисчислимыми сокровищами.
Однако, вспоминая слова Сурры о моей божественной сущности, я лишь усмехнулась.
Увы, ни искры божественного огня в себе не чувствовала. Будь во мне хоть капля волшебства, разве дала бы принцу шанс уничтожить мою обретенную семью?
Впрочем, теперь у меня появился шанс отомстить за все его злодеяния. Да и можно ли доверить такому правителю судьбы людей? Ответ будет очевидным.
Я удивлялась, как я могла создать уют в сокровищнице. Здесь было все для нормальной жизни.
Все же, неужели у меня правда была магия? Только при помощи этих сил можно было зачаровать продукты, чтобы не портились, поставить мебель и даже приспособление для приготовления горячей пиши, которая напоминала сенсорную варочную панель.
Только вместо привычных кнопок взгляд натыкался на россыпь миниатюрных, словно живых бугорков.
И здесь я доверилась внутреннему чутью, и мои пальцы нашли оптимальный вариант для разогрева плиты.
— И что будешь делать, когда она все вспомнит? Ох, не поздоровиться тебе? — Локар, предок Бога Локи, посматривал с Небес на красавицу Богиню Алаису, которая сладко спала в своем разрушенном дворце.
— И не забывай, что пока родители не прознали про твою шалость. Даже и не представляю, во что обернется их наказание. Лишить Богиню её магических силы — это чревато последствиями.
— Ой, не вгоняй в тоску. Весело же! А то — Алаиса умница, серьезная, трепетная…. Брр, как скучно, — отозвался Вахус. — И вообще, пусть умница немного побудет человеком, она же сама мечтала. Вот и пусть исправляет без магии и своих сил. Люди — унылая братия. Работают, рвут жилы. Создают себе проблемы, а потом задают себе же вопросы: ах, почему? Ах, за что? И уже с видом мучеников их решают. Вот я и решил дать ей шанс ощутить эту человеческую возню на собственной шкуре. Еще раз повторяю: она сама этого хотела. Люди только тогда настоящими становятся, когда хмель в голову ударит, когда все эти дурацкие рамки приличий и правил рушатся. Вот тогда-то и начинается самое интересное представление.
— Ты мог бы её остановить.
— Зачем? Пусть набирается опыта. Я же не чудовище, чтобы отнимать у сестры дар богов, только перенаправил в другое место. Пусть сама разгадает эту загадку, сама отыщет свой путь. А я с улыбкой буду наблюдать.
— Как бы она потом не посмеялась над нами, когда жезл правосудия коснется нас. Я сразу скажу, что я ни при чем, и ничего не знал.
— Вот ты обманщик! — но негодующий тон Вахуса никак не соответствовал веселому образу Бога веселья и озорства.
Более противоречивого Бога, чем он, днем с огнем не сыскать в небесных чертогах.
А вот союз Бога веселья и Бога обмана — это уже взрывоопасная смесь.
Ну что взять с молодых тысячелетних Богов, когда неконтролируемая энергия зовет к приключениям.
Пока в них витает не мудрость веков, ибо она еще не пропитала их умы, не смирение перед судьбой, ибо они сами творят ее. Скорее всего, им нужны испытания, способные обуздать их силу, цели, достойные их амбиций.
Они подобны грозовым тучам, полным нерастраченного потенциала, готовым обрушиться либо благодатным дождем, либо разрушительным ливнем. Направить бы их энергию в конструктивное русло, дать им сражения, в которых они смогут доказать свою доблесть, чтобы они поняли цену, которую придется заплатить за победу. Пусть они узнают, что сила без ответственности — это проклятие, а бессмертие — не повод для безрассудства.
Воды омывали мое тело, даря незабываемые минуты блаженства и умиротворения, словно шелковый покров, сотканный из прохлады.
В такие мгновения время теряло свою власть, мысли текли плавно, как течение реки, несущей на своих волнах обрывки воспоминаний. Казалось, можно было оставаться здесь вечно, в этом коконе безмятежности, огражденном от внешнего мира стенами из голубой плитки и шепотом струящейся воды.
Я понимала, что это лишь временная передышка. Рано или поздно придется вернуться к реальности. Но сейчас, в этот краткий миг блаженства, можно позволить себе забыть обо всем, раствориться в ощущении покоя, почерпнуть силы для новых свершений.
Моя безмятежность, словно хрупкий лед, треснула под напором внезапного осознания: тело налилось чужой непомерной тяжестью, раздалось в размерах. Веки, дотоле сомкнутые в дреме, распахнулись, и в зеркальной глади показалось змеиное отражение.
Бело-желтое тело, властно изогнувшись, взметнулось над водой, а затем, плавно рассекая ее, скользнуло вглубь. И словно удар молнии, пронзила мысль: это я! Я плыву в змеином обличье! Сердце замерло в ледяном ужасе. Я Сурра, воплощенная в чешуе!
Неопределимым желанием было закричать, а лучше забиться от страха в темный угол, от мысли, что я чудовище, и не выползать оттуда никогда. Как такое возможно? У меня не укладывалось в голове.
Паника, ледяной хваткой сковавшая сердце, шептала, что, возможно, больше никогда не смогу стать человеком.
Сколько продолжалось мое неадекватное состояние, я не знаю, но пришла в себя человеком, уютно примостившись на мягких подушках.
— Ух, я человек! — выдохнула с облегчением.
Оглядывая себя со всех сторон, пришла к неоднозначному выводу, что по ходу я оборотень или вернее сказать, человек, имеющий вторую ипостась, или змея, имеющая ипостась. Разберись теперь с этим новым поворотом судьбы.
То, что я наивно принимала за подсознание, оказалось моим заблуждением.