Их товары, брошенные на произвол судьбы, стали жадной добычей пустыни.
С тех пор никто не осмеливался посягать на новоявленные оазисы, ставшие вратами, через которые хлынул поток беженцев в наше царство, оставляя за собой зияющие бреши в экономике соседних королевств.
Шепот о далекой стране, где труд вознаграждается, а кров над головой — не роскошь, а данность, гнал людей навстречу мечте.
Впрочем, и до этого к нам стекались те, кого жизнь выбросила на обочину. Мы подбирали даже беспризорников, даря им кров и семью: в приемных домах или под опекой заботливых сердец.
Мы были своего рода санитарами улиц, избавляя города от «отбросов» до которых не было дела надменным Правителям.
Наше Шантарское царство купалось в лучах процветания. Торговые пути потянулись к нам, словно нити к драгоценному камню, и караваны, груженные диковинными товарами, бороздили песчаные моря пустыни.
Мешочки розовой, словно утренняя заря, пустынной соли и оранжевой, искрящейся, как закатное солнце, приправы; амбра, сияющая чистотой алмаза, и пряный дух лаванды, смешанный с лимонной свежестью, бальзамы — все это манило купцов из дальних стран.
Травы и готовые составы для целителей, да и для простых смертных, чья казна не могла выдержать бремя дорогостоящего лечения, щедро предлагались на наших рынках.
Вглядываясь в лица людей, мы открыли, что среди них есть женщины, знающие язык трав, шепчущие снадобья, и целители, доселе скрывавшие свой дар.
И теперь, освобожденные от страха, они могли следовать дару природы. Первые женщины — целительницы, готовые прийти на помощь в любом недуге, поначалу вызывали опаску, настороженность в глазах.
Но мы знали, что новое прорастает в нашей жизни медленно, как росток сквозь каменистую почву, но неумолимо. Оно течет подобно реке, прокладывающей себе путь.
И вскоре Фартах озвучил мысль, доселе витавшую в воздухе тонкой паутиной предчувствий: нам необходимо наладить дипломатические отношения. Было с одной стороны странно, что до сих пор никто не проявил инициативу первым. Чего они ждут? Упреждающего шага? Или нашу ошибку?
Возникает вопрос: с кого же начать? И главное, кому доверить столь деликатную миссию посланника?
До этого никто не ступал на эту стезю, а я не могла предстать перед Повелителями в своем… столь пикантном положении.
Весть о моем грядущем материнстве обрадовало всех, но ярче всего Миру. Я и представить не могла, что ее забота обернется таким трепетным, до дрожи внимательным и почти навязчивым вихрем.
Привыкшая полагаться лишь на собственные силы, я ощущала ее опеку двойственно. Порой хотелось грубо оттолкнуть её и оградить свое личное пространство, а иногда хотела утонуть в нежных и заботливых объятиях, словно в материнских.
Фартах, чутко улавливая бурю моих эмоций, тихо шептал, успокаивая:
— Она всегда мечтала о дочери, а теперь обрела и дочь, и скорое счастье внука или внучки. Позволь ей купаться в лучах сбывшихся надежд.
Наши отношения с ним были окутаны дымкой неопределенности, сотканной из уважения и скрытых чувств. Он свято оберегал мою независимость, словно хрупкий цветок, и внимательно слушал каждое слово, каждое предложение, каждое начинание.
Иногда что-то дополнял, а порой, погружаясь в молчаливую задумчивость, обдумывал сказанное. Это было скорее похоже на дружбу, где каждый из нас находил что-то свое.
И лишь порой, мимолетно, я ловила на себе его нежные взгляды, словно лучи солнца, пробивающиеся сквозь листву. Взгляды, которые он тут же прятал, словно боясь выдать тайну, хранимую в глубине сердца.
Я догадывалась, что было за этими взглядами. Брошенные слова «я подожду» были, как выстроена стена между нами. Ожидание — это всегда испытание. Для того, кого ждут, и для того, кто ждет.
А он ждал. Молча, с достоинством, с той самой стеной между нами, которую сам и возвел. И это ожидание, его терпение еще больше давили на меня. Как будто он проверял меня на прочность, испытывал мои чувства. Или, может быть, он просто давал мне время, чтобы я смогла принять правильное решение?
Только что я могла ему дать? Разбитое сердце? Сердце, которое я пыталась склеить по кусочкам, как дорогую вазу, опасаясь даже дышать на неё, чтобы снова не разлетелась на осколки?
Я видела, как он смотрит на меня. В этих глазах плескалась надежда, как слабый огонек в непроглядной ночи. Надежда на то, что я скажу то, что он хочет услышать. Надежда на то, что я, наконец, выберу его.
Но одно я знала точно: ожидание не может длиться вечно. Рано или поздно наступит момент истины, когда придется сделать выбор. И от этого выбора будет зависеть наше будущее.
Он ни разу не дал мне повода усомниться в искренности своих слов. Но сомнения, грызущая боль от осознания, что я терзаю его своей холодностью, от невозможности ответить взаимностью на его чувство, словно каменная плита, давили на меня.
Сколько же времени потребуется израненной душе, чтобы вновь обрести целостность и ответить на чувства Фархата хотя бы из уважения к нему? Он заслуживает счастья. А я… разве я недостойна его?
— Фартах, не хочешь ли прогуляться? — предложила я, стараясь придать голосу непринужденность.
Он, не раздумывая, согласился, и мы направились к терпеливо ждущему верблюду.
— Зачем нам верблюд? — удивился он.
— Тебе-то, конечно, не составит труда пройти этот путь пешком, а мои силы уже не те. Я хочу показать тебе одно место.
Наш путь лежал к моему некогда величественному дворцу, где в тайнике хранились записи моего покойного мужа. Его размышления, наброски, плоды его ученых трудов.
Пришло время передать Фартаху эти записи. Они станут ему верными спутниками в его новом начинании: в налаживании дружеских связей с другими государствами, пока над нами не разразилась гроза войны.
Фартах с любопытством взирал на дорогу, сначала устланную сочной зеленью, а затем утопающую в золотистых песках. Он лишь придерживал узду, позволяя верблюду, повинуясь моей воле, уверенно двигаться вперед.
Вскоре на горизонте возникли развалины, словно гигантские камни, разбросанные неведомой силой. Но по мере приближения в них проступали очертания домов, искореженных временем и бурями, а среди них мой разрушенный дворец.
Он без слов посмотрел на меня, ища подтверждения в моих глазах. Я лишь едва заметно кивнула в ответ на его невысказанный вопрос.
Да, когда-то это был мой дворец.
Мы немного поплутали по лабиринтам залов, пока не оказались перед неприметной нишей. Стоило прикоснуться к стене, как камень подался, являя вход.
С замиранием сердца я наблюдала за его реакцией, предвкушая, какое впечатление произведет на него это зрелище. Увидеть гору золота, ослепительный каскад сокровищ… немногим дано остаться невозмутимыми перед таким богатством.
И я увидела это в его глазах: не алчный блеск, не восторг, но тень, скользнувшую по лицу. Легкая усмешка тронула его губы, он небрежно провел рукой по волосам и выдохнул:
— Вот это да… Похоже, у меня самая богатая жена во всем мире. Обычно Фархат, мужчина осыпает жену драгоценностями, а тут получается, что она содержит меня, — в его смехе прозвучала натянутая ирония, и я увидела в глубине его глаз затаенную грусть.
Не жадный огонь, вспыхнувший при виде золота и самоцветов, а мгла разочарования. Осознание того, что он, по сути, стал игрушкой, купленной за золото — вот что отразилось в его взгляде.
Сердце болезненно сжалось. Я не ожидала такой реакции. В моих планах было разделить с ним эту радость, укрепить нашу связь этим актом доверия, показать, что между нами нет секретов и материальных преград. Но вместо этого я невольно подчеркнула его зависимость, его "недостаточность".
В голове замелькали оправдания. Я же не хотела унизить! Я лишь хотела поделиться. Но слова застревали в горле, чувствуя их фальшь и неуместность. Любое объяснение сейчас прозвучало бы как попытка оправдать себя.
Я подошла к нему и взяла его руку в свою. Его ладонь была холодной и напряженной.
— Дело не в деньгах, — тихо произнесла я, глядя ему прямо в глаза.
— Дело в том, что я хотела разделить с тобой все, что у меня есть. Ты моя семья, моя опора. И я хочу, чтобы ты знал, что ты можешь на меня положиться.
Он молчал, продолжая осматривать сокровища. Золото, самоцветы, древние артефакты— все это казалось сейчас безжизненным и пустым на фоне его внутренней бури.
Я знала, что мне нужно время, чтобы исправить эту ошибку. Время и поступки, которые докажут, что мое уважение к нему не измеряется золотом. Что он ценен для меня не своими достижениями и статусом, а тем, кто он есть — мой муж.
Я почувствовала, как его рука слегка сжала мою в ответ, но это не принесло облегчения. Его глаза, обычно такие лучистые и полные жизни, сейчас были затуманены болью и непониманием.
В них отражалось не восхищение сокровищами, а лишь тень сомнения и уязвленного самолюбия.
Я отпустила его руку и сделала шаг назад, давая ему пространство. Ему нужно было время, чтобы переварить случившееся, чтобы прийти в себя.
Я могла лишь молча поддерживать его, показывая своим присутствием, что я рядом и готова разделить с ним любые чувства, даже самые болезненные. Я села на край ближайшего сундука, наблюдая за ним издалека, стараясь не нарушать его уединение.
Прошло, казалось, целая вечность, прежде чем он, наконец, оторвал взгляд от сокровищ и повернулся ко мне. В его глазах все еще была грусть, но в них промелькнуло и что-то еще: надежда, словно он боялся поверить в мои слова.
Он сделал несколько неуверенных шагов в мою сторону и остановился, словно боясь приблизиться слишком близко.
— Я… я не знаю, что сказать, — прошептал он, его голос дрожал. — Я никогда не чувствовал себя таким… бесполезным.
Я тут же поднялась и подошла к нему, обняв его крепко-крепко.
— Ты не бесполезен, — прошептала я в ответ, чувствуя, как его тело дрожит в моих объятиях.